Инна Бачинская - Убийца манекенов
– А что главное?
– Что-то другое. Не знаю.
– Понятно. Глубокая мысль. Спасибо тебе, Савелий. Да, еще вопрос. Как ты его видишь? Сколько ему лет, по-твоему?
– Ну… не знаю. Не старый еще.
– Почему ты так думаешь?
– Ну… необычное решение, максимализм какой-то…
– Да уж, необычное, – проворчал Федор. – Ты хочешь сказать, что удовольствие от процесса повешения манекена несоизмеримо с возможным наказанием, если его поймают? То есть ты хочешь сказать, что это бессмысленно и нет выгоды?
– Ну… да! Если бы просто хулиган… а то слишком сложно и опасно.
– Именно! Именно, Савелий. Я тоже так думаю. Значит, консенсус. А теперь послушай, как увидели его мои ребятишки: не особенно умен, молод, социально незрел, присутствует элемент игры, произошло нечто, после чего он слетел с нарезки. Обида. С этим я, пожалуй, могу согласиться, – заметил Федор. – Ладно, Савелий, спи дальше. А я пойду сварю себе кофе и буду думать. Спасибо, ты мне очень помог. Спокойной ночи.
– Ага… давай… – зевнул Савелий и отключился.
– Манекены как подручное средство! – произнес с удовольствием Федор. – Интересная мысль… Значит, педиофобия… ни при чем? Жаль, красивая версия и необычная.
Он встал из-за стола, с трудом разогнул занемевшие члены и отправился варить кофе.
Спустя полчаса он принес из кухни тарелку с бутербродами и большую керамическую кружку с кофе. Поставил на стол и произнес громко:
– А теперь вернемся к нашим баранам. Какая там очередная версия?
Номер три. Сексуальный маньяк. Потому что вешает только женщин. Раз. Таскает с собой шарф. Два. По какому принципу выбирает жертву? Скорее место, а не жертву. Поглуше. Где нет толпы. Почему именно манекен, а не живую? Трусоват, слаб, не уверен в своих силах. Боится. Одинок. Рано или поздно примется за живых.
– Типун тебе на язык! – в сердцах сказал Федор, жуя бутерброд. Такая мысль уже приходила ему в голову. – Сексуальный маньяк? Вряд ли… не похоже. А на что похоже? А ни на что!
Номер четыре. Вешает на спор. Или проиграл в карты. На желание. Просто дурак.
– Вполне вероятно. Принимается. Но если бы все было так просто! Хорошо бы.
На этом обычные версии закончились. («Негусто», – пробормотал Федор.) Дальше пошла экзотика. Номера пять, шесть и так дальше.
Сомнамбула. Лунатик. Ходит во сне. Вешает манекены, а потом ничего не помнит.
Социопат с тягой к убийству. Его тянет убивать, но он нашел паллиатив – манекены! Держится изо всех сил.
Федор хмыкнул – а что? Неплохо. Что-то в этом есть. Паллиатив. Плацебо. Пустышка. Но шарфы, увы, не вписываются. Шарфы – это заранее обдуманное намерение.
НЛП. Во как! Ни больше ни меньше. Нейролингвистическое программирование. Некто ставит опыты. Убийца манекенов – жертва, а не преступник. Голос, звучащий в голове, заставляет его совершать преступления. Или включаться на определенные раздражители – слова и зрелища. Например, «манекен» и «витрина».
– Не иначе, маленькие зеленые человечки из неопознанных летающих объектов, – пробормотал Федор.
В общем, социоробот уже виделся ему. Получился он слегка ущербный и плоский, но вполне претендующий на жизнь.
Из нашего города. Социально незрелый. Не старый. Максималист. Обиженный. Оскорбленный. Вряд ли умен. Не интеллектуал. Слетел с катушек после события, которое произошло сравнительно недавно. Мститель. (Неясно, за что и кому.) Женоненавистник? (Под вопросом.) Сексуальный маньяк? (Под большим вопросом.) К непонятным моментам относятся шарфы. Зачем? Можно было обойтись веревкой. Странное эстетство. И зачем именно вешать?
И что? А ничего. Топтание на месте.
Последнее эссе. Федор потянулся и зевнул. Ныли спина и шея. Часы показывали четыре утра.
– Еще одно последнее сказанье, и рукопись закончена моя! – продекламировал Федор и взял последний листок.
«Убийца манекенов – женщина!» – начиналось эссе. Федор вздрогнул и проснулся.
«Некрасивая, неинтересная, робкая женщина. Одинокая. Нелюбимая. Над ней все смеются. У нее нет любимого человека. Она мстит красоткам без души и сердца, а манекен символ таких красоток. Кукла. Это ее способ выразить протест против несправедливости мира и природы. У нее хороший вкус, она намечает жертву заранее и подбирает шарф в тон ее одежде».
«Однако!» – подумал ошеломленный Федор. Перевернул листок, хотя догадывался, кто автор. Катя Клычко, большая толстая девушка со второго курса. Молчаливая, спокойная, всегда одна, всегда в сторонке.
– Ах ты, бедняга! – воскликнул Федор. – А я тоже хорош, педагог! Неужели тебе так плохо? Придется провести беседу о ценности всякой человеческой личности, невзирая на скромные внешние данные.
«Но что-то в этом есть… насчет шарфов в тон платью… что-то есть… Очень по-женски. По-женски? Женщина? – Он задумался. – Нет! Все во мне протестует против такого расклада. Но… неужели все-таки? Вряд ли… попробуй-ка выбей витринное стекло! Хотя крупная женщина, пожалуй, смогла бы…
Да и с местью что-то не так! Не знаю! Не чувствую. Если мстят и выбирают тех, кто похож на обидчицу… Вот если бы ей разбили лицо, или заляпали краской, или выдрали волосы, я поверил бы, а тут просто повесили. Или вывесили. Привлекли к ней внимание. Эксгибиционизм какой-то, честное слово!
Савелий сказал, что манекены не главное? Или что-то в этом роде… – вспомнил он. И не в них дело… Дело не в манекенах… не в манекенах… а в чем же… в чем же тогда?»
Федор уставился на темное окно. Что-то брезжило в подсознании, какая-то мысль рождалась в муках и торила путь наружу. Эксгибиционист… Выставляет на обозрение зачем-то! Вот-вот… сейчас… Шарфы!
– Черт! – вскричал вдруг Федор, вскакивая. – Неужели?!
Он с силой потер лицо ладонями. Посмотрел на часы. Половина пятого. Ложиться спать поздно, начинать действовать – рано. Значит, холодный душ, опять кофе, сесть и думать!
Полный азарта, он вытащил из стопки чистый лист, взял карандаш и сказал, обращаясь к воображаемому преступнику:
– А теперь, господин убийца манекенов, пожалуйте-ка в ловушку! Сейчас мы вас загоним в некую пространственно-временную схему и вычислим! Чисто умозрительно, как и полагается всякому уважающему себя философу-детективу. Или детективу-философу. Точка.
Глава 24
Заговор
Вечером Савелий Зотов и Федор Алексеев сидели в баре «Тутси». Ждали Колю Астахова. Федор был странно задумчив. Савелий с трудом удерживал зевки. Последнее время он плохо спал. Его одолевали всякие мысли о жизни и его в ней месте. Насчет посадить дерево, построить дом… и тому подобное. Он взглянул на свежего Федора, который тоже не спит по ночам, весь в философских раздумьях, и вздохнул. С Феди бессонная ночь как с гуся вода, а он, Савелий, если не выспится, голова совсем не варит и настроение… тоже поганое.
Федор молчал, время от времени испытующе взглядывал на Савелия, и тот, не выдержав, спросил наконец:
– Что?
– Дело есть, Савелий.
– Дело? – удивился тот. – Какое дело?
– Важное. Важное и опасное. Требуется полная тайна. Обсудим, пока нет старшего лейтенанта.
– Опасное?
– Очень. Ствол есть?
Простодушный Савелий не всегда догонял шуточки Федора, зачастую они проскакивали мимо него.
– Какой ствол?
– Пистолет. Или винтовка. У тебя, Савелий, есть винтовка?
– У меня? – испугался Зотов. – Нет! Я и стрелять не умею.
– Плохо. Ладно, тогда я возьму.
И снова Савелий ничего не понял. Он видел, что Федор, обычно спокойный и выдержанный, возбужден, явно нервничает, и за версту видно, что мыслями он далеко. Он напомнил Савелию приготовившегося к драке кота – подрагивают кончики ушей и хвост, и от шерсти отскакивают голубые искры.
– Что случилось, Федя? – сделал он новый заход.
– Запомни этот день, Савелий, – торжественно произнес Алексеев. – Сегодня мы с тобой поставим точку в деле об убийце манекенов.
– Поставим… Как точку? Ты что, вычислил его? – Савелий недоверчиво смотрел на друга.
– Я его вычислил, Савелий. И мы возьмем его сегодня ночью.
Зотов обалдел окончательно.
– А… а… Коля знает? – выдавил он из себя.
– А надо?
– Но, Федя, как же без Коли?
– Знаешь, Савелий, что я подумал… – Федор смотрел на него очень серьезно и немного печально. – Мы возьмем его без шума и пыли, без сирен, автоматов, перестрелок и мигалок. Насчет ствола я пошутил. Это во-первых. А во-вторых, Николай нам все равно не поверит. Ты же знаешь, он скептик, он в принципе никому не верит. Только издеваться будет. А в – третьих, Савелий… тут еще такое соображение. А если мы промажем? Я уверен на девяносто девять процентов, но вдруг, как назло, вмешается непредвиденный случай? Убийца сломает ногу, попадет под машину или забудет дома орудие взлома, а возвращаться не захочет? Знаешь, какие они суеверные, эти преступники? Представляешь, что скажет старлей? Я даже пытаться не буду…
