Алисия Хименес Бартлетт - А собаку я возьму себе
Мы с Гарсоном разглядывали отвратительный шрам.
– Больно вам было? – спросила я.
Он посмотрел на меня с гордостью бойца-ветерана.
– Вас никогда не кусала собака?
Я зачарованно покачала головой.
– При укусе собаки возникает особая, удивительная боль, такая глубокая, словно она дошла до твоих внутренностей.
Я подумала о не изведанных мной страданиях при родах. Затем перевела взгляд на классических доберманов, которые нервно переминались в клетках, обеспокоенные нашим присутствием.
– Почему вы ничего не расскажете нам о случившихся у вас кражах, сеньор Молинер?
То, что он нам рассказал, не сильно отличалось от того, что мы уже слышали. Целью злоумышленников были молодые кобели – один, от силы два. Исполнитель – человек, разбирающийся в собаках. Ни следов, ни улик воры не оставили. Единственное, что можно было с уверенностью сказать, это то, что они перелезли через забор, потому что в одном месте он немного наклонился.
– Для чего, вы думаете, им понадобились ваши собаки?
– Этот же вопрос я задаю себе сам. Если для продажи, то логичнее было бы взять щенка или даже суку – на развод.
– Видимо, у похитителей был клиент, заранее сделавший им определенный заказ.
– Возможно.
– Как, по-вашему, они переправляли собак через ограду?
– Брали их на руки и перебрасывали на другую сторону. Высота здесь не такая, чтобы они поранились.
– Думаете, для осуществления всей этой операции двух человек хватило бы?
– Вероятно. Не исключено, что это малолетние хулиганы так забавлялись.
– Как вы тогда объясните, что и у других ваших коллег произошли аналогичные кражи?
– Наверное, мода такая.
– Пусть ваших собак специально не дрессировали, но все же: они могли бы напасть на похитителей?
– Нет, вряд ли. Если только у них не попытались бы отнять щенка или что-то в этом роде.
Он просунул руку сквозь прутья и погладил собаку по голове.
– Погладьте ее, инспектор! Убедитесь, что она не такая уж злая.
Я протянула руку и несколько раз провела пальцами между ушами собаки. Она приветливо высунула язык и лизнула меня. Я улыбнулась. Потом вынула из сумки фотографию Лусены и показала Молинеру.
– Знаете его?
– Нет. А что с ним стряслось?
– На него напали… но не собаки.
– Если бы собаки, он бы куда хуже выглядел.
– Его звали Игнасио Лусена Пастор. Вы уверены, что этот человек никогда не оказывал вам никаких услуг в прошлом?
– Вроде бы нет, но я могу еще посмотреть в архивах. Подождите минутку.
Он пошел к своей конторе. Гарсон лукаво усмехнулся:
– Рискнете погладить собаку сейчас, когда хозяина нет рядом?
Иногда он напоминал мне вредного мальчишку, уличного коновода и задиру. Я сунула в клетку всю руку целиком и снова погладила добермана, благодарно завилявшего в ответ хвостиком.
– Вы довольны?
За спиной раздался голос Молинера:
– Уступлю вам его по сходной цене! Для полицейского это идеальный защитник.
– Спасибо, но у меня уже есть собака.
– Охранная?
– Скорее, она сама нуждается в охране. Я предпочитаю таких.
– О вкусах не спорят…
Как только я вернулась в тот вечер домой, зазвонил телефон. Это был Хуан Монтуриоль. Он хотел поговорить со мной. Я прижала трубку подбородком и, пока разговаривала, сбрасывала с себя одежду, мечтая поскорее очутиться под душем.
– Петра, хочу задать тебе один вопрос. Тебя все устраивает в теперешнем положении вещей?
– Не понимаю тебя.
– Я имею в виду нашу дружбу, отношения или как там, к черту, это называется.
Очевидно, у него был тяжелый день.
– Ну, если ты не имеешь в виду ничего конкретного… то меня все устраивает.
– Петра, мы видимся с тобой время от времени, бываем на вечеринках у твоего коллеги, иногда занимаемся любовью… Да, внешне все выглядит как надо. Но все дело в том, что это неправильно.
Очевидно, его укусила собака.
– Что неправильно?
– Люди, нормальные люди, разговаривают друг с другом, рассказывают о своих чувствах, звонят по телефону, беседуют о жизни.
– К сожалению, моя работа…
– Да знаю я, что у тебя трудная работа, но телефоном-то можно воспользоваться.
– Ничего особенного я бы тебе не сообщила.
– Это-то и плохо.
Я начала терять терпение.
– Хуан, мы уже обсуждали эту тему и вроде бы пришли к согласию. Брак – довольно скучная штука…
– Кроме венчания в белом под сводами церкви, с одной стороны, и случайного траханья – с другой, существует масса иных возможностей. Ты не задумывалась над этим?
– Какую же выбрал ты?
– Ты права, никакую. Бесполезно объяснять что-либо тому, кто не желает понимать.
Он повесил трубку, и я в недоумении осталась стоять в чем мать родила посреди разбросанной одежды. Из-за чего весь сыр-бор, неужели из-за того, что я ему давно не звонила? Но разве мы оговаривали определенное число звонков? И какое это имеет значение? Нет, я предположила, что дело тут в другом, просто ему были невыносимы отношения, которые не выливались ни во что знакомое. Какая жалость, вероятно, теперь мы перестанем встречаться, не будем больше заниматься любовью. Я буду скучать по его красивому телу. Да, жаль, но это еще не конец света. Согласна, я не рассказывала ему о своих чувствах, но как бы я об этом рассказала? Мужчины страшно не любят, когда восторгаются их красотой, это им как нож острый. А тут еще и наше расследование. Тебя не занимают ветеринарные дела, но вполне могут увлечь дела полицейские. А, все равно! Любовные проблемы подождут, а душ – нет. Слишком устала я, чтобы сейчас думать.
На следующее утро Гарсон поджидал меня в машине, припаркованной напротив моего дома, чтобы отправиться на очередную загородную экскурсию, для которой у нас не хватало разве что корзинки с провизией. Не прошло и двух минут, как я села рядом с ним, а он уже заметил, что я не в духе.
– Вы все еще сердитесь на меня?
– Сержусь на вас?
– Ну да, из-за того, что я донжуан и все такое прочее.
– Я обещала вам, что больше не буду вмешиваться в ваши дела.
– Не волнуйтесь, скоро проблема будет решена, ручаюсь.
Любовные проблемы коварно подстерегали со всех сторон. Я сделала вид, что не расслышала.
– Каков наш маршрут сегодня?
– Поедем в сторону Руби, там находится питомник стаффордширских терьеров.
– Собаки-убийцы, о которых рассказывала Валентина?
– Точно! Владельца зовут Аугусто Рибас Соле. Проверим, нашелся ли смельчак, сумевший похитить одну из этих кровожадных бестий.
Я притворилась, что заснула, чтобы Гарсон больше не приставал со своими любовными делами. Мне и собственных хватало. Свою роль я исполнила до того здорово, что очень скоро и в самом деле заснула. А проснулась, когда машина остановилась. И увидела, что мы попали в весьма пустынную местность, перед нами возвышался довольно внушительный забор. Раздвижная дверь была единственной связью с внешним миром. Мы прочли объявление: «Осторожно, собаки. Звонить». Красная стрелка указывала на звонок.
– Вы готовы к настоящей игре, инспектор?
Зловредный Гарсон использовал скептический тон всякий раз, как речь заходила о расследовании. Мы нажали на звонок. К нашему удивлению, дружного лая за этим не последовало. И никто не вышел, чтобы открыть нам дверь. Мы снова позвонили, и опять безрезультатно.
– Вы уверены, что этот питомник открыт для посетителей?
– Он фигурирует в списке.
– Не похоже, что там кто-нибудь есть. Позвоните-ка еще раз.
Гарсон долго жал на кнопку, и снова на резкий звонок никто не отозвался.
– Забрались в такую даль, и на тебе! – раздраженно заметил он.
Я взялась за щеколду и потянула раздвижную дверь в сторону. Она сразу подалась, оставив достаточное пространство для прохода.
– Зайдем? – предложила я.
– Сначала покричим.
Мы переступили порог и увидели перед собой обширный двор, в центре которого росло несколько шелковиц.
– Тут есть кто-нибудь? – крикнул Гарсон.
Словно в ответ на его вопрос в нескольких шагах от нас, откуда ни возьмись, возникла загадочная собака. Она не лаяла, не двигалась с места и только сверлила нас глазами. Небольшая, сильная, коренастая, она напоминала булыжник. Грозный стаффордшир. Его сверкающие глаза оказывали парализующее действие. Я услышала шепот Гарсона:
– Где ваше табельное оружие?
– В сумке, – еле слышно ответила я.
– Не вздумайте только доставать его. Никаких движений!
– А ваше где?
– В пиджаке, а пиджак остался в машине.
– Дьявол!
Стоило мне произнести последнее слово чуть громче, как собака зарычала. Это было глухое, низкое рычанье, исходившее непосредственно из железной груди.
– Я боюсь, Фермин.
– Не волнуйтесь. Не делайте только резких движений, оставайтесь на месте и не говорите громко.
