Евгений Сухов - Я подарю тебе «общак»
– Дрянь, – прокомментировал Лапа и залпом осушил кружку с чаем.
– Очень даже популярная вещица, – возразила Эльвира, появляясь в дверях кухни, – ты просто в музыке ничего не понимаешь. Тебе бы только на гитаре тренькать.
– Да ладно, – протянул Лапа и в следующую секунду оказался рядом с ней. Рванул пояс халата. Она стала сопротивляться:
– Нет, не сейчас.
– Что значит нет! – возмутился Лапа, покрывая ее шею и грудь поцелуями.
– Ну, не надо, – пробормотала Эльвира с полузакрытыми глазами. Сопротивление ее ослабло, а затем и вовсе прекратилось. Они вновь оказались в постели.
– А можно я буду сверху, – попросила она у него.
– Да пожалуйста, – ухмыльнулся Лапа и закинул руки за голову, предоставляя ей полную свободу. Потом он заметил, что девушка действует как на автомате. Тело было здесь, а мысли где-то далеко. Из задумчивости ее вывел визгнувший патефон, песня закончилась. Она соскочила с кровати и бросилась к патефону:
– Я сейчас переставлю.
– Какого хрена! – с тоской воскликнул Лапа. – Тебя патефон, что ли, больше возбуждает, чем я?
Ответить она не успела – в комнату ворвались вооруженные люди в штатском. Командир опергруппы схватил обнаженную Эльвиру за горло, притянул к себе, прикрываясь, и навел на «медвежатника» револьвер:
– Сергей Ипатьевич Лапин, вы арестованы! Не двигаться! – И добавил насмешливо: – Эй, руку от стула убери, я ведь не промахнусь!
Лапа послушно убрал руку. Если бы не Эльвира, он бы успел выхватить оружие и уложить всех троих или перевернуть кровать, защититься от пуль и выскочить в окно. Но, к несчастью, девке взбрело в голову переставить пластинку, и теперь она стояла на линии огня.
Лапа поднял руки, демонстрируя отсутствие оружия, а сам подумал, как так вышло, что он не услышал щелчка замка входной двери, не через стену же они просочились.
– Вставай, одевайся! – рявкнул на него один из энкавэдэшников, размахивая перед лицом стволом.
– Уже одеваюсь, – спокойно ответил Лапа.
В его голове тем временем складывался план побега. Было ясно, что он был нужен им живым, иначе парни не теряли бы времени, а сразу расстреляли его с порога. Видно, в НКВД хотели знать, куда он дел деньги Госбанка. Это было ему на руку. Лапа быстро оделся под пристальными взглядами чекистов. Один из них взял его пистолет со стула и заткнул себе за пояс. Эльвире тоже позволили одеться, но командир группы постоянно старался держать ее перед собой как живой щит. Он подозревал, что Лапа может что-нибудь выкинуть, поэтому не расслаблялся ни на минуту и приказал сковать руки «медвежатника» наручниками. Лапа не сопротивлялся. Подумаешь, большое дело!
– Давай на выход. – Ему указали стволом пистолета на дверь, прикрыли наручники пиджаком, чтобы не шокировать обывателей на улице, и Лапа пошел вперед.
На лестничной клетке дежурили еще двое сотрудников НКВД. Оказавшись на середине лестницы, Лапа начал действовать. Открытые наручники упали к его ногам. Он швырнул пиджак в лицо провожатому, неожиданно для чекистов уклонился от пули шедшего сверху, схватил его, сломал руку, точно сухую тростинку, и пихнул на остальных вверх, используя как живой таран. Затем поднял и швырнул на чекистов, стоявших у двери и готовившихся выстрелить. Затем треснул одного нападавшего кулаком в висок, выхватил у него пистолет, второго впечатал в стену с такой силой, что тот отключился и сполз на ступеньки безвольной куклой, оставляя на стене кровавый след. Командир опергруппы, шедший позади всех, успел втащить Эльвиру обратно в квартиру и открыл огонь из табельного оружия. Лапа, для острастки, выстрелил в ответ, чтобы он не высовывался, а сам тут же прыгнул вниз на копошившихся в темноте чекистов. Кто-то из них успел выстрелить, и пуля прошла совсем рядом. Лапа врезал ногой наугад и услышал приглушенный стон. Другого он оглушил ударом рукоятки пистолета, отпихнул цеплявшиеся за ногу руки и выскочил из подъезда на улицу. Однако радоваться было рано. Двое сотрудников НКВД, дежуривших снаружи, теперь целились ему в лицо из револьверов. По их лицам Лапа понял, что парни настолько напуганы, что уже забыли приказ взять его живым. Одно неловкое движение, и он труп. Разум упорно искал выхода. Лапа замер, решая, что делать. И вдруг мир в его глазах покачнулся. В голове будто произошло небольшое землетрясение. Потеряв точку опоры, он упал вперед на руки, и пистолет отлетел в сторону, позвякивая по булыжникам мостовой. В глазах все кружилось, но он заставил себя удержаться и обернулся.
– Пацанчик, а у тебя крепкий череп, – поигрывая кистенем, ухмыльнулась ему дебелая круглолицая девица в фуражке с красным околышем. В глаза бросились кожаный френч, темно-синяя гимнастерка, хромовые сапоги из кожи отличной выделки, подогнанные по ноге. В красной петлице на воротнике – два ромба, как у помощника начальника регионального особого отдела.
Лапа держался изо всех сил, чтобы не потерять сознание, но сопротивления больше оказать не мог. Его схватили, попинали, заковали в наручники и затолкали в зеленый крытый грузовик, в узкую зарешеченную клетушку, в которой нельзя было даже развернуться. В соседнюю клетушку запихнули бледную Эльвиру. Охранник закрыл замок и сел на лавку возле стены с пистолетом наготове. Дверь снаружи заперли. «Воронок» взвыл двигателем и сорвался с места. Не было сомнений, что их везли в казематы ОГПУ, расположенные в центре города. Лапа не слышал, чтобы оттуда кому-нибудь удалось бежать, и на него серой волной накатило уныние.
10. Наши дни
Захар Петрович Антонов подъехал к кафе «Две пальмы» в половине двенадцатого. Из припаркованной на стоянке черной «десятки» ему навстречу вышел Баранов. Антонов поздоровался с оперативником и поинтересовался:
– Что, объект на месте?
– Изволит обедать, – скривившись, ответил Баранов. – Как меня достал этот вор! Может, прижать его как следует, вытрясти всю душу? У меня просто руки чешутся!
– Спокойно, будем действовать по закону, никуда он не денется, – произнес следователь.
– А жаль, Петрович, – вздохнул Баранов, сжимая и разжимая пудовые кулачища, – я бы с радостью за него взялся. Все планы из-за него к чертям летят. Не ровен час, какую-нибудь комиссию из Москвы пришлют. Шутка ли, столько народу накрошили там на пустыре. Я видел, уже и в федеральных новостях мы засветились.
– Я думаю, мы решим все наши проблемы, – уверенно произнес Антонов и похлопал оперативника по плечу: – Спасибо, что помог, езжай теперь в больницу, проверь, не очнулся ли там наш французский подранок, а сюда пришли группу наружного наблюдения, пусть сядут Тихому на хвост. А я пойду сейчас, поговорю с ним. Посмотрим, удастся ли заставить его дергаться. Нам надо, чтобы он совершил одну-единственную ошибку.
– Поглядим, как карта ляжет, – буркнул Баранов, доставая из машины рацию.
Стоянка была вся забита, и Антонов решил оставить наружке место Баранова, а сам отогнал машину за угол и поставил на площадке у служебного входа кафе, где висел строгий запрещающий знак «Только для служебного автотранспорта». Выбравшись из машины, он вошел в здание через служебный вход и кухню и оказался в зале, не встретив никакого противодействия со стороны персонала.
Тихий сидел за уединенным столиком в дальнем углу, отгороженном от всего остального пространства деревянной перегородкой, увитой искусственными лианами. У входа в приватную зону стояли двое телохранителей. Парни были новыми, Антонов никогда раньше их не видел.
– Вам сюда нельзя, – преградил дорогу следователю один из них.
– Можно, – спокойно возразил Антонов и показал свое удостоверение.
– Эй, парни, пропустите его, – приказал Кано, услышавший голос следователя из-за ширмы.
Мордовороты посторонились. Антонов приблизился к столу и сразу натолкнулся на насмешливый взгляд вора в законе:
– Ба, какие люди снизошли до нас! Что такое, Захар Петрович, у вас опять какие-то проблемы?
– Нет, проблемы как раз у тебя, Эдик, – огрызнулся Антонов и без приглашения подсел к авторитету. – Что, нашел в статуэтке то, что искал, или нет? Я про сокровище.
Лицо Тихого моментально сделалось серьезным. Он замолчал, изучая глазами следователя.
– Может, поговорим без свидетелей? – предложил Антонов. – Отошли своих головорезов, пусть прогуляются, подышат воздухом.
– Можно и поговорить, – напряженно согласился Кано. Затем крикнул телохранителям: – Эй, парни, идите, проверьте обстановку снаружи и машину. Я сейчас домой поеду.
Наблюдая, как уходят «быки» Тихого, Антонов начал:
– Итак, Эдуард, что будем делать? Из-за этой статуэтки куча народа полегла. У меня имеются и свидетели, и доказательства, что именно ты организовал бойню у «Металлоторга». В морге лежат тела твоих парней. Есть даже запись с камеры наблюдения, как вы друг друга «мочили». Из Москвы сюда уже мчится десант больших шишек из Генеральной прокуратуры. Наверху жаждут крови. Думаю, на этот раз твои высокие покровители тебе не помогут…
