Лариса Соболева - Та, которой не должно быть…
– Я убью его! – процедила Жанна.
– Не надо. – Володя не отпускал ее, лишь переместил руки на талию, сцепив пальцы в замок. – Хочешь сигаретку?
– Нет! – огрызнулась она. – Я хочу прикончить этого дэва!
– В тюрьму сядешь, – предупредил Сашка, погрозив пальцем. – А в мои планы это пока не входит, я справедливости хочу.
Пикировка продолжалась бы, если б Володя не вклинился:
– Сашка, у тебя мотив тоже не хилый.
– Н-да? Какой же?
– Месть. Нине, Эдгару, а остальные под горячую руку попались. Ты и за Эдгаром следил, чтобы он больше никогда ничего не вспомнил, так?
Сашка не обиделся. Собственно, главную обиду он пережил, когда Нина ушла к Эдгару, люди с больным самолюбием, влюбленные до одури, переживают факт измены невероятно сильно. А некоторые в прямом смысле заболевают и в состоянии агонии способны натворить столько «чудес», что после сами себе удивляются. В то же время на мелкие уколы они не могут реагировать пассивно, не могут в силу склада характера, но Сашка научился держаться. Он выпил простой воды и убедительно рассказал истинную причину:
– Не так давно я случайно увидел машину Эдгара, он остановился у пешеходного перехода и не заметил меня. Рядом с ним сидела Лариса. И что-то между ними затесалось… это трудно описать, но определенные мысли на сей счет формируются сами по себе. Мне стало интересно, какая между ними связь.
– Ты лезешь в чужую жизнь, тебе не кажется? – сказал Володя.
– Не кажется. Лариса манипулятор, не могу же я отдать нашего Виталика в лапы коварной рыси.
– Вашего, – подчеркнула Жанна, – Виталика. Когда только работаешь, сыщик ты наш?
– А я отпуск взял за свой счет. И вдруг гляжу, за соседними кустами Жанна крадется. Думаю, чего ей здесь надо? На этом дело не кончилось, смотрю, и за Жанной следит тип! Что такое, думаю, откуда он и кто? Я выбрал удобный пункт наблюдения – на дереве и стал следить за обоими. Так мы и встретились.
Кашуба вошел тихо, его никто не заметил, а он не перебивал, внимательно слушал этих странноватых людей. Несмотря на ночное приключение и его последствия (голова ведь гудела и грозила отделиться от тела без гильотины), ребята вызывали у него симпатию. Видно же: образованные, умные, воспитанные, но между ними нет взаимопонимания, зато есть общая больная тема. Как только возникла пауза, он взмолился:
– Ребята… отпустите… Жена к другому уйдет.
Володя сжалился, ему-то, как никому, знакомы страхи детектива, он втянул его в неприятности, следовательно, виноват перед ним:
– Сашка, пусть идет. Слышал – жена бросит.
– Переживет, – задумчиво произнес тот. – Сначала пусть поможет нам. Зря ты, что ли, бабки ему платил? По большому счету Жанну-то он прозевал.
– Я свое отработал головой буквально, – возразил Кашуба.
Сашка остался непреклонен:
– Я тоже, когда тебя бил, думал, рядом от инфаркта упаду, так что не надо давить на жалость. Лучше скажи, как нам пробраться в дом и найти одну вещицу?
– Ограбление планируете? – фыркнул Лев.
– Мы на эту вещь посмотрим, после назад положим. Ты же детектив, должен уметь пролезать в замочную скважину.
Володя понял, что сейчас переговоры зайдут в тупик, ведь Сашка не догадался простимулировать детектива, поэтому предложил:
– Мы заплатим.
– Ладно, я подумаю, – вызывающе сказал Кашуба.
– Надо же когда-то поставить точку в нашей беспросветной истории.
Фразу произнес Сашка устало, будто только что разгрузил пару вагонов, потому не имел сил ни на что. А через пару секунд он вскинулся и предложил обсудить план взятия загородного дома в отсутствие Эдгара.
* * *– Глупо, – резюмировал Заваров. – Алла, ты такая мнительная?
Удалив из кухни Федьку с Майкой, он пытался первый конфликт с женой решить в свою пользу и бесился, потому что она упрямо просила отменить поездку. Собственно, в конфликтном состоянии находился он, Алла, сидя за столом и болтая ложечкой в чашке с чаем, была тиха, тем не менее тверда, как наковальня. Заваров не из тех, кто на поклон ходит, но, лишившись сразу дочери и жены, ощутил пустоту. Он проектировал будущее с размахом архитектора, больного гигантоманией, а потому что любит, когда всего много: денег – много, прислуги – много, пространства – много. И нематериальных ценностей должно быть много – преданности, любви, почитания. По отношению к нему, конечно, а он платил бы щедростью. Вот такая идиллическая картинка в жанре мелодрамы ему грезилась, ведь, по сути, Геннадий Вадимович внутри нежен, как мимоза, мягок, как воск, и сентиментален, как старая дева. Но Алла позавчера взяла и уехала к сыну (которому не нашлось места в идиллии Заварова), испугавшись какого-то придурка! Геннадий Вадимович звонил и требовал вернуться, она – ни в какую! И вот он здесь, фактически у ног жены на коленях, хотя задом сидит на стуле. Он перебрал все варианты – ни один ее не устроил!
– Ты не знаешь, Гена, – произнесла Алла тихо, чтобы даже тоном не злить новоявленного мужа, он и так превзошел себя, став воплощением добра и сердечности. – Пропал Рома, друг твоей Майки и моего Федьки.
– Как пропал? – стух Заваров.
– Отец Ромы звонил сыну… Мне страшно. Если ты считаешь это мнительностью, то, наверное, я – да, мнительная.
– Ладно, давай заберем с собой Майку и Федьку на острова, – сдался он, правда, жена об этом не просила, но Заваров догадался. – Я сейчас позвоню…
– У Федьки нет загранпаспорта.
– Нет? Как это – нет? Почему – нет?
– Он не ездил за границу. Я только собиралась заказать…
– Безобра… – развел он руками. – Что же мы теперь должны остаться в этом сером городе?
– Видимо, да.
Что сказал бы Заваров на категоричный отказ, неизвестно, он умеет давить, заставлять, угрожать и подчинять. Но на кухню ворвался Федька, за ним прибежала Майка, сын с трудом, волнуясь и путаясь, выговорил совершенно чудовищную новость:
– Ма… Ромка… Звонил отец, сказал, нашли… Рома нашли… Ма, его, как Гарика… в мусорном баке…
– Гарика убил какой-то тип в разрушенном доме во время игры, – занялась подсчетами Алла, на глазах бледнея. – Некий тип пробрался в твой дом, Гена, и напугал Майку… Теперь Рома? То есть все ребята из вашей компании?
– Ну да… – пожимал плечами Федька, не понимая ничего. К сожалению, он в отца, массу мозга ему заменяют бицепсы. – Может, тип этот еще кого пришил в городе, а мы не знаем?
Все-таки есть оно: предчувствие. Впрочем, Алла мать, этим все сказано. За тысячу километров она чувствовала, когда Федька болел, мало того, это необъяснимо, но она знала, чем болел. Однажды в Турции приснилось: бегает сын по полю голеньким, смеется, а с неба снег падает на Федьку, и куда снежинка упала, там пятнышко остается. Алла проснулась и перебирала в уме: «Краснуха, корь, ветрянка… Ветрянка!» И точно, у сына была ветрянка. А сейчас? Она ощутила враждебность, будто зловещие тени хороводы водят вокруг нее с Федькой и подбираются ближе, ближе… А стоит прилечь, вместо снов чернота снится, в той черноте бездонной Алла будто бы летит или падает… Нет, она просто мать, только поэтому осознала: смертельная угроза близко.
* * *Нина не вернулась ни на следующее утро, ни через день. Пока Эдгар искал ее, она без него побывала в загородном доме – ключ он кладет в тайник, который показала хозяйка, Нина место знает и ключ вернула. Ее черное кружевное платье валялось на кресле, а кое-какая одежда Эдгара исчезла. Для кого, спрашивается, она забрала? И ни записки, ни намека, куда ушла.
Ревность… Это не простое слово, оно имеет силу тысячи богатырей и способно раздавить, сломать. Оно как соляная кислота и яд, так как реально разъедает и отравляет душу, не оставляя там и уголка для света. Эдгар постепенно погружался во тьму ревности, которая особенно остро переживается в одиночестве, и одновременно сопротивлялся ей. Когда он лежал на диване, распластанный по нему, как раздавленная на дороге кошка, дверь, словно по мановению волшебной палочки, отворилась… Эдгар сел, ожидая, что сейчас войдет Нина, ну и устроит же он ей взбучку, она надолго запомнит, или пусть выметается отсюда навсегда.
– Привет, – сказала, улыбаясь, не Нина.
– Ты? – опешил он.
И разочаровался. И растерялся. Эдгар не готов был увидеть здесь не то что Ларису, а и ближайших друзей, он о них позабыл в этой кутерьме со второй Ниной. Однако долг вежливости требовал предоставить гостье стул, предложить чаю-кофе с конфетами, только затем он поинтересовался:
– Чем обязан?
– В связи с новыми обстоятельствами наш шеф достал с полки дачное дело и хочет переговорить с тобой.
– Я же давал показания.
– Шеф предпочитает теперь опросить лично. Жанна сегодня утром была у него, теперь тебе предстоит…
Лариса пригубила чашку с чаем, медленно облизнула нижнюю губу, оставив рот приоткрытым. Эдгар ждал, что она еще скажет, а гостья, похоже, задумалась или замерла в нерешительности. К сожалению, глаза Ларисы были опущены, по ним он бы разгадал ее цели и задачи, а пока довольствовался догадками и задал следующий вопрос:
