Валерия Вербинина - Ветреное сердце Femme Fatale
– А может быть, удастся что-нибудь по счету установить? – робко предположил Антоша. – Помните, где устрицы и шампанское?
Амалия покачала головой и придвинула к себе лист бумаги.
– Нет, – сказала она, переписывая на листок те буквы с метки, которые не стерлись и еще читались. – Там нет ни города, ни названия гостиницы. А с простынь все метки спороты. Еще у нас есть… то есть была фальшивая ассигнация. Да уж, немного, надо сказать…
– А газеты? – оживился Антоша. – Вдруг где-нибудь полиция уже обнаружила убийство и ведет дело? Если ваш дядя нашел руку и ногу, может, кто другой уже нашел остальное?
По мысли Амалии, два тела разрезали на части как раз не для того, чтобы их кто-то нашел, а с точностью до наоборот. Но в конце концов, если убийца допустил ошибку и перепутал свой чемодан с чемоданом Казимира, почему он не мог ошибиться еще раз? Она взяла кипу газет, которые купила у Федота Федотыча, и поделила ее на две части: для себя и своего собеседника.
– А если их только недавно нашли? – встрепенулся Антоша. – Надо бы и свежие номера посмотреть…
Амалия вызвала Дмитрия и велела ему купить в городе все свежие газеты, а заодно справиться на почте, не было ли для нее каких писем. В ожидании, пока Дмитрий вернется, хозяйка Синей долины и ее помощник стали просматривать старые выпуски.
Там было все что угодно: злободневные политические статьи, объявления о найме прислуги, стихи, фельетоны, сообщения о пропавших собаках, об утопленниках, о подкидышах, о покушениях на самоубийство; реклама парфюмерной продукции господина Брокара и его конкурентов – господина Ралле и господина Любена; описания дамских мод, актуальных в нынешнем сезоне, и объявления докторов, которые, судя по их рекомендациям, могли вылечить все болезни и даже те, лекарства от которых еще не существовало. Были и сообщения о банкротстве каких-то контор, интервью известного (кое-кому) литератора Безнадежного, клеймившего беллетристику, и интервью процветающего беллетриста Скоробогатова, насмехавшегося над серьезной литературой. Имелись результаты скачек, рассказы, более или менее складные, объявление об очередном тираже выигрышей Государственного банка, восторженная статья об успехах электрического освещения и скептическая – совершенно по тому же самому поводу. Но, хотя Амалия и внимательно просмотрела все выпуски, она не нашла ни в одном из них сообщения о том, чтобы где-то некто нашел части тела или тел и что по данному поводу полицией ведется расследование. Да и Антоша в своей кипе газет тоже не сумел обнаружить ничего подобного.
Вернулся Дмитрий, привез свежие газеты, а также срочную телеграмму для госпожи баронессы. Амалия вскрыла ее немедленно. Текст телеграммы гласил:
«ПЕРВЫЙ ВОПРОС НЕ ИМЕЕТ ВТОРОЙ ВОПРОС НЕ БЫЛО ПОДРОБНОСТИ ПОЗЖЕ ЗИМОРОДКОВ».
Значит, пятирублевая ассигнация и впрямь не имела отношения к Министерству финансов, а была фальшивой. Что же касается второго вопроса, по поводу неопознанных женских тел, то ответ на него уже не имел значения.
Амалия прочитала новые газеты, узнала из них много интересного о текущих событиях, но ничего, что бы могло иметь касательство к незнакомцу с коричневым чемоданом, и вновь вызвала Дмитрия.
– Какие новости в городе? Кстати, как поживает доктор Никандров?
Дмитрий объявил, что доктор был вынужден неожиданно уехать, и надо сказать, что Амалию это ничуть не удивило.
– А Степан Александрович чуть смертный грех не совершил, – доложил слуга. – Повеситься хотел. Еле-еле его спасли.
Если бы на Амалию сейчас обрушилось небо, она бы и тогда не была сильнее потрясена.
– Что? Как? Степан Александрович Севастьянов? Он пытался покончить с собой?
– Да, – смущенно подтвердил Дмитрий. – И ему почти удалось. Только вот к нему не вовремя Марья Никитишна заглянула. Увидела, что он уже хрипит, и подмогу вызвала. Она, значит, хотела подробнее о жене его разузнать… да… Сплетница она, конечно, а все-таки помогла человека спасти. Вот и разбирай после такого, кто хороший, а кто плохой.
Но Амалии не было дела до философических выводов ее слуги. Она велела немедленно закладывать коляску, чтобы ехать в город.
8
Он лежал, глядя в потолок, и выражение его лица – покорное, отрешенное, какое-то нечеловеческое – сразу же не понравилось ей. У изголовья неудавшегося самоубийцы сидел судебный следователь. Когда Амалия вошла, Максим Алексеевич поспешно поднялся.
– Что вы тут делаете? – резко спросила Амалия.
– Провожу следствие, – важно ответил Чечевицын. – Должен вам заметить, что вы, сударыня, даже словом не обмолвились мне о письмах, в которых господина Севастьянова называли убийцей его жены.
И он торжествующе поглядел на нее сквозь очки.
– Вы получили еще одно письмо? – Амалия предпочла как бы не услышать слов следователя. – Что там было, Степан Александрович?
Все так же глядя в потолок неподвижным, потухшим взором, он тихо попросил:
– Покажите ей.
Максим Алексеевич кашлянул, покосился на лицо Антоши, стоявшего в дверях, достал из кармана конверт без всяких надписей и протянул Амалии. Поперек листа огромными буквами – на сей раз не наклеенными, а старательно выведенными от руки – значилось:
«УБИЙЦА».
– Так… – произнесла Амалия, возвращая листок и конверт следователю. – Один вопрос, Степан Александрович. Это вы убили свою жену?
Все-таки он повернул голову.
– Я? – пробормотал бесконечно уставший, смертельно измученный человек. – Нет!
– Тогда зачем, зачем вы полезли в петлю? – закричала Амалия в раздражении. – Что за шутки, в самом деле?
Серенькая кошка выскользнула из-под кровати, под которой пряталась, и робко подошла к Антоше. Молодой человек наклонился и погладил ее, и она благодарно потерлась о его ноги.
– Я пришел… – забормотал Севастьянов, – письмо лежало на столе… А веревка… – Он тихо вздохнул. – Она уже висела, – ровным, лишенным интонации голосом сообщил мужчина.
Амалия всплеснула руками и в отчаянии посмотрела на следователя.
– Боже мой! И вы что же, так сразу взяли и решили повеситься?
– А зачем мне жить? – вяло возразил лежащий на кровати. – Ведь Натали убили, поймите… Я столько ждал… надеялся… я… – Его голос ослабел и стих. – Зачем мне жить?
Амалия растерялась. О да, конечно, она чувствовала здоровую злость от того, что этот человек, явно неглупый и уже давно вышедший из юношеского возраста, так вел себя, но, с другой стороны…
С другой стороны, что она могла ему сказать? Что жизнь продолжается? Что завтра будет новый день? Что в мире полно таких, как Натали, и, может быть, в один прекрасный день он встретит женщину, похожую на нее? Что он должен утешиться, стиснуть зубы и существовать дальше, как будто ничего не случилось, как будто не его жену выловили из болота в виде скелета без головы? Что, что она могла ему сказать?
Амалия устало вздохнула и села. Ей все же хотелось кое в чем разобраться. Антоша у дверей взял Мышку на руки и прижался щекой к ее мягкой шкурке. Он тоже ничего не понимал, но надеялся, что Амалия поймет все. В книгах, по крайней мере, так было всегда.
– Итак, – заговорила молодая женщина, – начнем сначала. Вы пришли домой. На столе лежало письмо, и с потолка свисала веревка. Налицо явное доведение до самоубийства. Верно, Максим Алексеевич?
Следователь кивнул.
– Вы хоть понимаете, что было бы, если бы старушка не решила к вам заглянуть? – уже сердито продолжала Амалия. – Вас бы нашли мертвым рядом с письмом, и все бы решили, что именно вы убили жену. А тот, кто на самом деле сделал это, ушел бы безнаказанным, мы бы уже ничего не смогли доказать. Вы понимаете?
Севастьянов прикрыл глаза.
– Вы так говорите, – очень спокойно промолвил он, – как будто и в самом деле рассчитываете найти того, кто ее убил.
– Да, рассчитываю, – твердо ответила Амалия. – Но я не справлюсь одна, мне нужна ваша помощь. Вашу жену убили не с целью грабежа – кольцо, которое она носила на руке, осталось при ней. Не было причиной ее смерти и ее прошлое – человек, который мог желать ей зла, находился тогда в Сибири, да и не в его характере было мстить бывшей любовнице. Значит, имелось что-то еще, и я почти уверена, что это как-то связано с тем неизвестным, которого выловили у мельницы. Оба убийства произошли почти в одно и то же время. Может быть, ваша жена что-то видела. Может быть, о чем-то догадалась. Может быть, она знала погибшего человека. Ведь не зря убийца так боялся его опознания, что изуродовал ему лицо. Она говорила вам что-нибудь? Вспомните, это очень важно, Степан Александрович!
– Но я уже думал… – пробормотал Севастьянов. – Ничего такого не было. Только Домбровский… Больше она никого не упоминала.
– У нее были подруги? Она могла поделиться с ними? – настаивала Амалия. – Может быть, она вела дневник? Писала письма? – Она вскочила с места и подошла к Степану Александровичу. – Поймите же наконец: дело не кончено, вообще ничего еще не кончено. Ведь не зря кто-то убил Любовь Осиповну, которая опрометчиво заявила, будто знает, где находится ваша жена, и не зря кто-то пытался довести вас до самоубийства… Все звенья одной цепи! – Глаза ее горели, щеки раскраснелись, так что Чечевицын, который старался не упускать ни единого слова из речи баронессы, даже отодвинулся на всякий случай к стене. – Почему вы не хотите мне помочь? Почему вы так уверены, что, раз прошло почти пять лет, никто уже не сможет ничего найти?
