Татьяна Устинова - Жизнь, по слухам, одна!
Глеб тяжело дышал.
– Доброго денечка, Катерина Анатольевна! Господи Иисусе, кто это с вами?
– Это мой друг, Любаша! Вы не обращайте внимания, он выпил лишнего, и его какие-то хулиганы обобрали.
Маленькая женщина с серым лицом, серыми волосами и в серых, вытянутых на коленках штанах зацокала языком, провожая странную парочку серыми востренькими глазками.
– А Геннадий Петрович не приезжамши! – вслед парочке громко сказала она. – Как давеча уехамши, так больше и не приезжамши!
«Это ж надо такому быть, а? Это что ж такое делается, люди добрые? Это какие такие времена наступили, что приличные женщины средь бела дня к себе в квартиру алкоголиков водят и не боятся ни людей, ни молвы, ни собственного мужика законного?! А с виду такая овечка, такая тихоня, как мышка шмыгает туда-сюда, глаз не поднимет, голоса не повысит, и на тебе, туда же!.. Не зря говорят – в тихом омуте черти водятся! Вон у ней вид какой, аж порозовела вся – видать, в нетерпении находится! И как только совести хватает в дом тащить, в постелю супружескую?!»
Дверь лифта тяжело хлопнула, закрываясь, деревянные створки сошлись, кабинка дрогнула, и они поехали. Лифт был старинный и ехал с медленным достоинством.
– Будет теперь история, – пробормотала Катя. – Она такая болтушка, эта Люба.
– Наплевать, – сказал Глеб, утешая ее. – Она меня видит первый и последний раз. Поговорит-поговорит, а потом забудет, неинтересно станет. Без дополнительного притока информации.
– Ну да, – согласилась Катя. – Конечно.
Она и так была далеко, а тут ушла еще дальше.
Все правильно.
Никто никому ничего не должен.
Он придет в себя, дослушает до конца ее историю, даст ей совет, как следует поступить в такой непростой ситуации, потом уедет и никогда не вернется.
Третий раз – последний.
Она пропустила его в квартиру, заперла дверь на все замки!
– Ванная там. Я открою воду и принесу тебе халат. Он ничей. Ниночка когда-то хотела подарить его Диме, но он от нее ушел. Она потом этот халат видеть не могла и привезла мне. Он так и лежит нераспакованный. Так что можешь его спокойно надеть.
– Катя.
– Полотенца я положу чистые. Ты свою одежду просто свали на пол, мы потом разберемся, что можно спасти, а что нельзя.
– Катя, что случилось?
Она не могла ему сказать, что случилось. Ничего не случилось. Случилось, что его нет, а она уже почти поверила в то, что он есть.
Как об этом сказать?!.
Она стремительно ушла от него в глубь квартиры. Глеб проводил ее глазами. Вдалеке что-то грохнуло, потом полилась вода.
Глеб пожал плечами. Думать у него не получалось, и он не знал хорошенько, о чем именно следует думать.
Он пошел на звук и дошел до ванной, которая по размерам, должно быть, равнялась его белоярской квартире. Катя что-то делала возле огромной ванны.
– Мне нужно позвонить, а телефона нету, – сказал Глеб, морщась от сверкания. Пожар в голове разгорелся еще сильнее, как будто керосину плеснули. – Дай мне телефон.
Она кивнула, обошла Глеба, и он опять двинулся следом за ней. Как, черт возьми, можно жить в такой квартире, когда это не квартира, а стадион?! Карту местности нужно выдавать при входе, чтобы не заблудиться!
На этот раз Катя оказалась в кухне, а может, и не в кухне, но, по крайней мере, там был стол, стулья и какие-то шкафы темного дерева, и вазы, и люстра, низвергающаяся с высоченного потолка, и еще плита была, а на плите кофейник.
– Кофе хочется, – жалобно сказал Глеб, рассматривая начищенный медный бок кофейника. – Свари мне кофе.
Она молчала, и он посмотрел на нее.
Она держала в руке мобильную трубку, и вид у Кати был дикий.
– Что?
– Это не мой телефон, – выговорила она быстро. – Это Ниночкин.
Глеб подошел и взял у нее трубку.
– Где ты его взяла?
– Я не знаю! Глеб, я не помню! Наверное… наверное, я его схватила, когда увидела, что Ниночка лежит… наверное, он с ней рядом лежал, и я его схватила…
– «Наверное» лежал или точно лежал?
– Я не помню! – отчаянно закричала Катя Мухина. – Я не знаю! Я сейчас стала искать свой телефон, а нашла этот!..
– А твой где?
Одним движением Катя вытряхнула на стол содержимое своей сумки. Покатилась и упала на пол ручка. Записная книжка плюхнулась корешком вверх и растопырилась, как жаба. Спичечный коробок отлетел в сторону. Пачка леденцов прошуршала пластмассовым шуршанием. Духи. Сигареты. Плоский квадратный пакетик дамского назначения.
– Вот он! – Катя выхватила из середины телефон. – Я по нему звонила тебе все утро! Ниночкиного я не видела и не знаю, как он сюда попал!
Глеб вдруг начал соображать.
До этого почти не соображал, а тут вдруг начал.
– Во сколько тебе звонила Ниночка? Ночью, когда ты к ней поехала! Во сколько это было?
– Глеб, я не помню. Я спала, она позвонила, и я к ней поехала…
Глеб пролистал записную книжку Катиного телефона, потом того, другого, и сказал:
– Так. Никакая Ниночка тебе не звонила.
Катя быстро опустилась на стул, словно у нее подкосились ноги.
– Глеб Петрович, вы хотите сказать, что я сумасшедшая? Я не сумасшедшая, правда!.. Я нормальная! И я точно помню, что она мне позвонила! И позвала меня на помощь, но я опоздала!..
Если бы Катя Мухина была прежней Катей Мухиной, утренней, так сказать, она бы непременно зарыдала. Она бы решила, пожалуй, что ее сознание проделывает с ней ужасные вещи. Она бы решила, что у нее опять начались видения и провалы в памяти.
Нынешняя, дневная Катя точно знала: Ниночка ей звонила. Она ничего не придумывает. Никаких видений не было.
Глеб Звоницкий отошел от стола, пошарил на полке, нашел чашку, налил себе из медного кофейника холодного кофе и глотнул.
Горький и крепкий, кофе стек по воспаленному горлу, и эта горечь была приятной и ободряющей.
– Хорошо. Ты не помнишь, когда она позвонила. А когда вы уехали с вашей вечеринки, ты помнишь?
– Конечно. В половине двенадцатого. Там еще бал был в разгаре! А мы уехали, потому что Димка собирался к ней и она боялась, что он приедет, а ее нет.
Глеб опять просмотрел записные книжки в обоих телефонах.
– Смотри. В памяти твоего мобильного ее последний вызов в девять часов. Она тебе звонила в девять?
– Ну да. Она за мной заезжала.
– И больше вы по телефону не разговаривали?
– Глеб, мы разговаривали друг с другом без всякого телефона! Мы весь вечер разговаривали!.. А потом она позвонила мне ночью.
– Вспомни, что именно она сказала.
Катя закрыла глаза. Это было очень страшно – вспоминать, что именно сказала ей умирающая Ниночка!..
– Она сказала: «Помоги мне! Мне плохо! Я дома, и мне плохо». – Катя перевела дух. – Вот и все. Нет, кажется, еще: «Приезжай быстрей».
– Так. В полдвенадцатого вы разъехались…
– Нет, она повезла меня домой. Она меня высадила и уехала к себе, на Фонтанку.
– Ты поднялась к себе, легла спать, и тебя разбудил телефонный звонок.
– Да.
– С чего ты взяла, что звонит именно Ниночка? У тебя определился номер? Или ты узнала голос?
– Как с чего? – пробормотала Катя. – Просто я всегда знаю, когда она звонит… Нет, подожди, что ты хочешь сказать?
– Вспомни, как это было, – Глеб еще глотнул кофе, сожалея, что его так мало. – Ты схватила телефон, увидела ее номер, или узнала голос, или как?..
Катя растерянно потерла щеки.
– Кажется… кажется… нет, на номер я не смотрела, просто нажала кнопку. Я спала и схватила телефон, и Ниночка… Постой, Глеб, она сказала, что это она. Она сказала: «Катя, это я, Ниночка!».
– Она всегда представлялась, когда тебе звонила? Ну, чтоб ты ее узнала?
– Да никогда она не представлялась, что за глупости ты говоришь!..
– У нее был только этот мобильный или еще какой-нибудь?
– Нет, только этот.
Глеб со стуком поставил чашку на стол.
– Смотри. Вот твой телефон. Последний вызов от Ниночки в девять вечера. Потом до трех часов ночи никаких вызовов нет. В три есть звонок.
– Это Ниночка звонила!
– Нет, – твердо сказал Глеб. – Она не звонила. В твоем телефоне номер, с которого звонили в три ночи, не определился. Вернее, он определился, но без имени, только цифры. В памяти твоего телефона такого номера нет. Посмотри сама.
Катя мельком взглянула и опять уставилась на Глеба.
– Это сотовый твоей подруги. Она звонила в девять. Абоненту «Катьке». По всей видимости, как раз когда она за тобой заезжала. Без десяти двенадцать ей звонил Димочка. Кто такой Димочка?
– Ее бывший муж.
– На звонок она ответила, значит, была еще жива. Если бы она не ответила, вызов был бы в «пропущенных», а он в «принятых».
– Она была жива в три часа ночи. Она мне звонила и кричала, Глеб! Она кричала, чтоб я приехала и ей помогла!..
Он покачал головой.
– Как – нет?!
– Так. Нет. Подумай сама. Ты хватаешь среди ночи трубку, твоя подруга, которая никогда не представляется, вдруг говорит: «Это Ниночка». Ты не смотришь на аппарат, тебе почти никто не звонит, особенно глубокой ночью. Голос женский, и он произнес всего три слова. «Приезжай, помоги, спаси». Так?
