Марина Крамер - Жить на свете стоит
На этой фразе Нику словно иглой укололи. Иван Никитич – так звали заместителя Максима!
– Не может быть, – пробормотала она, – не может быть… Просто совпадение…
Но тут же в памяти всплыли строки, прочитанные чуть ранее, о том, что человек сливал информацию о фирме Гавриленко. А кто еще мог знать такие подробности о деятельности «Изумрудного города», которые она сама лично читала в папке, переданной ей как-то Артемом? Ника вдруг почувствовала, что должна немедленно увидеться с Гавриленко и показать ему письмо Артема. Пусть он сам делает какие-то выводы, пусть сам решает. А она должна просто предупредить его. В конце концов, Гавриленко не раз выручал ее, и элементарное чувство благодарности толкнуло Нику к подоконнику, где лежал мобильный.
Максим не сразу ответил – все-таки время было довольно позднее.
– У тебя что-то случилось? – сразу же спросил он, и Ника сбивчиво заговорила:
– Н-нет… ты не мог бы встретиться со мной… сейчас? Не мог бы приехать? Мне очень нужно поговорить с тобой, это крайне важно… но я не могу бросить Ирку одну, понимаешь? Пожалуйста, приезжай, это на самом деле важно… я бы не стала…
– Я понял, – перебил Максим, – постараюсь как можно быстрее.
Ника трясущимися руками положила телефон на стол и сделала большой глоток остывшего чая. Хорошо, если она подняла панику на ровном месте – можно будет потом просто извиниться перед Максимом, он поймет. А вот если она права в своих подозрениях и Иван Никитич, о котором пишет Артем, и заместитель Гавриленко – один и тот же человек, тогда дело приобретает совершенно иной оборот. Очень к тому же неприятный. Хуже нет – иметь под боком человека, способного на такое предательство.
Она снова прошла в комнату к Ирине, поправила одеяло, проверила, не высохла ли повязка на лице и не нужно ли сбрызнуть ее раствором. Забота о подруге не тяготила, наоборот, Ника чувствовала себя нужной кому-то, и это отвлекало ее от мыслей об одиночестве. Она подолгу просиживала у кровати Ирины, и они разговаривали. Ослепшая, с изуродованным лицом, Ирка не потеряла все же своего обычного оптимизма и чувства юмора, и это радовало Нику. Она испытывала чувство вины за то, что подруга пострадала в ее квартире, по сути, вместо нее. Ирина несколько раз говорила о том, что Никиной вины в произошедшем нет и не могло быть, просто так распорядилась судьба, но Стахова все-таки всякий раз испытывала угрызения совести, глядя на закрытое марлевой салфеткой лицо подруги. Заживало плохо, лежать в клинике Ирина категорически отказывалась, мотивируя это тем, что Ника тогда тоже будет вынуждена переселиться туда: она понимала, что Стахова ни за что ее не бросит один на один с болезнью. Ника подняла все связи, всех знакомых, кто имел хоть какое-то отношение к медицине, нашла прекрасного специалиста из ожогового центра, который приезжал на дом во внеурочное время. Не знала она только одного – что отказывающийся от гонораров доктор получал их в другом месте. В кабинете Максима Гавриленко. Именно он, услышав от Ники фамилию, моментально разыскал доктора и настойчиво попросил его не отказывать просительнице. Сумма, названная Максимом, поразила врача, и он согласился. Но Нике об этом известно не было.
Ирина во сне что-то тихо простонала, и Ника, наклонившись к ее лицу, быстро зашептала:
– Т-с-с, успокойся, моя хорошая. Все в порядке, я рядом…
– Ир-жи… Ир-жи…
Это было впервые. Впервые за все время, что Ирина была в Москве, она произнесла имя любимого мужчины. И Ника подумала: а что, если позвонить? Вдруг Иржи сможет чем-то помочь? Да, Ирина говорила о том, что они расстались, но ведь бывает же…
Она встала и взяла Иринин мобильный, который так и лежал все это время отключенным. Выйдя в кухню, она включила телефон и защелкала клавишами, отыскивая в записной книжке имя. Поколебавшись несколько секунд, она все-таки нажала кнопку вызова. Иржи ответил по-чешски, но Ника не говорила на этом языке, зато знала, что адвокат отлично знает русский.
– Иржи, это Вероника, подруга Ирины.
– Я не хотел бы говорить о ней, – сухо сказал он с легким акцентом.
– Подождите, не кладите трубку, – заторопилась Ника, испугавшись, что Иржи отключит телефон. – Дело в том, что Ира… она… понимаете, она сейчас в тяжелом состоянии… у нас тут… словом, Ирина очень больна, у нее ожог лица, доктор сказал, что зрение… понимаете, она почти ослепла…
– Что?!
– Я понимаю, вы больше… она говорила… но, Иржи, она в очень плохом состоянии, я не знаю, что делать… мне не к кому обратиться, кроме вас…
– Где Ирэн? В больнице? – перебил Иржи совсем другим тоном, в котором больше не сквозило отчуждение, а, наоборот, слышалось беспокойство.
– Нет, она дома. Ей нужен уход, а я работаю… я не смогла бросить ее одну.
– Вы не будете возражать, если я приеду?
– Ну что вы, Иржи… я даже не надеялась, я просто позвонила, чтобы… ну, не знаю, мне показалось, что вы должны знать…
– Так вы не возражаете? – повторил он настойчивее, и Ника решительно сказала:
– Конечно, приезжайте. Я могу вас встретить.
– Это не нужно, – отказался Иржи, – продиктуйте мне адрес, я сам найду, я неплохо знаю Москву. Не нужно оставлять Ирэн одну. Я постараюсь вылететь утром.
– Тогда позвоните мне, я буду ждать.
Ника продиктовала свой номер телефона, адрес и попрощалась. Но прежде, чем выключить снова Иринин мобильный, она стерла из памяти последний звонок. Решила уговорить Иржи сказать, что он приехал сам – возможно, Ирине это будет приятно.
Нику охватило спокойствие, словно разговор с адвокатом изменил что-то и в ее жизни тоже. Казалось, что с этого момента все пойдет иначе, лучше, что ли. Она щелкнула кнопкой чайника, закурила сигарету и забралась на подоконник.
Максима все еще не было, Ника взглянула на часы – прошло уже больше часа с момента ее звонка. Стало почему-то тревожно, хотя она знала, что Максим хорошо водит машину, да и пробок сейчас, ночью, быть не должно. В кармане звякнул мобильный, и Ника выхватила его, словно боясь пропустить важный звонок.
– Я внизу. Мне подняться или ты спустишься в машину?
– Нет-нет, я не могу Ирку оставить, она не спит, дремлет просто. Поднимайся, я открою.
Стало легче – он приехал, все в порядке. Через пару минут она уже прижималась лицом к его тонкому свитеру, чувствовала сильные руки, обнявшие ее.
– Что с тобой? – слегка отстранив Нику от себя, спросил Гавриленко, внимательно вглядываясь в ее лицо. – Ты дрожишь, замерзла?
– Нет, я переволновалась очень… и ты ехал так долго…
– Да ты представляешь, на самом въезде в Москву остановили. Документы изучали так, как будто искали орфографические ошибки, всю машину перевернули: багажник, салон, номера двигателя сличали, – пожаловался Максим, проходя в кухню. – Я говорю – тороплюсь, а они – ничего, спешка полезна только при ловле насекомых. Так и не понял, чего хотели. То ли «Перехват» у них, то ли еще что – в касках, с автоматами. Зона боевых действий, а не город!
Он сел за стол, привычно выложил мобильный, сигареты и зажигалку и сжал руки в замок. Эту привычку Ника давно подметила – Максим обычно либо вертел что-то в пальцах, либо вот так складывал ладони.
Она предложила чай, и Гавриленко согласился. На такой случай у нее в шкафчике недавно обосновалась банка дорогого цейлонского чая с васильком – Максим как-то обмолвился, что любит такое сочетание, и в большом чайном супермаркете Стахова, заприметив, сразу купила этот сорт. Ехидная Ирка, попробовав чашечку, поинтересовалась, мол, для кого такое богатство и не значит ли эта покупка нечто большее, чем Ника пытается представить. Однако сама Стахова не придавала никакого значения таким вещам – просто увидела то, что нравится определенному человеку, вот и купила. Она и привычки Артема знала, не видя в этом ничего особенного. Если такая мелочь способна доставить удовольствие, то почему бы нет?
Максим обхватил кружку двумя руками. Ника села напротив и все никак не могла придумать, с чего начать разговор. Показать письмо и предоставить ему самому право делать выводы? Или рассказать все, что она сама думает по поводу изложенного там? Гавриленко, видя ее терзания, помог:
– Давай с главного.
Она благодарно взглянула на него и вынула из кармана мятые листки.
– Вот… Ты не обращай внимания на романтические бредни, это не имеет к тебе отношения. Даже ко мне уже не имеет… но суть не в том. Там о том, кто организовал тебе все эти неприятности. Мне кажется, даже я поняла, о ком речь.
Гавриленко взял листки, но не спешил углубляться в чтение, вертел их и смотрел на Нику.
– От кого это письмо?
– От Масленникова.
Гавриленко решительно протянул листки обратно:
– Я не могу читать чужие письма, Ника, извини. Я не так воспитан.