Жара - Славкина Мария Владимировна
Совсем другим был Владимир Розенфельд. Яркий, способный, красивый, он был тем, кого называют человек-конфликт. Его жизнь являла собой нескончаемую череду склок. На смену неуживчивости в детском саду пришли разборки с учителями и одноклассниками в школе. Скандальной оказалась и учеба в Ленинградском горном институте, из-за чего на втором курсе он перевелся в Москву в Институт нефтехимической и газовой промышленности имени Губкина. Несмотря на отвратительный характер, он блестяще учился, все давалось ему легко. Институт был окончен с красным дипломом, Владимир получил распределение в аспирантуру. Казалось бы, что еще? Но он продолжал быть всем недовольным, говорил, что не может реализовать себя в стране, где существует политика государственного антисемитизма. «Чего тебе не хватает? – спрашивал отец. – Ты бы пожил в наше время, в эпоху борьбы с космополитами и “дела врачей”». Но Владимир даже и слушать не хотел доводы коммунистов Бориса и Эммы Розенфельд. «Строй ужасный, страна гниет, надо валить отсюда», – думал он. Правда, пока был жив отец, эти мечтания так не обрели зримых контуров. Горячий сторонник эмиграции понимал, что такое чудовищное отступничество убьет отца. «Черт бы его подрал! – говорил Владимир в узком кругу. – Уперся старый осел, а поехали бы все вместе – какую помощь могли бы получить под его имя хоть в США, хоть в Израиле. Чтобы перекрутиться на первое время было бы вполне достаточно». Даже женитьба на очаровательной девушке Алине никак не снизила общую неудовлетворенность жизнью способного нефтяного инженера. «Уехать, уехать», – бредил Владимир. И вот случилось. Как только отец умер, он тут же выехал с женой на ПМЖ в Соединенные Штаты. На дворе стоял 1991 год. Все рушилось, но беглец был уверен – впереди его ждала новая жизнь.
Америка, однако, встретила его сурово. Работы по специальности не было. Мучился он ужасно. Пойти абы куда, лишь бы прокормиться, он не мог – терял статус. Выручала скромная зарплата Алины, которая устроилась по специальности инженером-химиком в небольшую фирму, продающую питьевую воду. Ему же приходилось перебиваться почти случайными заработками, связанными с интересом американских нефтяных компаний к углеводородным ресурсам на территории бывшего СССР. Но все как-то не складывалось. Он начал выпивать, развелся с женой. Будущее казалось беспросветным. Ему уже стукнуло 40, а ни кола, ни двора, ни работы. В голову лезли дурные мысли, но в один прекрасный день все изменилась. Произошла встреча, коренным образом изменившая судьбу Владимира Натановича Розенфельда.
– Герман Владимирович, в последние годы мама сильно сдала, – грустно начал свой рассказ Михаил Розенфельд. – Старческое слабоумие. Как врач вы понимаете. Здорово заметно это стало после 82 лет. Я уже не мог оставлять ее одну и нанял сиделку. Молодая женщина, украинка, зовут Оксана. У нее среднее медицинское образование и на этот счет я был спокоен, поручил маму ее заботе. Как-то сразу у них сложились хорошие отношения, мама очень привязалась к Оксане, в минуты просветления рассказывала ей разные истории о себе и папе, расспрашивала о невеселой жизни на Украине. Вот так вот все шло.
Потом надо сказать вот о чем. Еще до появления Оксаны произошла ужасная ссора между мной и Володькой, который по каким-то делам прикатил в Питер. Дело в том, что наша квартира на Московском проспекте была приватизирована на нас двоих, то есть на маму и меня. Володя тогда был далеко, к тому же в свое время родители, буквально наскребая по сусекам, устроили ему кооперативную двухкомнатную квартиру в Москве, которую он потом продал и какое-то время на вырученные деньги жил в Штатах. Так вот мама взяла и подарила мне свою половину нашего жилья. Вы же ее помните. Что в голову втемяшится, то она и выполняет. «Не хочу, чтобы ты связывался с наследствами, нотариусами и всякими формальностями», – говорила она мне. Почему-то этот факт вызвал у Володи ярость. Я вообще не думал, что братец настолько меркантилен и сварлив. Он тут устраивал маме всякие сцены, требуя все перерешить, но вы же понимаете, – он обратился к Анне, – что вернуть дарственную невозможно. Кончилось дело тем, что он избил меня и на какое-то время исчез из нашей жизни. Это было лет 7 назад. Все успокоилось, но как оказалось, это было затишье перед бурей.
Дело в том, что в какой-то момент я и Оксана поняли, что мы любим друг друга. Я сделал ей предложение, мы пошли в ЗАГС и расписались. Конечно, мы сделали неправильно. Не надо было все это творить за спиной у матери. Получилось, что мы поставили ее перед фактом, хотя о том, что мы спим вместе, мама знала, мы особо не конспирировались, все было хорошо. Но как только Оксана стала моей женой, отношение к ней матери изменилось на 180 градусов. В ее глазах она сразу стала интриганкой, нищей, которая желает устроить свои семейные и жилищные дела за счет сына Мишеньки. Мне она неустанно повторяла: «Вот умру я, она тебя прикончит и привезет сюда, на Московский проспект, своих украинских родственничков». Что я испытал в то время, описать невозможно. Мне хорошо с Оксаной и разрушить этот брак я не позволю. Я так и сказал маме. И надобно же такому случиться, что в этот момент в нашей жизни опять появился Володя. Видать, у него хорошо дела пошли, сложилась карьера. Он приехал в Россию уже не отщепенцем, а успешным бизнесменом. Учитывая его прекрасную внешность и какое-то новое умение подавать себя, он производил сильное впечатление. Мама ему тут же все рассказала, а он сразу заявил, что раз так – маме здесь делать нечего и он немедленно заберет ее к себе в Москву, где он в ближайшее время собирается жить…
– Так-так, – вдруг изумился Измайлов, – в каком же году это все происходило?
– Наши ссоры с мамой начались в 2007 году. Володя объявился у нас весной 2008 года. Точно не помню, когда. Ну так я закончу, – продолжил Михаил. – Мама два раза ездила к нему в Москву. Но там долго не задерживалась. Ленинградка есть ленинградка. Она в блокаду-то не уехала… Но вот два месяца назад она исчезла. Исчезла как-то странно. Я не сразу сообразил, насколько все серьезно. Чего я только не передумал за это время. Может, она уехала к Володе. Координат его у меня нет. Дозвониться до него я не могу, да и куда. За полгода до исчезновения мама поставила всех нас на уши, чтобы ей оформили заграничный паспорт. Куда обращаться, что делать? Я был в милиции. Со мной разговаривали так, что лучше б я туда не ходил. Все мои попытки как-то активизировать ее поиски ни к чему не привели. Милиционеры провели какую-то проверку и по ее итогам в возбуждении уголовного дела было отказано. Никто не хочет возиться с выжившей из ума старушкой. От нее нет ни писем, ни весточки. Понимаете, в силу возраста друзей у нее мало. Но всех, кого можно, я обзвонил и обошел – никто ничего не знает. Такое чувство, что в городе ее нет.
– Аня, – обратился он к Захарьиной и голос его плаксиво задрожал, – я знаю, какое место вы занимаете в наших правоохранительных органах, поэтому решил обратиться к вам как к своей последней надежде. Помогите найти маму.
Все взоры обратились на Анну.
– Михаил Борисович, все обстоит гораздо хуже, чем вы думаете, – вмешался Федор.
Миша страшно побледнел.
– Последний месяц я занимаюсь поисками вашего брата господина Владимира Розенфельда, гражданина Соединенных Штатов. Не хочу вас пугать, но скажу. Владимир Розенфельд исчез. Мы, конечно, не государственные органы дознания и следствия. Я всего лишь начальник службы безопасности нефтяной компании Юнгфрау, но могу вас заверить, что усилия, предпринятые нами, были значительны. У нас очень много вопросов к вашему брату, и мы не можем его найти. Аня, ты, конечно, думай. Но ты бы всем нам сильно помогла, если бы взялась за это дело.
Анна задумалась. Да и было над чем подумать. Неожиданная радость отдыха на Карельском перешейке заслонила от нее ту непростую реальность, в которой она оказалась в конце лета 2010 года.
21 августа Верочке исполнялось три года. Ее отпуск по уходу за ребенком заканчивался. Анна должна была решить, где она будет работать и как она будет жить дальше. Не работать она не могла, так была устроена ее деятельная натура. Поэтому, собственно, вариантов было два: или она вернется в Следственный комитет Генеральной прокуратуры Российской Федерации, или перейдет на юридический факультет МГУ на скромную преподавательскую работу.
