Леонид Бобров - Нас было тринадцать
- В чем конкретно должна состоять наша помощь? - спросил Листопад.
- Нам надо составить подробное описание несчастного случая. Ну, например: как обычно, в половине девятого все собрались на завтрак. Затем разошлись по рабочим местам. Кто-то отправился на Альфу, кто-то дальше, на Бету. Я немного поработал у себя в комнате, потом вышел из дома. Хотелось не спеша кое-что обдумать. Затем раздался крик, и так далее. Все это надо последовательно изложить. Итак, начнем. Кто видел Бойченко после завтрака?
- По-видимому, никто, - продолжал Б. В. спустя минуту. - А кто слышал крик?
Первым встал Петя: Немного смущаясь, он разгладил хохолок на макушке, помолчал, не зная, с чего начать, но потом довольно четко повторил примерно то же, что рассказал вчера, когда мы ждали возвращения первой поисковой группы.
Затем поднялся Гиви. Обычно аккуратный, подтянутый, сегодня он был небрит и как-то взъерошен.
- Меня очень интересует новый эксперимент. Хотел посмотреть, что получится у Кронида. Кажется, в половине двенадцатого, да, примерно в половине двенадцатого, я пошел на Бету...
- В двадцать минут двенадцатого, - перебила Марина, - ты спросил, который час, и сразу же ушел.
- Хорошо, пусть двадцать минут двенадцатого, - продолжал Гиви, - когда я спускался по тропинке, услышал крик. Ну, конечно, заторопился. Увидел, как пробежал по дороге Андрей Филиппович и поспешил за ним. Остальное вы знаете. Петя сейчас рассказал.
Листопад сообщил, что в тот день была его очередь дежурить по дому. Он колол дрова, немного отдохнул у себя в комнате, затем вышел, чтобы принести дрова на кухню, и услышал крик. Подумал, что это крик о помощи, и побежал по дороге! Вскоре его догнал Гиви.
- Откуда донесся крик? - спросил Б. В.
- С дороги. Как мы ходим на Альфу, с той стороны.
- Мы с Кронидом Августовичем слышали крик, но как-то не придали ему значения, - сказал Харламов, - потом раздалась сирена, и мы поспешили на базу.
Б. В. медленно обвел глазами присутствующих.
- Кто хочет что-либо добавить? - спросил он. Потом, немного подумав, сказал: - Ну, что ж, картина более или менее ясная. Бойченко в своей комнате занимался расчетами. К двенадцати часам, когда Кронид Августович собирался начать эксперимент, Бойченко хотел быть на Бете. В этот день было скользко. Очевидно, он поторопился, поскользнулся и упал в пропасть. Это и придется записать. У товарищей из милиции возникла мысль о самоубийстве. Мы с Сергеем Петровичем были в комнате Бойченко. Записки он не оставил, да и сама мысль о самоубийстве вроде нелепа. Не вяжется она ни с характером, ни с поведением Бойченко. Видимо, он поскользнулся.
Хоронили мы Виктора на следующий день. Собрались у небольшой расселины в скале и опустили в нее кое-как сколоченный гроб. Б. В. произнес несколько прощальных слов. Марина расплакалась. По изборожденному морщинами лицу тети Лизы тоже текли слезы.
Крупные хлопья снега медленно опускались на землю, покрывая щебень и камни, которыми мы завалили могилу.
ГЛАВА IV
Лаборатория жила под гнетом трагического события.
Б. В. чувствовал общее настроение, старался отвлечь нас от мрачных мыслей: загружал работой, устраивал частые обсуждения хода эксперимента.
Петрович созвал партийно-комсомольское собрание, посвященное задачам лаборатории. Обсудили мы и вопросы безопасности с тем, чтобы впредь исключить возможность несчастных случаев.
Все это было правильным и необходимым. Я пытался включиться в работу, проводил измерения, пробовал обрабатывать старые результаты, что-то вычислял, но все мои мысли неизменно были связаны с гибелью Бойченко. Я представлял себе яркий солнечный день, Виктор, улыбающийся, довольный, торопится на Бету. Установка собрана. В двенадцать начнется эксперимент. И тут неловкое движение, неверный шаг... Он падает, крик отчаяния... Какая ужасная, бессмысленная гибель!
Но как, каким образом Виктор мог очутиться так далеко от основания скалы? Ведь если он поскользнулся, оступился, то должен был падать почти вертикально. Какая же сила перенесла его метров на десять от подножия обрыва? Я не мог найти ответа на этот вопрос, и он мучил меня и днем и ночью.
Может быть, он упал у подножия и потом, раненый, прополз эти метры? Нет. Вера установила, что смерть наступила мгновенно. Но если даже допустить, что Вера ошиблась и Виктор прополз несколько шагов, то на снегу осталась бы борозда. Когда мы шли вдоль подножия, то тщательно осматривали каждый метр и никаких следов Виктора не обнаружили. Снег в тот день не шел и занести след не могло. Значит, он действительно падал по кривой. Сильный ветер?! Нет, день был безветренный.
Я думал о падении Виктора, следя за приборами на Альфе, думал вечером, думал, просыпаясь ночью. Вновь и вновь я решал школьную задачку о падении тела. "Тело падает с высоты..." Увы, не абстрактное тело, а Виктор. Почти 150 метров летел он вниз. Если пренебречь сопротивлением воздуха, то падение должно длиться пять-шесть секунд. Чтобы за это же время пролететь в горизонтальном направлении десять метров, надо иметь начальную горизонтальную скорость около двух метров в секунду. Каким образом могла возникнуть такая скорость?
Кажется, на восьмой или девятый день после гибели Бойченко я кликнул Протона и пошел на место падения. На этот раз дорога не показалась столь тяжелой. Протон меня прямо привел к обломку скалы, за которым он отыскал тело Виктора. Да, Бойченко пролетел по горизонтали почти двенадцать метров. Я присел на камень, задумался. "Может быть, Виктор, падая, ударился о выступ обрыва и отлетел в сторону?" Выступа не было. Наоборот, скала по мере удаления от верхней кромки даже немного уходила вглубь. Откуда же взялась начальная скорость?
Вечером я зашел к Олегу. Он понял меня с полуслова.
- Как же я сам не обратил внимания, что Виктор лежал в стороне от подножия? - сказал он задумчиво. - Но откуда же могла появиться горизонтальная скорость? Что он разбежался и прыгнул? Но это же нелепость!
Действительно, большую нелепость трудно было себе представить. Виктор - молодой, жизнелюбивый, полный сил человек, которому все удается, - кончает жизнь самоубийством? Абсурд, полнейший абсурд!
- Может быть, - продолжал Олег, - он испугался. Ну, скажем, барс появился на дороге.
Нет, если бы Виктор в испуге попятился и упал с обрыва, он оказался бы у его подножия. Ничего мало-мальски правдоподобного не приходило в голову.
- Да перестань ты теребить свое ухо! - сказал я раздраженно. - Отрастишь украшение, как у идолов с острова Пасхи.
- Ладно тебе беспокоиться о моей наружности. Больше ухо, меньше, в киногерои я все равно не гожусь. Ты мне лучше скажи, как вообще Виктор мог поскользнуться? Он что, нарушил приказ Б. В., вышел из дома в ботинках без шипов? Помнишь, в то утро Б. В. всех предупредил, что дорога скользкая.
- Шипы были. Это-то я хорошо помню. Даже синяки мне набили, когда мы с Кронидом несли Виктора.
И тут новая мысль пронзила мое сознание. Шипы, синяки... Нет, этого не может быть, это чудовищно!..
Я добрел до своей комнаты, выпил воды. Потом потушил свет, лег, закурил. Виктор пролетел по горизонтали двенадцать метров. Прыжок с разбега отметаем. Тогда толчок? Кто-то толкнул его, притом очень сильно? Рукой и даже руками такой толчок не дашь, да н к тому же толчок руками пришелся бы в верхнюю часть спины. Толчок ногой в поясницу? Ногой, обутой в горный ботинок с шипами, с триконями, как их называют альпинисты?
Я пошарил под кроватью и вытащил свой ботинок. Свет луны осветил хищные зубы триконей, рассеянные по подошве и каблуку. Если ногой в таком ботинке сильно ударить в поясницу, то появятся синяки, правильные ряды синяков, вроде тех, что были на теле Виктора. Вера их назвала скоплением небольших гематом. Я их сам фотографировал. Правда, на пояснице у Виктора гематом было меньше, чем триконей на ботинке, но ведь сила удара не обязательно должна равномерно распределиться между всеми шипами. Часть из них могла и не оставить следов. Куртку Виктор тогда снял. Остался бы в куртке, возможно, не было бы синяков.
Значит, гибель Виктора не случайность? Кто-то столкнул его в пропасть?!
Мне стало страшно. Много раз я повторял свои рассуждения, искал в них ошибку. Я сел за стол. Снова решил задачу, учел сопротивление воздуха, - результат практически не изменился. Два метра в секунду. Не слишком ли большая скорость? Нет, она лишь немногим больше скорости быстро идущего пешехода. Сильным ударом ноги ее, бесспорно, можно сообщить кому или чему-нибудь. Где же ошибка? Я загнал себя в тупик и выхода из него не видел.
Было часа три ночи, когда я пошел будить Олега.
Он проснулся почти мгновенно, вскочил и стал поспешно одеваться.
- Что случилось? Тревога?
- Ничего не случилось. Выслушай меня...
Олег выругался и потом чуть спокойнее добавил:
- А до утра ты не мог потерпеть?
- Не сердись. Это очень важно. Выслушай меня.
