Леонид Бобров - Нас было тринадцать
Обзор книги Леонид Бобров - Нас было тринадцать
Леонид Бобров
Нас было тринадцать
Глава I
Нас было тринадцать, нет, тогда еще только двенадцать, сотрудников физической лаборатории, затерянной в пустынных горах Западного Памира. Зима наступала, извещая о своем приближении ураганными ветрами, ночными морозами, внезапными вихрями мокрого снега и града.
Обед только что кончился. В нашей столовой-библиотеке-комнате отдыха было тепло и уютно. Расходиться не хотелось. Я подошел к столу. Темные тучи неслись почти над крышей нашего дома. Изредка сквозь разрывы проглядывал бледно-оранжевый диск солнца. Завыл ветер, и крупные градины забарабанили по стеклу.
Еще несколько дней, и непролазный снег завалят дорогу. На долгие месяцы мы будем отрезаны от всего мира.
Где-то далеко, бесконечно далеко — Москва, друзья, Света… А я тут, за тысячи километров от них. Каждый день одни и те же люди. Их лица я буду видеть днем и вечером. Их, и никого другого.
Вот Олег, мой старый товарищ. С ним мы вместе учились, жили в одной комнате в общежитии, спорили иногда до рассвета. Уткнулся сейчас близорукими глазами в книгу и витает где-то… А левая рука машинально теребит ухо. Сколько мы ни смеялись над этой нелепой привычкой, ничего не помогало!
Рядом — Сергей Петрович. Немолодой, грузный, сидит, зажав по привычке палку между коленями, положив руки на набалдашник. Задумался Петрович. Верно, годы войны вспоминает, быть может, семью погибшую в Ленинграде.
Борис Владимирович (или Б. В., как привыкли мы называть его между собой) и Вера встали из-за стола в направились в свою комнату. Профессор Борис Владимирович Соболь оставил кафедру, квартиру в Москве и примчался на Памир исследовать космические лучи. Да еще жену затащил в эту глушь. Ей здесь особенно тоскливо. У нас хоть работа, а она, врач без больных, радуется каждому насморку.
На диване уютно устроились и о чем-то шепчутся Марина и Гиви. Прошлой зимой немало забот нам доставил один сотрудник. Что-то ему не нравилось, кто-то его обидел. Весной Б. В. посоветовался с Петровичем и предложил брюзге уехать. Вот вместо него и появился веселый, симпатичный Гиви Брегвадэе.
В углу дремлет Андрей Филиппович Листопад. Хороший, опытный экспериментатор, но человек угрюмый, замкнутый… Что заставило его забраться в горы, где дышать-то трудно, не то что работать?
Кронид Августович и Петя засели за шахматы. Положение, видимо, создалось сложное. Методичный, рассудительный Кронид, попыхивая трубкой, внимательно смотрит на доску и не спешит сделать ход. А Петя, быстрый, непоседливый, то и дало оглядывается по сторонам. Очень ему хочется, чтобы все видели, как он здорово играет.
С началом зимовки Петя становится особо важной персоной. Он — радист. Через него тянется ниточка, связывающая нас с Большой землей. Все новости и весточки от родных и друзей приносят Петя.
За партией, поглаживая бороду, наблюдает Алексей Тихонович Харламов — наш молчаливый, исполнительный лаборант. Он и сейчас воздерживается от замечаний. Гиви, тот бы уже десяток советов дал каждому из партнеров.
Тетя Лиза, завхоз и повар, присела у стола и что-то подсчитывает. У нее одно стремление: повкуснее всех накормить. После каждой трапезы она пытливо на вас смотрит и буквально расцветает, если слышит похвалу.
Пройдут недели, месяцы… Все дни будут похожими, как близнецы: завтрак, дорога на Альфу, приборы, схемы, измерения, потом обратно на базу. Обед, снова Альфа. Летом эти прогулки даже приятны. А зимой! Идешь по узкой дороге, жмешься к скале, подальше от обрыва. Потом карабкаешься по крутой тропинке. Даже работа стала казаться какой-то скучной, однообразной. Каждый день то же самое. Измеряем, сколько частиц летит с юга на север, сколько с запада на восток. Длиннющие таблицы, графики… Вот если б новый эксперимент удалось поставить! Есть у нас с Олегом одна идея…
Тишину нарушил Протон: огромный, лохматый, он вылез из-под стола, навострил уши и оглушительно залаял.
— Ребята, Протон что-то почуял! — воскликнул Петя. Тише, дайте послушать.
— Едет, Миршаит едет!..
Мы выбежали из дома. Протон носился по площадке и восторженно лаял. Через минуту из-за поворота показался «газик». Миршаит затормозил у самого крыльца в ловко выпрыгнул из машины.
— Миршаит, дорогой, вот молодец!
— Мы тебя только во вторник ждали, почему решил в воскресенье приехать?
— Понимаешь, метеосводка на понедельник дает большой снег. Утром я вытащил из кроватей этих лентяев в Хороге. Ругались, но машину нагрузили. Вот я и приехал. Наверно, в последний раз в этом сезоне.
— Письма есть?
— Счетчики привез?
— Ладно вам обнимать и тискать, — вмешалась тетя Лиза, — сами, небось, пообедали, а человек с утра не ел. Пойдем, сынок, я тебя накормлю.
— Спасибо, иду. Только вы меня, тетя Лиза, и цените. Да я же не один приехал, — сказал Миршаит, указывая в сторону «газика».
Из-за машины вышел высокий, широкоплечий, голубоглазый парень в щегольской лыжной куртке и яркой вязаной шапочке.
— Бойченко, Виктор. Прислан в штат лаборатории. Могу я видеть профессора Соболя?
Тетя Лиза увела Миршаита. Бойченко направился к Б. В. Мы быстро разгрузили «газик» и бросились писать письма. Это была последняя возможность их отправить. Через час Миршаит уехал.
Вечером, перед ужином, Б. В. представил нам Бойченко:
— Разрешите познакомить вас с новым сотрудником лаборатории — Виктором Викторовичем Бойченко. Полгода назад он успешно защитил диссертацию, в которой получил весьма интересные результаты. Мы попросим Виктора Викторовича сделать доклад на ближайшем семинаре. Работать он пока будет на Бете с Кронидом Августовичем.
— Борис Владимирович, я захватил с собой две бутылочки… Вы не будете возражать… По случаю приезда…
— Разве вас в Москве не предупредили, что у нас сухой закон?
— Да, но ведь вино тоже сухое, — сказал, улыбнувшись, Бойченко.
Когда стаканы были наполнены, Бойченко встал:
— Я предлагаю тост за здоровье и успехи всех членов этого небольшого и дружного коллектива. В первую очередь за милых женщин, с которыми я имел удовольствие познакомиться еще в Москве.
Тост был традиционный и банальный, как, впрочем, большинство тостов, но его конец сразу создал какую-то натянутость.
Б. В. недоуменно посмотрел на Веру.
— Боюсь, вы ошиблись, — сказала Вера, пристально глядя на Бойченко, — я вас не знаю.
Бойченко смутился.
— Позвольте, это было два года назад, да, два года с небольшим. Вы мне уступили лишний билет в Большой. У меня очень хорошая память на лица.
— Возможно, но с каких пор это называется знакомством?
На помощь Бойченко пришла Марина:
— Зато мы с Виктором действительно старые друзья. Я очень рада, что ты приехал, Виктор! — сказала она, приподняв бокал.
Ужин кончился, столовая быстро опустела. Я заглянул к Олегу.
Все наши комнаты были спланированы по одному стандарту маленькие, напоминающие пароходные каюты, с тщательно продуманной меблировкой: узкая кровать, рабочий столик, небольшой стенной шкаф. Тем не менее Олег сумел придать своей комнате некоторую индивидуальность. На стене висела репродукция картины Рериха из серии «Гималаи», напоминающая наш памирский пейзаж. Напротив нее — одна из поздних фотографий Эйнштейна. И, главное, книги. Ими была забита небольшая полка, они лежали стопками на столе, у стен, под столом, казалось, что книги заполняют всю комнату.
— Садись, Игорек, закуривай, — сказал Олег, пересаживаясь на кровать и освобождая единственный стул. — Ну, как новичок? Понравился?
— А что? Парень общительный, видимо, способный…
— Общительный, способный, добавь еще, что красивый, даже слишком, — сказал с раздражением Олег.
— Почему слишком?
— Потому что таких папы-мамы с детства портят, потом их балуют девушки. Вот и вырастает самовлюбленный тип, который считает, что Земля вертится вокруг него.
Я с трудом сдержал улыбку. Узкоплечий, невысокий, близорукий Олег не пользовался успехом у девушек и очень это переживал.
— Ну, ладно, Олег. Нельзя же подбирать сотрудников по принципу красивый-некрасивый. Послезавтра семинар. Бойченко докладывает. Если начнет кукарекать и хлопать крыльями, оповещая весь мир о своих успехах, тогда действительно дело плохо.
— А ты заметил, как засверкали глаза у Гиви, когда выяснилось, что Виктор и Марина давно знакомы? Верно, решил, что Бойченко тоже приехал сюда ради неё. Еще, чего доброго, ревновать станет.
— Слушай, Олег, так нельзя. Почувствовал антипатию к новичку и цепляешься.
— Ладно, ладно. Буду рад, если ошибаюсь. Но ты комсорг, и на тебе ответственность. Сам знаешь, как портятся характеры во время зимовки. Каждый пустяк может превратиться в конфликт.
