Павел Шестаков - Остановка
— Кто ж он такой сейчас?
— А леший его знает. У него каждый раз то работа новая, то жена. И гонят отовсюду. И с работы, и из дому. Пропащий человек.
«Удивительно… Умный, самоуглубленный Сергей и никчемный, «пропащий» Женька. Что общего?..»
— Вы думаете, Сергей Ильич мог его ждать? С коньяком? — спросил Игорь Николаевич.
— Он без приглашения являлся. Постучит: «Здравствуйте!» «Здравствуйте!» — «Сережа дома?» — «Дома». — «Я на минутку». И сидит допоздна. А коньяк он не пил. Он из тех, что эту, как ее, бормотуху хлещут.
Полина Антоновна потянулась, чтобы долить чаю Игорю Николаевичу, но он перекрыл стакан ладонью.
— Спасибо. Очень хороший чай. А больше вы никого не встретили?
— Нет.
— Ну, и за это спасибо.
Игорь Николаевич встал.
— Пора мне.
— Как же мы узнаем?..
— Ваши координаты мне известны, а свои я оставил Николаю Сергеевичу. Он поживет тут немного с вашего разрешения.
— Рада буду.
— Всего пока доброго. Крепитесь.
Она проводила Игоря Николаевича, вернулась и развела руками.
— «Крепитесь!..» А что ж остается? Буду. Жить-то осталось всего ничего. Но пока жив, о живом нужно… Как думаешь, не наврала я лишнего?
— О чем вы?
— Да о Женьке этом.
— Никогда не мог понять, как у человека на человека рука поднимается.
— Да уж сам видишь. — И добавила тихо: — И не такое бывает.
— Насколько я помню Перепахина…
— Не о Женьке речь. Ну его совсем. Приспичило опохмеляться проклятому. А у меня душа не на месте.
— Из-за Перепахина?
Она посмотрела на меня прямо.
— Думаешь, совсем старуха из ума выжила? Горе такое, а она о пустом человеке печется!
Приблизительно так я и думал.
— Игорь Николаевич показался мне человеком опытным и разумным. Так что нет оснований…
— Беды ждать? У каждой беды свое основание. Разве я сегодня ждала?
И тут, впервые, опустив голову на сжатые сухие кулаки, она заплакала. Чем мог я утешить эту старую женщину? Что ей были сейчас слова, самые искренние, самые сочувственные? Ведь нет Сергея…
В мою жизнь он вошел в школьные годы. Они же послевоенные, трудные и счастливые. Трудные потому, что не зажили раны, счастливые потому, что какими же им еще быть после всего пережитого? Хотя, по справедливости, я был более счастливым, чем Сергей. Мои родители остались живы, а его погибли. Произошло все обратно здравому смыслу. Его отец и мать были значительно старше моих по возрасту, призыву не подлежали. Напротив, отец — крупный специалист — был своевременно отправлен в тыл вместе с семьей, а мои ушли на фронт. И вернулись. Отец израненный, мама, поседевшая в плену. А эшелон, в котором уехал Сергей, разбомбили.
Наверно, это был самый страшный час в его жизни. Отец и мать погибли, а сам он был ранен в ногу. Залечили ее плохо, и Сергей долго еще ходил с палкой. Палка была солидная, с тяжелым литым набалдашником, досталась она ему, как и роковая коллекция, от деда-профессора. А квартиру профессорскую по причине уменьшения жильцов уплотнили, и Сергею с теткой, которая привезла его из детского дома, куда попал он после бомбежки и госпиталя, пришлось и коммунальную жизнь пережить. К счастью, подселенный сосед оказался со влиянием и возможностями, и площадь разделили так, что у Сергея с Полиной Антоновной остались две отдельные комнаты, что по тем временам было большой удачей.
Так они и устроились на всю жизнь под одной крышей, два одиноких человека с разными вкусами — Сергей в тесном забитом сверх меры кабинете, и тетка в своем просторном жилье. Полина Антоновна осталась одинокой не по своей воле, а вот почему Сергей? Такой вопрос легче задать, чем получить ответ. Да и что за ответ? Не сложилась личная жизнь? За этими словами всегда многое кроется. Может быть, с того началось, что на танцах приходилось стоять у стены, неуверенность подавляла, какие-то черты характера сказались, обстоятельства не благоприятствовали. Вот и упустил время. А потом привык, может быть, нашел даже в своем положении определенные преимущества, да так и остался холостяком. Многие такую жизнь не одобряют. И Сергея предостерегали от холодной старости. А оказалось, что предостерегали зря, без старости обошлось…
Старость уделом Полины Антоновны осталась.
Она тем временем встала, вытерла лицо, одолела себя и снова Перепахина вспомнила.
— Принеси, пожалуйста, книжку телефонную.
Я принес справочник из прихожей.
Полина Антоновна надела очки, начала листать страницы.
— Вот его адрес.
— Женькин?
— Его, баламута. Правда, квартира не обозначена.
— Зачем вам адрес?
Она не ответила.
— Но я знаю, он в маленьком доме живет, найти квартиру нетрудно.
Я повторил вопрос.
— Будь добр, уважь старуху. Это близко. Пешком дойти можно.
— Да зачем?
На лице у нее появилось виноватое выражение. То ли перед Женькой вину чувствовала, то ли меня обременять стеснялась…
— Повидать бы его.
Я вздохнул. Предложение Полины Антоновны казалось мне старческой блажью, но разве мог я отказать ей в сложившемся положении!
— Что же я скажу ему? Предупрежу, чтобы бежал?
— Куда ему бежать! Поглядишь просто, взяли его или гуляет. Ведь заспешил-то Игорь Николаевич, сам видел.
— Ну а если взяли?
Мысль о том, что Женька мог убить Сергея, казалась мне, однако, дикой.
— Будем знать.
— А если гуляет?
— Тогда как найдешь нужным.
«Частный сыщик я, что ли!..»
Но желание пойти уже возникало понемногу. Вдруг что-то и прояснится. Все легче, чем сидеть в неизвестности, дожидаясь звонка Игоря Николаевича.
— Схожу, Полина Антоновна. Только адрес запишу. Память уже не та…
Квартал, в котором жил Перепахин, был совсем не похож на улицу, где стоял дом Сергея. Реконструкция и снос обошли его пока стороной. До революции мелкие наживалы строили здесь «доходные» домишки в один-два этажа с маленькими двориками. Сейчас люди понемногу покидали обветшалые строения, однако дом, в котором я искал Перепахина, не выглядел запущенным. Старые стены были заплетены диким виноградом, двор недавно асфальтировали.
У ворот женщина неопределенного возраста развешивала белье на веревке, протянутой от дома к забору.
— Вы мне не подскажете, как найти квартиру Перепахина?
Женщина оглядела меня с нескрываемым любопытством.
— Вон, по лестнице, — махнула она наконец рукой с прищепкой. — Он вам сам нужен?
— Сам.
— Нету его.
— Нету?
— Нету.
Пояснять свои слова она не стала, отвернулась и занялась бельем.
— А вы не родственница?
— Еще чего!
Сказано было выразительно и к дальнейшим вопросам не располагало.
По гнущимся под ногами ступенькам я поднялся на площадку, своего рода балкон, опоясывающий весь второй этаж. Отсюда двери вели в квартиры, сюда же выходили и окна.
Я постучал. Дверь была не заперта, но мне никто не ответил.
— Можно к вам? — спросил я громко.
— Кто еще? — послышался неприветливый голос.
Входить не хотелось, однако я толкнул дверь. В крошечной прихожей мне пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться о педаль висевшего на стене велосипеда. За прихожей шла комната. Прежде всего я увидел детей. Мальчишка лет двенадцати в истерзанных джинсах наблюдал за пыхтящей стиральной машиной. Девочка поменьше кормила манной кашей малыша, повязанного слюнявчиком.
— Здравствуйте, — сказал я.
Откуда-то изнутри квартиры появилась женщина в халате. Не отвечая на приветствие, она смотрела хмуро, выжидательно.
— Мне нужен Женя Перепахин, — произнес я неуверенно.
— Опоздали.
— Он ушел?
— Ушли… его.
«Неужели все-таки он?!»
— Как? Куда?
— Милиция забрала.
Сомневаться больше не приходилось, но я пробормотал неловко:
— Может быть, это ошибка…
— Какая ошибка! Сидел тут, побрякушками любовался. С поличным и взяли.
— С монетами?
— А то с чем же! Увидал милиционера в окно — раз их под подушку.
— Там и нашли? — спросил я без особой надобности.
— И не искали. Сам отдал, как милиционер у него спросил.
— Милиционер пожилой?
— Почему пожилой? Молодой парень.
— А пожилой среди них был? В штатском?
Не знаю даже, почему я так допытывался об участии в аресте Игоря Николаевича. Наверно, испытывал потребность убедиться, что все это не дурной сон. Однако, напротив, совсем не убедился.
— Среди кого? — не поняла меня жена Перепахина. — Один был парень. Чего тут другим еще делать? Это ж не бандита ловить…
Будничность ее слов никак не вязалась с моим представлением об аресте убийцы, опасного преступника. Рядовой милиционер среди бела дня, в форме, поднимается спокойно по лестнице… Ерунда неправдоподобная.
— Странно. Значит, Женя… — я поколебался, подбирая слово, присвоил чужие монеты? Из коллекции взял?
