Александр Скрягин - Тайная геометрия
Погожим днем стены зданий на проспекте Науки блестели на солнце так, будто они были сделаны из прессованного сахара. Дело было в особом песке, на котором замешивали бетон: он содержал микроскопические пластинки каменной слюды.
Сфера занятий обитающих здесь людей, долгие годы пряталась в тени под названием – государственная тайна. В последние годы эта тень почти растаяла. Теперь в корпусах центра собирали гражданскую продукцию – теодолиты для строителей и геологов, гироскопы для гражданских авиаторов и эхолоты для рыбаков. От густой непроницаемой тени осталось совсем небольшое пятнышко – специальные технологии, заключенные в томах секретной документации и лазерных дисках. За их сохранностью и должен был следить майор Мимикьянов.
Дорога в научный городок шла через сосновый бор.
Он высился вокруг серого асфальта рыжими колоннами, увешанными темными мохнатыми лапами.
Как утверждали ботаники, его сосны представляли собой древний реликт. Могучие деревья являлись прямыми потомками той далекой эпохи, когда великий евразийский ледник, покрывал всю сибирскую степь. Но Ефиму не раз приходило в голову, что эти суровые деревья специально были выведены неизвестным агрономом, чтобы окружать своими стволами закрытый научный центр. Они казались ему гигантскими солдатами, стоящими на страже государственной тайны.
Ефим вышел из машины у бетонной стелы.
Он решил войти в городок пешком. Майор делал так почти всегда, не упуская возможности поговорить с бором. Он думал: если бы строгую и величественную музыку Баха можно было перелить в твердый материальный мир, то она, наверняка, превратилась бы в сосновый бор.
Неизменный, как кристалл. И изменчивый, как море.
Ефим видел бор всяким. Залитым медовым летним солнцем. Завешенным стеклянной тканью дождя. Покрытым толстыми пластами снега, стреляющего сине-розовыми бриллиантовыми искрами. В каждую встречу бор был разным. Но всегда – серьезным, строгий и мудрым. Как фуги Баха.
Майор ступил на уходящую вглубь бора тропку, усыпанную сухими сосновыми иглами.
После первых шагов, казалось, ничего не изменилось.
Рокот моторов тяжело вибрировал в ушах так же, как и на большой объездной трассе. Их звуки даже не делался тише. И вдруг, резко, словно кто-то повернул выключатель, уши плотной ватой закрыла тишина.
Майор оказался наедине с бором.
В доисторической тишине. Город же исчез. Сгинул в пластах времени. Растворился в пространстве.
Так случалось всегда. Ефим даже подсчитал: тишина наваливалась ровно через сорок шагов, сделанных по песчаной тропинке. В том месте, где из земли выглядывали камни фундамента какого-то давно исчезнувшего строения.
Здесь в суровый сосновый бор втискивался подлесок лиственных деревьев. Они клубились вокруг дорожки мягкими веселыми волнами. Еще через полсотни шагов дорожка змеиным языком раздваивалась надвое. Одна тропка – протоптанная – энергично устремлялась между двух колоноподобных стволов. А вторая, – совсем узкая, – ныряла в густоту кустов.
Через несколько минут ходьбы рядом с узкой дорожкой открывалось маленького, – с городской фонтан, – лесное озерцо. Ефим решил не отказывать себе в удовольствии и пройти мимо таинственного лесного зеркальца.
Как станет понятным уже через пару минут, лучше ему было бы пойти по протоптанной дорожке.
Хотя, это – как посмотреть.
Ефим шел, не спеша. Он отводил от лица лапчатые листья и с наслаждением вдыхал бальзамический хвойный воздух.
Майор уже представил, как заглянет в темную воду и увидит, там то ли золотых карасиков, то ли сидящего на дне хитрого водяного с бородой из шевелящихся водорослей.
Неожиданно прямо перед ним из зеленой чешуйчатой стены леса выдвинулись двое.
Они стояли на тропке, преграждая майору путь.
Мимикьянов был вынужден остановиться.
Один из мужчин – высокий и худощавый, шагнул вперед, и встал, широко расставив ноги. Он молча смотрел на Ефима внимательными прозрачными глазами. По его серому лицу медленно передвигались узорчатые тени листьев и солнечные зайчики.
Молчал и майор.
«Грабить они меня, что ли, собрались? – думал он. – Вот так история… Ну, да, ведь суббота, все-таки… Чего же ты хотел? Тот, кто работает в субботу, без неприятностей не живет».
Пауза затягивалась.
– Шапка с собой? – наконец, негромко произнес худощавый.
Майор впал в недоумение. Хотя, разумеется, постарался этого не показывать.
– Шапка? – переспросил он.
– Как договаривались, – так же тихо проронил серьезный собеседник.
Ефим подумал и не нашел ничего лучшего, как сказать правду:
– Шапка – дома.
– Почему? – удивился худощавый. – Ты же обещал. Что, сумма не устраивает?
Озадаченный Мимикьянов глубоко вздохнул и выпустил воздух через ноздри, как конь.
– Разве ж это сумма? – пожал он плечами и почему-то уточнил: – Курам на смех!
Худощавый на секунду опустил внимательные глаза, потом поднял их и негромко сказал:
– Ну, сейчас все вместе посмеемся! Чего курам одним хохотать?
Он сделал быстрое движение правой рукой, и Ефим увидел в его руке курносую тушку «Макарова». Короткий ствол пистолета смотрел майору в живот.
«Ну, дела! – мысленно воскликнул Ефим, – Еще не хватало за чью-то шапку пулю в живот получить…»
– Я пошутил, – быстро произнес он. – Деньги нормальные. Просто так получилось… Зайти домой не успел. Но я сейчас быстро домой сбегаю и шапку принесу.
– А, не надо теперь, – качнул головой худощавый. – Нам теперь про тебя все понятно. Мы теперь сами ее возьмем. Без тебя.
Собеседник сдвинул указательным пальцем планку предохранителя на тушке пистолета вниз. В положение «огонь».
Из ничего неожиданно возникла ситуация хуже некуда.
Мысли в голове Ефима прыгали, как прима-балерина на сцене.
Выход из ситуации не просматривался. Противник, похоже, не шутил. Бежать? По краям узкой тропинки – непролазная стена зарослей. Назад? Из-под линии огня уйти не успеешь, гарантированно заработаешь пулю в спину.
Остается одно, сделал вывод майор, рвануться вперед, делая обманное движение в одну сторону, а самому, пригнувшись, уйти с линии огня в другую. Если хорошо прыгнуть, противник сразу окажется в зоне непосредственного физического контакта, ну, а там уж… как повезет!»
Он напряг мускулы.
И в этот момент в зарослях рядом со вторым налетчиком, стоящим позади, вспыхнул шум. Налетчик что-то неразборчиво крикнул и черным манекеном опрокинулся в кусты. Будто его сдернула с дорожки чья-то сильная рука.
Собеседник Ефима обернулся назад. Он по-собачьи вытянул голову, всматриваясь в зеленые дебри, потом согнулся крючком и рыбкой нырнул в зеленую листву.
Несколько секунд с обеих сторон тропинки раздавался шум, какой, наверное, производит стадо лосей, несущееся напролом сквозь густой лес.
А потом наступила тишина. Ватная и закладывающая уши.
Какая и должна быть в сосновом бору.
«Что это было? – спросил себя майор Мимикьянов. – А, вообще-то, было что-нибудь?»
Майор ничего не смог ответить самому себе.
Он пошевелил сросшимися на переносице волчьими бровями и предположил:
«Может быть, это мне просто почудилось?»
4. Хуже плохих событий – только непонятные события
Ефим стоял на проспекте Науки.
Проспект уходил к темным вершинам окружающего бора прямой взлетно-посадочной полосой для межконтинентальных авиалайнеров. Только вместо белого пунктира направляющей директрисы по его середине шла бесконечная клумба с темно-красными цветами. В солнечных лучах они казались раскаленными углями, под которыми затаился огонь.
Ровные плоскости домов поблескивали, то ли крупинками сахара, то ли чешуйками кристаллической слюды, впрессованными в бетон.
На самой середине проспекта поднимался в синеву августовского неба бетонный парус. Это архитектурное излишество служило украшением и опознавательным знаком акционерного общества «Топология».
Неторопливым шагом до него – минут пять.
Упругий, еще не осенний, но уже и не летний, с прохладцей внутри, ветерок осторожно касался выбритых щек и шевелил волосы на голове майора.
Из раскрытых окон жилых домов рвались на улицу разноцветные занавески и музыкальные звуки.
Здесь можно было услышать разное.
Пронизанные теплом и надеждой песни военных лет. Полные тоски дальних походов песни лихих казачьих сотен. И даже грустно-сладкое грузинское застольное многоголосье. Но ни из одного окна здесь майор никогда не слышал бездушный набор звуков, притворяющийся современной песней. А, когда однажды, из угловой квартиры на пятом этаже блочного дома Ефим услышал живые звуки рояля, исполняющего Бетховенскую сонату, он сделал для себя окончательный вывод: научный городок – хорошее место.
Парадное крыльцо «Топологии» встретило майора безлюдьем.
Знакомый пожилой охранник в стеклянной будочке у никелированной вертушки не стал смотреть на развернутое майором удостоверение. Он сразу нажал укрепленную под столом педаль, снимающую тормоз с вертящегося заграждения. Пригнувшись к полукруглому окошечку, немолодой страж поднес деревянную ладонь к клочковатым бровям и произнес: «Здрассс… Прошуссс…»
