Дия Гарина - Телохранитель Ника. Клетка класса люкс
До срока, назначенного шефом (так я вслед за секретарем Сережей стала мысленно называть Челнокова), оставалось полтора часа. Их мне с лихвой хватило и на обязательные утренние упражнения, и на душ, и на наведение боевой раскраски. И даже на чашечку кофе, приготовленного с помощью собственного кипятильника.
Выбравшись в коридор, я пошла плутать по коттеджу и, наверное, безнадежно опоздала бы, если бы не…
– А вы кто?
Я обернулась на детский голос и внимательно оглядела щуплого мальчишку в темно-синей атласной пижаме, выходящего из ванной комнаты. Ну, здравствуй, Генка-вундеркинд.
– Ника, – представилась я, – гувернантка твоей сестры. Вчера Владимир Андреевич нанял меня для ее обучения и охраны. Только я заблудилась и никак не могу найти кабинет твоего отца. Боюсь, что мне очень сильно нагорит, если ты меня не выручишь и не покажешь дорогу. Ну как, согласен стать проводником прекрасной дамы?
Словно раздумывая, имею ли я право на этот высокий титул, Генка несколько раз окинул меня взглядом, от которого мороз побежал по спине. Так двенадцатилетние мальчики не смотрят. Особенно на теток «за тридцать». Интересно, у них все мужики в роду бабники или нет?
Оказывается, все. Покорно следуя за младшим сыном, я поравнялась с дверью, ведущей в комнату сына старшего. Вдруг она бесшумно отворилась, выпуская в коридор двух молоденьких девиц, явно полуночной профессии. Одинаковых, как сестры, с волосами, до белизны выеденными «Супрой», в обтягивающих майках-топиках и ростом мне по грудь. А появившемуся следом хмурому Павлу Челнокову – вообще по пояс. Прям пипетки какие-то.
– Бай! Чао! – пропищали «пипетки» и, резво перебирая ногами, скрылись из виду. Не в первый раз, стало быть, они здесь гостят. Ох, не в первый.
Я уже совсем было собралась отпустить невинную шутку по этому поводу, но, взглянув на бывшего омоновца, моментально ее проглотила. Багровая краска, разом залившая его лицо, не сулила ничего хорошего тому, кто рискнет нарушить воцарившуюся тишину. Порозовел даже шрам, пересекающий его лоб и теряющийся в зачесанной набок густой шевелюре. Смутился? Оттого, что младший брат его с проститутками застукал? Сказки. Генка, увидев «пипеток», даже бровью не повел: как шел так и шел и уже до конца коридора дотопал. Пришлось состроить равнодушную мину и догонять моего маленького Сусанина, оставив старшего брата, неподвижно застывшего в дверях.
Все-таки я опоздала. Секунд на тридцать. С разбега пролетела пустую приемную, ввалилась в приоткрытую дверь позолоченного кабинета и, стараясь не обращать внимания на суровый хозяйский взгляд, пробормотала:
– Доброе утро, Владимир Андреевич.
– Доброе, – коротко кивнул он. – Сегодня ваш первый рабочий день. Самолет прилетает во Внуково в 15:00. Как раз за шесть часов доедем. Я хочу, чтобы вы познакомились с моей дочерью прямо в аэропорту и сразу же приступили к выполнению своих обязанностей. Понятно?
– Вполне.
Наверное, ожидалось, что в ответ я гаркну: «Так точно», потому что Челноков недовольно поморщился. Но, решив, что женщина и Устав – понятия несовместимые, махнул рукой и приказал Сереже подгонять машину.
Оказалось, это не просто машина, а блестящий серебристый микроавтобус, на заднем сидении которого выпало трястись нам с Сережей. Сам же бизнесмен устроился рядом с водителем и в течение всех шести часов не выпускал из рук «ноутбук» и мобильник, не желая терять ни секунды своего драгоценного времени.
Аэропорт встретил нас надсадным клекотом усталых стальных птиц, чающих дозаправки и предполетного техосмотра, перед новым прыжком в белесое от жары небо. Сережа быстро выяснил, к какому терминалу нужно подтягиваться, чтобы сошедшая на родную землю Эля Челнокова могла сразу же попасть в объятья любящего родителя. Наша делегация чинно выстроилась перед пропускным коридором, из которого поодиночке и небольшими группами уже начали появляться измотанные полетом и таможенной проверкой пассажиры. Я вся напряглась в ожидании подлянки, приготовленной судьбой специально для моей персоны. Слишком живы еще были в памяти заморочки нескольких богатеньких отпрысков, с которыми мне пришлось хлебнуть лиха. И потому я пристально вглядывалась в людской поток, хлынувший на нас из коридора. Интересно, сумею ли я выделить из толпы дочку шефа?
Сумела. Еще бы не суметь! Ее не заметил бы только слепой. Размалеванная ярче хохломы девица, агрессивно покачивая зелено-оранжевым «ирокезом», раздвигала и без того шарахавшихся от нее пассажиров висящей на животе спортивной сумкой. Чтобы убедиться в своих догадках, я искоса глянула на Челнокова и по плотно сжатым губам и нехорошему блеску прищуренных глаз поняла, что попала в точку. То есть в дочку. В этот момент Эля тоже заметила встречающую ее делегацию и уверенным шагом устремилась к нам. По тому, как крепко ее рука сжимала ручку сумки, и другим не столь явным признакам я поняла, что она собирается вести на родной земле активные военные действия за свою независимость. Тоже мне, воительница, а у самой сердце в пятки уходит, едва с отцом глазами встречается! Но свободу, свалившуюся на ее голову в демократичной Великобритании, без боя не отдаст никому.
Неожиданно я вспомнила, как сама возвращалась из Англии после годовой стажировки. Как плясала и пела душа, освобожденная из плена. Как летела домой на белых радостных крыльях, чтобы со всего маху врезаться в хитросплетение колючей проволоки, приготовленной для меня судьбой. Но я слишком любила жизнь, чтобы так просто сдаться, превратившись в экспонат, обозначенный табличкой «Не лезь – убьет». Оставляя кровавые клочья души на жадных стальных колючках, я вырвалась и сломя голову бросилась прочь. А мои белые крылья навсегда остались там, и другим уже не вырасти.
Когда я очнулась, то увидела, что Эля уже стоит рядом и не сводит с меня знакомых зеленых глаз семейства Челноковых. Она радостно улыбается, делая вид, что совсем не замечает испепеляющего отцовского взгляда, и громко восклицает:
– Привет, фазер. Неужели пока меня не было, ты мне новую мазер купил? А она ничего. Даже покрасивее Светки будет.
– Здравствуй, Эля, – Челноков даже бровью не повел, остерегаясь выносить сор из избы в присутствии сотен посторонних, но обнял дочь так крепко, что из груди у нее вырвался полувздох-полустон. А потом как ни в чем не бывало представил меня: – Это Ника – твоя гувернантка. Я решил, что пока ты будешь дома, тебе не помешает присмотр.
– Это что, она меня до туалета провожать будет? – поморщилась изрядно помятая в объятиях дочурка, и только тут я разглядела, что она все-таки не решилась обрить голову вокруг «ирокеза», а лишь собрала волосы в гребень, изведя не меньше тюбика геля.
– Она будет делать то, за что ей платят, – отрезал бизнесмен. И его тон мне совершенно не понравился. Я не товар, который он купил, и сама определю границы своих полномочий. Только господину бизнесмену совсем не обязательно об этом знать.
– В автобус! – скомандовал шеф и, подхватив сумку Эли, двинулся сквозь суету аэропорта, как ледокол сквозь ледовые поля Арктики. А мы караваном потянулись следом.
Обратный шестичасовой путь прошел в абсолютном молчании, если не считать замечания Челнокова:
– Чтобы завтра я этого штакетника на твоей голове не видел. Налысо обрею!
К такому радикальному изменению своей внешности Эля все-таки была не готова и не рискнула возражать едва сдерживающему ярость отцу. Она стремительно вскочила с места, обняла обескураженного родителя за шею и нежно проворковала:
– Как же я все-таки люблю тебя, папка! – а потом к разочарованию растаявшего отца ехидно добавила: – Особенно за трогательную заботу о моей прическе. А я-то думала, что ты ее даже не заметишь! Как всегда не замечал меня. Спасибо тебе, папка, за все письма, которых я от тебя не дождалась. За целый год. Спасибо.
Не дожидаясь ответа, Эля одним прыжком вернулась на место и, закрыв глаза, откинулась на покрытую черным мехом спинку сидения. Вообще я заметила, что она все больше и больше сникала, словно возвращение в родной дом было для нее сродни заключению в Бастилию. Ну а для меня возвращение в особняк Челнокова уж точно обернется каторгой. Такого юного «вождя краснокожих» мне еще не выпадало охранять. А! Не так страшен черт, как его малюют! Малюют… Я мысленно улыбнулась подходящему сравнению. Эля действительно была размалевана так, что узнать ее после умывания будет невозможно. Разве только по глазам… Дались мне эти глаза!
Нет, все-таки глаза мне дались не зря. В смысле, мои. Ими-то, родимыми, я и углядела, что девица киснет не просто так. А когда я коснулась ее лба, Эля дернулась как ошпаренная, и стало понятно, в чем дело.
– Вы чего, – возмущенно фыркнула моя подопечная, отстраняясь от меня, – чего лезете?
Но я не удостоила ее ответом, а, прервав тесное общение Челнокова с ноутбуком, заявила:
