Мэри Стюарт - Огонь в ночи
– Марсия! – Я назвала ее по имени, прежде чем успела себя проконтролировать, это была, своего рода, дань ее очарованию. – Неужели вы притащили машину с шофером сюда? И это называется растительным образом жизни?
– Ну, я ненавижу ходить пешком, – сказала она рассудительно, – и, во всяком случае, мы здесь не все время. Я в некотором роде совершаю турне по Северо-Западу Шотландии и островам. Давайте еще выпьем. Нет, платить буду я. – Она протянула руку и позвонила. – В известном смысле, мы приехали сюда из-за Фергуса. Он здесь родился. Не то, чтобы он питал сильную любовь к дыму родного очага и тому подобному, но это место ничуть не хуже любого другого".
Я глазела на нее, ничего не могла с собой поделать.
– Вы очень чутки… Те, кто на вас работают…
Она посмотрела на меня. Этот вариант знаменитой улыбки я явно видела в шаловливом спектакле «Да, моя дорогая».
– Вот такая я. Но Фергус… Вам сухого хереса, да? И еще розового джина. – Она сделала заказ и повернулась ко мне. – Знаете, если бы я заговорила так с кем-нибудь в отеле, они бы с перепугу застыли как… как фаршированная форель.
– А кто еще здесь отдыхает?
– Ну, подумаем… Полковник Каудрей-Симпсон с супругой. Тупые, но приятные. Все время ловят рыбу, днем и ночью, и ни разу, я точно знаю, ничего не поймали.
– Кажется, я видела, как они входили. Пожилые, с пустой корзиной?
– Правильно. Продолжая разговор о рыбах, имеются еще мистер и миссис Корриган и мистер Брейн.
– Случайно, не Алистер Брейн?
– Кажется, его так и зовут. – Задумчивый взгляд. – Ваш друг?
– Встречала. Он занимается рекламой.
– Ну, он все время с парой Корриганов. И, – добавила Марсия задумчиво, – если бы во мне когда-то возникло желание жалеть жену красивого мужчины, я бы выбрала миссис Корриган".
– Почему?
Смешной разговор. Взгляды Марсии Мэйлинг на брак в ее собственном изложении явно заслуживали внимания.
– Рыба, – ответила она просто.
– Рыба? А, поняла. Вы говорите о рыбе в прямом смысле.
– Точно. Утром, в полдень и ночью – рыба. И жена ничего не делает, ничего, чтобы бороться с этим, хотя совершенно отвратительно проводит время уже много недель. Жалко бродит, засунув руки в карманы.
Я вспомнила подавленную женщину, которая брела вверх по лестнице по пятам за пожилой парой.
– Кажется, я ее видела. Она не выглядела особо счастливой, согласна, но сомневаюсь, что какая-нибудь женщина способна конкурировать с рыбой, если она уже действительно завладела мужчиной.
Марсия глубже опустилась в кресло.
– Нет?
– Хорошо, – сказала я. – Вы, возможно. Или Рита Хейворд. Но не менее женственная женщина.
– Но она даже не пытается! – сказала с возмущением Марсия. – А он… Ну да, кто еще?
– Я видела двух женщин… – начала я.
– О да, как бы это сказать? Schwarmerinen, – произнесла Марсия очаровательным и привлекательным голосом. – Они…
– Марсия, нет! Вы, право же, не должны!
Но неожиданно в мисс Мэйлинг обнаружился дух, вполне пригодный для крестовых походов. Ее красивые глаза вспыхнули.
– Этот ребенок! – воскликнула она. – Еще нет девятнадцати, а ее везде за собой таскает невозможная женщина с усами! Дорогая, она ее запугивает, точно!
– Если бы ей не нравилась эта женщина, – возразила я рассудительно, – зачем бы ей с ней приезжать?
– Я сказала вам. Они…
– Нет, Марсия! Это злословие или даже хуже. Вспомните, что это шотландский отель для рыбаков, а не театральный прием с коктейлями.
– Думаю, вы правы, – вздохнула она. – На самом деле, они из одной школы или что-то в этом роде. Младшая только начала преподавать, а старшая занимается ПК или РТ[2] или чем-то в этом роде. Я слышала, как она сама в этом призналась.
– В чем?
– В том, что она это преподает. А что это вообще такое?
– Больше всего похоже, что она преподает физкультуру с христианским уклоном.
– Вот и я так думаю, – сказала Марсия угрюмо.
– А кто еще здесь? Со мной в лодке мужчина возвращался из Элгола…
– Это, должно быть, Родерик Грант. Он фактически местный житель. Высокий, интересный, с великолепными волосами?
– Именно. И с голубыми глазами.
– И с какими… – сказала Марсия с чувством. – Он, определенно, интересный, то есть, если бы не…
Она прервала разговор и выпила немного джина.
Ощущая неуклонно возрастающее желание увидеть Фергуса, я только сказала: – А я подумала, что Грант тоже рыбак.
– Что? О да, они все рыбаки, – сказала горько Марсия. – Но с ним это происходит приступами. Большую часть времени он где-то бродит и неизвестно чем занимается. В гостинице его никогда нет.
– Он альпинист.
– Возможно. Есть еще один парень – скалолаз по имени Бигл.
– Рональд Бигл?
– Кажется, так. Еще один друг?
– Нет. Никогда не видела, но слышала о нем. Он известный альпинист.
В ней пробудился слабый интерес.
– Правда? Да, сейчас, когда вы сказали об этом, я припоминаю, что он каждую ночь сидит над картами или прилипает к радио и слушает о восхождении на Эверест.
– Тогда это он. И однажды он написал книгу о «японской живописи тушью». – О? – сказала Марсия, теряя интерес. – Он здесь общается со странным типом по имени Губерт Гей. Не думаю, что они приехали вместе, но, похоже, Гей тоже писатель. Он небольшого роста, полный и очень, очень сорбо.
– Сорбо?
– Да. Не расплющивается.
– Вроде поняла. Но какое странное слово… Сорбо. Оно итальянское?
Она очаровательно хихикнула.
– Боже мой, это же дает понять, сколько мне лет, не так ли? Придется следить за собой. Нет, дорогая, не итальянское. В тридцатых годах, когда вы были еще в колясочке, продавали резиновые мячи, которые невозможно разбить. Они назывались «попрыгунчик Сорбо».
– И вы такими играли?
– Дорогая, – сказала снова Марсия. – Как мило с вашей стороны… В любом случае, этот маленький человечек точно сорбо по природе и внешности, и носит забавные жилеты. Еще мужчина, имени которого я не знаю, приехал вчера вечером. У меня такое чувство, что он тоже пишет.
– О Боже.
– Понимаю. Плеяда талантов, не так ли? Хотя, вполне возможно, они все никуда не годятся. Сорбо уж определенно. Но этот парень, похоже, действительно способен на что-то – смуглый и ужасные глаза, – сообщила поэтично Марсия, а потом нахмурилась над джином. – Только… он тоже рыбачит.
– Очень интригующее сборище.
– Разве нет? – согласилась она без уверенности. – О, и еще есть пожилая дама. Это, думаю, мать Каудрей-Симпсона. Она все время вяжет из ниток совершенно жуткого цвета. И три юнца с голыми коленками расположились лагерем у реки. Они приходят только есть, а так все время бродят с молотками, серпами и прочими предметами…
– Бьюсь об заклад, что это студенты-геологи. Хотя очень сомневаюсь насчет серпов. Но из всего этого можно сделать только один вывод. Вам придется тоже заняться рыбной ловлей. Я собираюсь. Говорят, это успокаивает нервы.
Она посмотрела на меня со смесью ужаса и уважения.
– Боже! Как это изумительно с вашей стороны. Но… – Тут она посмотрела на мою левую руку и кивнула. – Я должна была догадаться. Вы замужем. Полагаю, он вас заставляет. Вот если бы эта ужасная миссис Корриган…
– Я не замужем, – перебила я.
Она с трудом взяла себя в руки.
– О, простите, я…
– Разведена.
– О-о-о! – Она расслабилась и живо улыбнулась. – Вы тоже? Моя дорогая, и я разведена.
– Знаю.
– Три раза, милочка. Это мучительно, могу я сказать. Разве они не подлые?
– Простите?
– Мужчины, дорогая. Подлые.
– А, понимаю.
– Неужели, скажете, что ваш не был подлецом?
– Был, – согласилась я. – Определенно.
– Я это знала, – сказала счастливо Марсия. Я подумала, что на моих глазах никто так не напивался от двух порций розового джина. – Как его звали?
– Николас.
– Животное, – сообщила она великодушно. Я увидела, что в ней снова пробуждается желание отправиться в крестовый поход. – Выпейте еще, дорогая Жанетта, и расскажите об этом все.
– За это плачу я, – сказала я твердо и позвонила. – А зовут меня Джианетта. Джи-а-нетта. Итальянского происхождения, как сорбо.
– Очень мило, – она отвлеклась. – Как вы заимели итальянское имя?
– Это старая история… – Я заказала напитки и с удовольствием направила разговор в новое русло. – Так звали мою прапрабабушку. Таких предков обычно засовывают в самую глубину шкафа и никому не показывают, впрочем, прапрабабушка никогда не позволяла запирать себя нигде, ни на минуту.
– Чем она занималась? – спросила заинтригованная Марсия.
– Шла к гибели обычным путем. Натурщица, любовница художника, жена баронета…
– Я тоже однажды вышла замуж за баронета. Тем не менее, я его бросила. А она?
– Конечно. Сбежала с многообещающим молодым художником в Париж, где очень разбогатела, не спрашивайте, как. Умерла в женском монастыре в восемьдесят семь лет.
