Леонид Залата - Волчьи ягоды. Сборник
— Тут живет Ярош? Ярослав Ярош, — уточнил Ванжа, заглядывая в чистую бумажку.
— Я его мать. А что случилось?
— Не волнуйтесь, ничего особенного. Оперативный уполномоченный Ванжа. Мы разыскиваем один мотоцикл…
— Слава в отпуске. Как раз сегодня поехал. Поездом, понятно. Путевка у него в Мисхор. А мотоцикл — в радиокомитете. У нас, видите, пятый этаж…
— Кстати, у вашего сына какой мотоцикл?
— «Ява».
— Ну а нас интересует Иж. Выходит, я напрасно вас потревожил.
— Ничего, я понимаю, служба у вас такая. А у меня сердце екнуло. Славик пришел вчера какой-то нервозный.
— С работы?
— Не знаю, было уже восемь часов. Может, ходил на свидание да поссорился с девушкой. Кто их разберет… А потом подался на запись на той проклятущей «Яве». Зачем только отец купил ее? Носится где-то, а у матери сердце ноет.
— Какая запись?
— Я не спрашивала.
— А почему вы думаете, что он поехал на мотоцикле?
— За ужином сказал: на запись еду. На мотоцикле.
— Так-так… Ну, я пошел, заговорился, а это мне, сами понимаете, ни к чему. Моя забота — найти мотоцикл. Проводили, значит, сына?
— Где там! Не позволил. Возвратился на рассвете, торопился. Весь в отца, тот тоже не любит, чтоб его провожали.
В радиокомитет Ванжа входил уже сильно встревоженный. Слишком загадочно выглядело ночное путешествие Яроша. Человеку через несколько часов на поезд, а он садится на мотоцикл и мчится на какую-то запись. Что может записывать звукорежиссер среди ночи и какая в этом нужда?..
Главный редактор оторвался от бумаг, разложенных на столе, положил шариковую ручку.
— Месячник безопасности движения?
— Нет, товарищ…
— Савчук Андрей Андреевич. Так вы не из ГАИ?
— Оперуполномоченный уголовного розыска Ванжа.
Лейтенант вынул из кармана удостоверение.
— Любопытно! С ГАИ поддерживаем постоянную связь, а с вашим братом не было случая. Приземляйтесь.
— У вас работает Ярош?
— Звукорежиссер? А в чем дело?
— Что вы можете о нем сказать?
— В Киев переманивали. Не захотел. А туда кого попало не приглашают. Вы, товарищ лейтенант, берите, как говорят, быка за рога. Минут через десять у меня совещание. Ярош что-то натворил?
— Нет, — сказал Ванжа. — Во всяком случае, мне хотелось бы так думать. Но он, возможно, последний, кто видел девушку, которая прошлой ночью исчезла.
— Исчезла? Не Нина ли?
— Вы ее знаете?
— Слыхал, что именно так зовут его невесту.
— Невесту?
— Кто-то говорил, что дело идет к свадьбе.
— Где сейчас Ярош?
— В отпуске. С сегодняшнего дня. Должен был ехать в Крым. Могу уточнить, куда именно.
— Не надо. В Мисхор. В последнее время вы давали ему какие-либо поручения? Я имею в виду — записать что-нибудь? Скажем, вчера.
— Нет. А почему это вас интересует?
— Прошлой ночью, за несколько часов до отхода симферопольского поезда, Ярош ездил на мотоцикле делать запись.
— Понятия не имею.
— Значит, не поручали. Скажите, Андрей Андреевич, а что можно записывать ночью?
Савчук пожал плечами.
— Все. Конечно, ночь не очень подходящее время…
— Как вы записываете?
— Смотря что. В распоряжении радиокомитета есть специальный автобус с надлежащей аппаратурой. Он сейчас в ремонте. Но вы же сами сказали, что Ярош воспользовался мотоциклом. Следовательно, записывал он на портативном магнитофоне Р-5, других у нас нет.
— А мне можно его посмотреть?
— Именно тот? Нет. Я разрешил ему взять магнитофон с собой. Ярошу давно хотелось создать звукофильм о море.
— Я хотел бы еще узнать, почему личный мотоцикл Яроша содержится в служебном помещении?
Савчук нахмурился.
— А вам, извините за неучтивость, что до этого? Уход и бензин — за Ярошем, а места «Ява» занимает немного. Не вижу криминала.
— Мотоцикл сейчас в гараже?
— Не знаю, но это можно выяснить.
— Да не обижайтесь, Андрей Андреевич, к вам у меня претензий нет. Просто я сам должен осмотреть «Яву». Судя по всему, Ярош брал мотоцикл ночью. У него есть ключи от гаража?
— Ни в коем случае! Днем ключи у завхоза, ночью — у сторожа.
— У сторожа? Вот и прекрасно. Мне необходимо с ним встретиться.
— Он сейчас дома. — Савчук вызвал секретаршу. — Надюша, домашний адрес сторожа. Только побыстрее. И приглашайте редакторов. С квартальными планами. Вы поняли?
Главный поднялся, направился к столику, где стоял графин с водой, но на полпути остановился.
— Товарищ лейтенант, вы уверены, что с этой девушкой, Ниной, случилось что-то такое… одним словом, плохое?
— Как вам сказать… Мы знаем только, что ни дома, ни на работе ее нет.
— А не могла она поехать с Ярошем?
— Бросив работу? Не предупредив мать?
— Вы правы. Да и он бы этого не позволил. М-да… В таком случае… Ярослав тут ни при чем, его я знаю как облупленного!
— Будем надеяться. Я прошу вас, товарищ Савчук, не разглашать нашего разговора. В интересах дела. А сейчас распорядитесь, пожалуйста, чтоб меня провели в гараж…
Почти новенькая «Ява» стояла в углу. Ванжа заглянул в бензобак, отметил, что горючего осталось на донышке, но тут же подумал, что это ничего не дает, так как неизвестно, сколько его было перед ночной поездкой Яроша. Решив, что, возможно, потребуется экспертиза, он пригласил в качестве понятых обеспокоенно вертевшегося невдалеке завхоза и одного из работников гаража. Затем смел с подфарника на платочек слой пыли, вынул из спиц увядший, но еще зеленый стебель, как видно, обрывок значительно большего, и совсем голый — ни листьев, ни корня, ни верхушки.
Оформив протокол, Ванжа подумал, что час назад, поднимаясь по лестнице на пятый этаж в квартиру Яроша, он желал одного — услышать из его уст, где же сейчас Нина, был почти уверен, что вот-вот все выяснится. Возможно, дверь откроет сама Нина, и как это ни будет горько ему, Василию Ванже, зато он определенно будет знать, что не случилось ничего страшного, непоправимого. Час назад… А теперь собирает доказательства. Доказательства чего? Причастности Яроша к преступлению? Но какому преступлению? И что за это время изменилось? Что он узнал? Прежде всего ночная запись. Воспользоваться ею он может, только вернувшись из отпуска. Тогда зачем Ярошу было так спешить?
Проспектом Ворошилова, радуясь, что здесь мало светофоров и можно не терять времени, Ванжа спустился вниз, почти до Днепра, и свернул налево на улицу Розы Люксембург, где за высокой стеной виднелись крыши трикотажной фабрики.
В проходной сторожке ругались два человека.
— Не выйдет! — хриплым басом кричал один, одновременно выпуская из толстого, в красных прожилках носа струи табачного дыма. — Не на того напали, уважаемый Григорий Семенович! Все, по-вашему, — ферзи, а Локотун, видите, пешка.
Второй стоял около столика, склонив большую круглую голову на плечо, говорил презрительно, почти не открывая рта:
— Чего разорался? Меня горлом не возьмешь.
Заметив Ванжу, оба замолчали.
Лейтенант спросил, можно ли позвонить на склад.
— Милиции все можно, — сказал тот, что назвал себя Локотуном, прицеливаясь окурком сигареты в урну. — Но можно и не звонить. Так как перед вами собственной персоной завскладом Григорий Семенович.
Завскладом бросил на него недовольный взгляд.
— Поляков, — представился он. — Чем могу служить милиции?
— А я сейчас не милиция, — Ванжа смущенно улыбнулся, — у меня чисто личное дело. Девушка у вас там работает, хотел, чтобы позвали.
— Кто?
— Сосновская. Нина Сосновская, учились в одной школе.
— Не повезло вам, лейтенант. — Поляков сощурился, глаза превратились в узенькие щелочки. — Нет Сосновской. Как раз сегодня не вышла на работу.
— Не вышла? А что с нею?
— Откуда мне знать? Может, заболела. — Поляков замолчал, пожевал губами и направился к выходу. Уже в дверях добавил: — А может, загуляла где, теперь такая молодежь… Кстати, она не у меня на складе работает, а в цехе ширпотреба. Кладовщицей.
Ванжа проводил его взглядом. Заведующий складом, одетый в модную финскую куртку, шел не спеша, вразвалочку.
— А вы домой к ней заскочите, — посоветовал Локотун. — Чапаевская, 26, это тут недалеко.
— Удобно ли? — Лейтенант сделал вид, что колеблется. — Девушка больная, а я…
— Удобно, еще как удобно! Вас увидит — сразу выздоровеет, — подмигнул Локотун. — Был у меня в молодости такой случай…
Ванжу меньше всего интересовало разглагольствование вахтера о собственной молодости. Он и так знал, что Нина на работу не вышла, и на фабрику приехал лишь потому, что капитан Панин учил его не полагаться на чужие глаза и уши. Завскладом ничего нового не сообщил, и все же было в его словах нечто такое, что заставило лейтенанта лихорадочно перебирать в памяти весь разговор.
