Дей Кийн - Красная звезда юга
Еще один удар от Тони! Она опять выиграла по большому счету!
Если даже неизвестные, которые прислали Кончиту, действительно договорились с Рейсом, теперь он, Бишоп, уж обязательно взлетит на воздух. Любая казнь была в тюрьме обычным ритуалом, банальным происшествием, но теперь Рейс «хотел» по-настоящему убить его.
Когда зазвучал колокол, оповещающий о времени отключения света, в камерах погасли огни. Бормотание заключенных стихло. Последние отзвуки вечерней молитвы замерли вдали.
Бишоп встал и бросился на кровать. Его белая рубашка и брюки теперь были такими же грязными, как и те, которые он снял. В течение десяти лет он всегда выигрывал тем или иным способом, а теперь ни в чем не был уверен… У него оставалась лишь одна уверенность — ночь должна и будет продолжаться исключительно долго.
3. Побег из тюрьмы
Приближение зари покрыло молчанием тюрьму. Сквозь толщу морского тумана слышны были только шаги экзекуционного взвода солдат и легкий шорох их перевязей, когда они проходили через железные ворота тюрьмы.
Бишоп старался различить фигуру Рейса, но было слишком темно. Если кто-нибудь и договорился с этим великолепным капитаном насчет Бишопа, то, во всяком случае, он сделал все, чтобы продлить его агонию.
Когда они подошли к наружной стене тюрьмы, где должна была состояться казнь, другой шум обратил на себя внимание Бишопа. Недалеко от него какой-то человек рыл твердую землю.
Рыли могилу… для него…
Капитан Рейс приказал своим людям остановиться и повел Бишопа к изрешеченной пулями стене. Теперь приговоренный хорошо видел лицо Рейса, оно было совершенно невозмутимо.
— Пусть вам поможет Бог, сеньор, — сухо проговорил он. — Вы должны понимать, я лишь выполняю свои обязанности.
Со сжатым горлом Бишоп пытался говорить. Каков бы ни был конец этой авантюры, он не собирается дать Рейсу возможность насладиться его испугом.
— Я отлично понимаю.
— Хотите, чтобы вам завязали глаза?
— Нет.
Рейс сунул ему в губы сигарету и дал огня. Потом отошел и из тумана раздались его короткие и резкие приказания.
Бишоп жалел, что ему связали руки. Дым сигареты ослеплял его и он выплюнул ее, стараясь держаться как можно прямее, хотя тело невольно сгибалось от слабости. Плотный туман почти скрывал солдат, но голова и плечи Бишопа были видны. На таком расстоянии они не могли промахнуться, даже если бы и хотели. Ноги, обутые в башмаки со шпорами, замерли, руки вскинули ружья наизготовку. Послышался треск затворов.
— К щеке! — приказал Рейс. Потом он крикнул: — Пли!
Залп разорвал тишину утра, удары сыпались на стену. Бишоп почувствовал, как четыре пули тронули его плечо, грудь, руку и живот. Удар в плечо заставил его скользнуть по стене. Ему не надо было делать вид, что он падает.
«Прохвост! Грязный прохвост! подумал он. Взял плату и надул их!».
Растянувшись на земле, носом вниз, он заметил сквозь туман приближение пары сапог.
Леденящее дуло револьвера приближалось к его уху. Послышался пятый выстрел, сильнее предыдущих. Потом Рейс нагнулся к нему, как бы для того, чтобы убедиться, что он мертв.
— Не шевелитесь, — прошептал капитан, — пока не услышите, что закрылись ворота. Тогда, в тот же момент, бегите и живей!
Сапоги исчезли в тумане. Солдаты стали печатать шаг. Потом он услышал стук прикладов. Наконец, после команды, экзекуционный взвод удалился в сторону тюрьмы. Фуражки с кожаными козырьками и головы солдат теперь были видны поверх полосы тумана, который стал рассеиваться.
Бишоп глубоко вздохнул. Рейс превосходно сыграл свою роль. Пули, которые бросили на землю приговоренного, были из бумажных шариков. Рейс не выстрелил ему в ухо: выстрелил в землю. А теперь? Бишоп очень хотел знать, что произойдет теперь. Он жалел, что Кончита не сказала ему, что он должен делать, в каком направлении бежать.
Тяжелые створки тюремных ворот захлопнулись. Колокол на часовне стал звонить и он услышал, как отец Альварадо протестовал против времени проведения казни… Рейс что-то ответил ему…
Бишоп поднял голову, чтобы осмотреться. Восток стал алеть, туман почти испарился. Он встал на ноги и, согнувшись пополам, устремился по наиболее короткому пути в почти непроходимую чащу ползучих растений и лиан у подножья скалы. Чтобы достичь этого места, ему пришлось пробежать мимо человека, который работал лопатой. Тот не поднял даже глаз. Он слишком был занят своим делом. Но на этот раз он не рыл, а засыпал могилу, которую сделал раньше.
Когда Бишоп заметил машину, остановившуюся у края дороги, было уже слишком поздно.
Над морем поднялось солнце. Туман исчез. Из часовни вышел отец Альварадо и направился по пыли к месту расстрела. Человек зарывавший могилу, снял свою шляпу и бросил ее на землю.
Бишоп снова заполз в убежище. Он, вероятно, должен был проскользнуть к машине, но теперь это было решительно невозможно. Ему придется оставаться здесь до наступления ночи. К тому же, шофер машины, вероятно, подумал о том же, потому что быстро развернулся и исчез в направлении Коралио.
День стал настоящим кошмаром, наполненным удушающей жарой и ползающими и кусающими насекомыми. Утром зазвонил колокол на подъем. В 7 часов пришли рабочие, немного позднее девяти часов тюремная колымага привезла новую партию заключенных…
Дети, не обращая внимания на крики сторожей, стали, как все дети, играть на дороге. Маленькие девочки одевали своих кукол и прыгали смешно через веревочку, мальчики дрались и играли в разбойников. После полудня они стали играть в бейсбол. В какой-то момент игрок лет девяти нырнул за мячом в кусты и прополз так близко от Бишопа, что тот мог до него дотронуться. В течение дня две дюжины солдат и заключенных проходили мимо кустов, в которых прятался Бишоп, но никто его не искал. Он не только был мертв, но и отлично похоронен. И отец Альварадо благословил молитвой его могилу…
Наступил час «сиесты». Рабочие вышли из ворот. Потом солнце спряталось за горами и полдень перешел в вечер… Потом наступила ночь…
Около половины девятого Бишоп услышал, как подъехала какая-то машина и остановилась по другую сторону кустарника. Водитель оставил работать мотор на малых оборотах. Бишоп выполз из своего убежища и подошел к машине сзади. Ему показалось, что это была та же самая, которая приезжала утром.
— Добрый вечер, сеньор. Вы случайно не ждете кого-нибудь?
Шофер был совсем молодым парнем, не старше 20 лет. Он ответил, не поворачивая головы:
— Да, если вы тот, кого я жду. Поскорее влезайте. Скорее! И ложитесь на пол. Оставайтесь там до тех пор, пока я не скажу вам.
В течение дня Бишопу удалось освободиться от веревок, связывавших его руки, но кожа была содрана и изъедена насекомыми. Он открыл заднюю дверцу машины, влез в нее и уселся на пол.
— Куда мы едем?
— Вам это необходимо знать?
— Нет.
Ни тот, ни другой не произнесли ни слова, пока машина не достигла окраины Коралио. Тогда водитель, все еще не поворачивая головы, спросил:
— Что же произошло сегодня утром? Почему вы не прыгнули в автомобиль?
Бишоп хотел сказать, что Кончита не сказала ему про машину, но раздумал.
— Я немного оплошал и побежал не в ту сторону, а когда туман поднялся, решил что это будет опасно и нужно подождать.
— Мы тоже об этом подумали, — сказал молодой человек. — Но мне хочется сказать, что вы здорово заставили нас поволноваться. Вы очень нужны нам. — Он протянул Бишопу пачку сигарет. — Курите?
Бишоп с трудом ворочал языком, ему казалось, что он превратился в шершавую тряпку.
— Спасибо. Нет ли у вас капли воды?
— Очень сожалею, но я об этом совсем позабыл.
— Тем хуже. Потерплю.
Бишоп слышал смех и шутки, они неслись по Коралио. Они теперь ехали по дороге, идущей из порта и направляющейся в горы. Он еще ниже прижался к полу. Когда поднял голову, огни Коралио уже были позади и машина ехала вдоль аэродрома, заросшего сорняком и плохо содержащегося. Он выпрямился и перекинул свои длинные ноги через спинку переднего сидения, чтобы сесть рядом с шофером.
— Надеюсь, что это вас не стеснит, — сказал он. — Там, сзади, немного тесновато. По правде говоря, из-за заключенных, которые проходили мимо меня, и играющих детей я не имел никакой возможности вытянуть ноги. Это было очень неприятно. А с кем я говорю, мой спаситель?
— Меня зовут Мигуэль, но все называют Майк.
— А я — Джим Бишоп.
Майк притворился удивленным.
— Не может быть!
По тому, как его молодой спутник произносил испанские слова, Бишоп старался определить его национальность. Он не говорил, как житель этой страны. Бишоп заметил то же и в отношении Кончиты. Молодая девушка и Мигуэль говорили на чистом кастильском наречии, с примесью акцента Нового Света и небольшого арго, — для усиления впечатления. Ему показалось, что он догадался.
