Дик Фрэнсис - Осколки
Я рассказал детективу об эпилептическом припадке Бакстера:
— Может, он видел вора.
Она нахмурилась:
— Может, он и есть вор. Он мог симулировать припадок?
— Санитарам так вроде не показалось.
Детектив Додд прошлась по демонстрационному залу, разглядывая клоунов, парусники, рыбок и лошадок. Взяла с полки ангелочка, но сумма на ценнике пришлась ей не по вкусу. Пряди волос упали вперед, обрамляя ее сосредоточенное лицо, и я рассмотрел за маской неряшливой хиппи ясный аналитический ум. Она была полицейским с головы до пят, а уж потом привлекательной женщиной.
Поставив ангелочка на место, детектив Додд захлопнула блокнот, показывая всем своим видом, что расследование, несмотря на отсутствие результатов, закончено. Полицейский Додд уже стояла в дверях, готовая приступить к своей будничной работе.
— Зачем на вас такой большой свитер и бейсболка? — поинтересовался я.
Она весело на меня посмотрела:
— Так уж вышло, что вас ограбили на моем участке. Мое основное задание в Бродвее — обнаружить банду угонщиков автомобилей. Спасибо за внимание.
Она жизнерадостно улыбнулась, вышла и шаркающей походкой пошла под гору, остановившись потолковать с сидевшим у входа в лавочку смахивающим на бомжа бездельником. Жаль, что ни хиппи, ни бродяга не искали угонщиков этой ночью, рассеянно подумал я.
Я позвонил Бон-Бон. Она жалобно простонала в трубку:
— Джерард, дорогой, приезжай поскорее. Дети плачут, все ужасно. — Она судорожно вздохнула. — Прайем — старый дурак.
— Сколько он у вас пробыл? — спросил я.
— Минут десять-пятнадцать. Пока он тут был, нагрянула моя мать. Сам знаешь, какая она. Прайем почти все время провел в кабинете Мартина. Не мог найти себе места. — Бон-Бон переполняло отчаяние. — Ты приедешь?
— Как только закончу с одним делом и найду, на чем ехать. Скажем, ближе к полудню.
— Ах да, совсем забыла про твою чертову машину. Я за тобой заеду.
— Не надо. Не садись за руль в таком состоянии. Я сам доберусь, в крайнем случае попробуем упросить твою замечательную родительницу одолжить мне Уэрдингтона с «роллс-ройсом».
У Мариголд, матери Бон-Бон, был разносторонне одаренный водитель, которого она частенько ошарашивала своими эксцентричными требованиями. Все знали, как однажды он на бешеной скорости гнал по стерне в открытом «лендровере», а его хозяйка, балансируя, стояла за ним и палила над его головой из двуствольного дробовика по ошалевшим кроликам. По словам Мартина, на это страшно было смотреть, но Мариголд отстреляла тогда сорок штук и освободила свои владения от прожорливой напасти. Пятидесятилетний лысый Уэрдингтон внушал скорее мысли о приключениях, а не о последнем прибежище.
В первый день Нового, 2000 года жизнь в Англии замерла. Люди хотели посидеть дома.
Жители Бродвея поразились тому, что магазин «Стекло Логана» открыл свои двери вчерашним покупателям, которые пришли за остывшими за ночь сувенирами. К моему удивлению, пришли и двое моих помощников — явно невыспавшиеся Памела Джейн и Айриш. Они сказали, что не могли обречь меня на адский труд — одному упаковывать целое море безделушек. Так что новый век начался для меня бодро и весело. Позднее я вспоминал это мирное утро, не в силах представить, что жизнь когда-то могла быть такой простой и надежной.
Памела Джейн, щебечущая, нервная, худенькая и отнюдь не красавица, настояла на том, чтобы отвезти меня к Бон-Бон. Высадив меня на подъездной дорожке, она поспешила обратно в магазин.
По крайней мере, по поводу своего дома Мартин и Бон-Бон имели общее мнение. Приходя к ним, я неизменно восхищался этой жемчужиной восемнадцатого века. На гравийной дорожке стоял маленький темно-синий фургон с желтой надписью «ЭЛЕКТРОНИКА ТОМПСОНА». Сам я с утра работал и поэтому совершенно забыл, что в национальный праздник фургонам службы по ремонту телевизоров делать на улицах совершенно нечего.
Сказать, что, войдя в дом, я увидел хаос, значило бы ничего не сказать. Начну с того, что входная дверь была нараспашку. Я вошел и позвал, но ответа не получил. Сделав пару шагов, я понял почему.
На ступеньках без сознания лежала мать Бон-Бон, Мариголд, с всклокоченными седыми волосами и в сбившемся легком платье пурпурного цвета. В ногах у нее распростерся ее эксцентричный шофер Уэрдингтон. Четверых детей не было ни видно, ни слышно. За закрытой дверью кабинета Мартина царила мертвая тишина.
Я распахнул дверь и обнаружил, что на полу в полный рост вытянулась Бон-Бон. Опустившись на колени, я прижал пальцы к ее сонной артерии и с огромным облегчением нащупал пульс. Целиком сосредоточившись на Бон-Бон, я слишком поздно уловил движение за правым плечом: за дверью прятался некто в черном.
Я дернулся и привстал, но меня опередили. Перед глазами мелькнул металлический газовый баллон, смахивающий по форме на огнетушитель. Только баллон был не красный, а оранжевый. Им меня и ударили по голове. Кабинет стал серым, темно-серым и наконец черным. Я провалился в бездонный колодец.
Я медленно пришел в себя под внимательными взглядами. Глаза детей были расширены от ужаса. Я лежал на спине. В памяти постепенно восстанавливалась картина — оранжевый газовый баллончик в руках человека в черной шапочке-маске. Я попытался встать.
— Слава богу, ты в порядке, — с громадным облегчением сказала Бон-Бон. — Нас всех отравили газом, и с тех пор, как мы очнулись, нас тошнит.
Меня не тошнило, но зато страшно раскалывалась голова.
Невзирая на мускулатуру, которую Уэрдингтон усердно развивал регулярными занятиями с боксерской грушей, он выглядел бледным и слабым. Однако он держал за руки двух младших детишек, вселяя, насколько мог, в них уверенность. В их представлении он мог сделать все на свете, и они не сильно ошибались.
Бон-Бон как-то заметила, что больше всего ее мать ценит Уэрдингтона за то, что тот разбирается в приемах букмекеров. Сама Мариголд не любила ходить вдоль рядов выкрикивающих ставки мужчин. Уэрдингтон же делал для нее самые удачные ставки. Он был человеком разносторонним и до невозможности добрым.
На нашем параде больных не хватало только самой Мариголд. Отклеившись от пола, я спросил, где она. Старший мальчик, Дэниэл, сообщил, что она пьяна. Храпит на лестнице, добавила старшая девочка. Дети 2000 года уже ничему не удивляются.
Целью этого массового усыпления было, очевидно, воровство. Украли три телевизионных блока со встроенными видеомагнитофонами и множество видеокассет, а также два портативных компьютера с принтерами и коробками дискет.
Все это крепко ударило Бон-Бон по нервам, и она тихо плакала, так что в отделение полиции пришлось дозваниваться Уэрдингтону. Обнаружилось, что моего детектива Кэтрин Додд направили на другой участок. Однако нам пообещали, что полицейские вскоре появятся.
Фургон «ЭЛЕКТРОНИКА ТОМПСОНА», понятное дело, исчез.
Голова у меня гудела, я сидел в черном кожаном кресле в кабинете Мартина. Бон-Бон лежала на диване напротив, не в состоянии дать исчерпывающий ответ на вопрос, который я задавал ей снова и снова:
— Что было на пленке, которую Мартин собирался мне отдать после скачек, и откуда она взялась? Иными словами, кто дал ее самому Мартину?
Бон-Бон уставилась на меня мокрыми глазами, высморкалась и сказала:
— Я знаю, вчера Мартин хотел тебе что-то рассказать, но в машине были другие, а он не хотел, чтобы слышал Прайем, поэтому решил отвезти тебя домой последним.
Даже в горе она выглядела красивой, как фарфоровая куколка, облегающий костюм черной шерсти выгодно подчеркивал ее полноватые формы.
— Он тебе доверял, — в конце концов вымолвила она.
— М-м… — Я бы удивился, если б не доверял.
— Нет, ты не понимаешь. — Бон-Бон подумала и решилась: — Он знал какую-то тайну. Мне ничего не рассказывал, говорил, я буду переживать. Но ему хотелось поделиться хоть с кем-то. О господи… Все, что Мартин хотел тебе сообщить, он записал на обычную видеокассету, а не на дискету или лазерный диск. Я думаю, так хотел тот, кто передал ему информацию, но точно не знаю. К тому же пленку проще посмотреть, сказал Мартин. Ты же знаешь, дорогой Джерард, я в этих компьютерах вечно путаюсь. А с видаком управляюсь легко. Мартин хотел, чтобы я смогла просмотреть кассету, если он умрет, хотя, конечно, всерьез о смерти не думал.
— И он ничего не сказал о том, что записано на предназначавшейся мне кассете?
— Он был нем как рыба.
Я с досадой покачал головой. Конечно же, таинственная информация была на кассете, украденной из моего демонстрационного зала. Той самой, которую передали Мартину, он — слуге Эдди, а тот — мне. Но если бродвейские воры ее просмотрели, а у них была на это целая ночь, зачем им понадобилось грабить еще и дом Мартина?
И точно ли на этой похищенной пленке было записано что-то секретное? Возможно, и нет.
