KnigaRead.com/

Ал. Азаров - Чужие среди нас

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Ал. Азаров, "Чужие среди нас" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Не помню. Рассказывай.

— Ладно. Вошли мы к старушке в её квартиру. Обрисовали положение и давай полы-стенки стучать. До самой ночи лазили и в подвал, и на чердак, и в поросенкины хоромы. Родионов, вижу, злится; он у нас, знаешь, характеру горячего, обидчивый. Но виду не кажет. А сам старуху лаской уговаривает выдать наркотики и не тянуть из нас жилы. Один черт, ведь найдем… Но бабушка-то посерьезнее жулика одесского вышла. Кремень старуха. Крестится на иконы и молитвы читает, а на нас — ноль внимания. А молитва такая: прошу тебя, господи, за все мои страдания послать на моих обидчиков порчу и чуму, и чтобы в седьмом колене мучились они за мою сегодняшнюю обиду. Короче, честит нас по-всякому, а мы ей запретить не смей. Поскольку церковь у нас от государства отдельная. Хитрющая бабка и зловредная. И законы знает.

К ночи дошли мы до горницы. Пощупали подушки, перины четыре штуки — все пуховые, и в кадке с фикусом баночку вырыли. Кокаин. Но — мало. Чуть больше осьмушки. Не могёт, соображаем, чтобы это и был весь запас. Никак не могёт!

— Не может!

— Э-эх, вот ведь язык… Значит, может, а не могёт? Ладно, запомню. Ты исправляй.

— Да рассказывай же, пап… Как стенку ломали.

— Стенку? Стенку, верно, ломали. Обстукал её я и чую — пустота под обоями. Под сплошными обоями — пустота, значит. Родионов к бабусе: что у вас там? А бабуся сама потерялась, глазами морг да морг. И молитвы позабыла читать. Не знаю, говорит, сама впервые слышу, что там за обоями дыра.

Сняли мы обои. Глядим — фанерка. И её долой. И видим: не хватает в стенке кирпичей, а вместо них стоит себе банка карамели. Круглая, на три фунта.

— Ну?!

— Вот тебе, Пека, и ну. Снял я с неё крышку. Но неловко, повалил банку на пол. А след за ней аккурат и бабуся улеглась. Обеспамятела… А пол — горит весь! Жуть!.. Брильянты, один к одному, как горох… Совсем я потерялся. То ли старуху в самосознание возвращать, то ли камни собирать в банку. Ведь камень, он что — завалится в щель, не заметишь, а государству убыток на сто тысяч…

— На сколько?

— Ну, может, сто не сто, а десять. Да хотя бы на копейку. Не имею права. Такая моя задача: государству всё передать в лучшем виде в рабоче-крестьянский доход.

— А дальше?

— Хорошо, бабуся сама в себя пришла. Села на полу и как завоет! Страшно мне стало. Ты это, говорю, прекрати. Не надо выть. Что было, то сплыло… А она еще хужее. Материт себя и в крест, и в господа своего. А за что? Оказывается, за то, что жила и не знала про миллионы в банке. Не её они были, миллионы.

— А может, её?

— Нет! Точно проверили. Чужие были камушки. Налетчиков трех видных. Крупно нам знакомых по личностям. Квартировали они у старухи в двадцать втором году. На хазе её, значит, отсиживались до лучших времен. А так как умные были, то деньги наличные на камушки перевели. Смекнул?

— Смекнул.

— То-то… Собрали мы, значит, камни, записали их, и повез Родионов старуху в МУР. А меня оставил. Посмотри, говорит, ещё разок повнимательнее. И дворники остались, понятые они были… До утра я по комнате на корточках елозил. Ещё пять штук нашел. Три маленьких — в щели, один покрупнее, а один — больше ногтя — у дворника в кармане. Не стерпел, паразит, украл… Положил я главный камень в кабур, под пистолетное дуло, дворника арестовал, протокол составил и в МУР.

— А дальше?

— Всё, Пека.

— Не всё!

— То есть как это?

— Ты про налетчиков расскажи.

— О них сказ мал. Трое их было. Жили они у старухи, её оберегались и друг дружку опасались, не верили. А бриллианты таскать по притонам за собой боялись — мало ли что? И порешили они дать страшную воровскую клятву, что дружбу поведут до гроба, а опосля сделали в стене дыру и — банку туда. Старуха в этот день цветами торговала и поздно пришла. Аккурат тогда, когда они поверх того места обои новые наклеили и дальше стали ладить. Это, говорят, тебе, старая, от нас сюрприз. Уходим мы, боимся — заметет уголовка. А в благодарность за наше у тебя житье кроме денег починим тебе горницу по первому сорту.

— А потом?

— Оклеили комнату и — крути, Гаврила, бога нет! Наши агенты за ними утром приехали, да опоздали. С концами ушли. Бабке, правда, посулили вернуться, но срока не назвали… Так и не вернулись. Считай, что из-за клятвы. Как поклялись руку друг друга держать до гроба, так и вышло. Один из них ночью двух своих побратимов и прирезал. А сбежать — не пофартило. Угодил, натурально, в Таганку на весь долгий срок.

— А потом?

— Суп с котом! Потом, известно, вышел. Он в суде жалостливую сказку сплел: мол, те двое его в страхе держали, а он, дескать, к честной жизни интерес имел, но двоих ужасно боялся. И зарезал их, получается, из самолучших побуждений. Поверили. Отсидел он своё и выскочил на свободу.

— Попался?

— Как бриллианты нашли, через месяц и его скрутили. Не ушел.

— Кто скрутил-то?

— А тебе что?.. Кто, кто… Я и скрутил…

— А как нашел?

— И всё тебе знать надо! Кто да как. Нашел. Путем личного сыска. Ясно? И больше не спрашивай. Как, что — тебе знать не положено… Лучше спи давай. А то вот Сергея Саныча поднимем. Ему отдыхать надо — завтра у нас день тяжелый… И мне поспать — самая пора.

Через минуту из угла, где расположились Комаровы, понеслось тонкое согласное сопение. А я не мог уснуть. Да уже и не по времени было спать. За окном бледное занималось утро. Шёл мокрый, тяжелый снег.

5

Москва тех лет была, разумеется, поменьше нынешней. Не только Песчаных улиц, к примеру, но и стадиона «Динамо» не существовало даже в проекте, и в Петровский парк ходили гулять, как на дальнюю окраину. Смоленский бульвар тогда был бульваром не только по названию — за низенькой чугунной оградой росли могучие деревья, по дорожкам бегали дети, крутилась карусель с разноцветными конями из папье-маше. Ещё сновали по Триумфальной — нынешней площади Маяковского — трамваи; в Проточном переулке по боковым флигелям и деревянным развалюхам пряталась от милиции воровская публика; Торгсин менял у населения золото и драгоценности на боны, по которым можно было получить остродефицитные бостон и масло; словом, Москва ещё не была нашей сегодняшней Москвой, однако уже тогда она была городом-гигантом и жило в ней народу поболее миллиона.

Мудрено ли, что откликов на заметку в «Вечерке» получил я немало. Больше, чем хотелось бы. Ибо как ни вздорен был порой сигнал, проверять его приходилось тщательно.

Двое суток возились мы с письмом некоей Зонтиковой, сообщившей, что муж её, Леонид Васильевич, 17 февраля должен был отбыть в командировку на периферию, утром того дня ушел из дому, оставив на столе все документы и билет до Самары, и — будто в воду канул.

Пригласил я Зонтикову в прокуратуру, предъявил ей в числе других фотографию трупа (точнее, того, что было в мешке), влил в нее бог знает сколько валерианки и услышал долгожданные слова:

— Он!

— Точно ли? — говорю.

— Он, — и рыдает.

Ну, всё в ажуре, думаю. Опознание произведено по правилам; фотографий предъявлено пять; все одномасштабные; можно смело докладывать прокурору.

Составил я протокол, накапал Зонтиковой успокоительного и мысленно поздравил себя с удачей.

Комаров тоже меня поздравил, но как-то странно.

— С почином вас, — говорит. — Теперь и до сотни недалеко.

— Какой сотни? — спрашиваю.

— Убитых.

— Вы — что? — говорю. — Каких еще убитых?

Засмеялся он и промолчал.

Поручил я ему отработать связи Зонтикова, знакомства его, привычки и прочие биографические частности, а сам взялся за заявление гражданки Васильевой, утверждавшей, что в конце декабря видела она, как двое мужчин и одна женщина везли на детских саночках мешок с чем-то на вид тяжелым — как раз в сторону пруда.

Допросил я Васильеву и с первых же её слов поставил всю историю под сомнение. Уж больно концы с концами не сошлись, хотя и клялась заявительница, что мешок был весь в крови.

— Мешок, — говорю, — какого цвета был?

— Светлый, — говорит.

— Может быть, желтый?

— Вот-вот, в самую точку вы сказали, желтый…

— Не путаете? — говорю. — Сдается мне, что он по цвету ближе к серому.

— Дайте-ка, — говорит, — подумать. Ну конечно, он и был желтый такой, знаете, но с серостью в цвете. Серый он, значит, был.

Поскольку я знал, что мешок был не серый и не желтый, а коричневый, то слушать Васильеву до конца заставили меня лишь врожденное добродушие и профессиональная неопытность.

Так и пролетели даром полдня.

Выпроводил я наконец Васильеву и собрался было и сам уходить, ибо ещё не обедал, но не успел. Комаров мне помешал. Явился без предупреждения и не один, а с гражданином в роговых очках заграничного происхождения.

— Мы на секундочку, — говорит. — Привел я к вам, Сергей Саныч, для знакомства покойника.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*