Сергей Высоцкий - Антиквары
— А ты уверен, Леня, что это Гога? — с сомнением поглядывая на крупного красивого капитана, спросил Бугаев, когда они уселись друг против друга в унылом райотдельском кабинете.
Вместо ответа Шитиков открыл ящик письменного стола и, вытащив оттуда несколько фотографий, небрежно перекинул Бугаеву.
— Это уж ты определяй, Гога здесь или не Гога. У меня он пока числится как неизвестный.
Да, то была хорошо знакомая майору русалка — пышнотелая красавица с рыбьим хвостом, наколотая на правом плече Гоги Терехова. Да и сам мужчина, сфотографированный на больничной кровати, несомненно, походил на Михаила Терехова.
— Видок у него не приведи господи, — сказал Бугаев. Рана серьезная?
— Серьезнее не бывает. Ножиком в живот. И что самое главное — пролежал часа два. Там земля кровью пропиталась.
— Не надо лишних красок, — поморщившись, остановил Бугаев Шитикова. — Давай к делу; — Ах! Ах! — дурашливо пропел капитан. — А я думал, что описание места происшествия заинтересует моего старого друга.
— Меня, прежде всего, интересует Гогино здоровье. Шитиков посерьезнел.
— Врачи говорят что выживет. Операцию сделали вчера. Но крови потерял он много. И в сознание не приходит.
— Когда в последний раз в больницу звонил?
— За пять минут до твоего приезда. Рассказывать дальше или будешь наводящие вопросы задавать?
— Рассказывай Леня. Торопиться нам некуда.
— Собака на месте происшествия вела себя как чумовая. То в одну сторону бросится то в другую. Минут двадцать по поляне гонялась, а потом легла. Ножа мы не нашли. И одежды тоже.
— Он что же, голый лежал? — удивился Бугаев.
— В трусах. Бабка, которая его нашла, подумала загорает. Лежит на животе, одна рука под голову положена. Да только какой вечером загар — солнце уже низко тень от берез. Подошла, хотела разбудить...
— Странная история, — задумчиво сказал Семен. — Гогу и ограбили?! В лесу?
— В березовой роще. На «волейбольной» поляне. Там разбито с десяток волейбольных площадок.
— А что там делал Терехов? — спросил Бугаев. — Не в волейбол же играл?
— Почему бы и нет?
Бугаев недоверчиво покачал головой. Помолчал. Потом сказал:
— Татуировка Гогина. И на карточке сходство есть, хоть и отдаленное.
— Ты учти потерю крови.
— Да что ты заладил одно и то же. Все я учитываю... Что свидетели говорят?
— А какие свидетели, Сеня? — Шитиков в упор, многозначительно посмотрел на Бугаева.
— Волейболисты. Видели же они с кем пришел Гога, с кем разговаривал?
— А где их взять, волейболистов этих? Я же тебе сказал они «дикие».
— Что-то я вас товарищ капитан, не пойму, — переходя на официальный тон, сказал Бугаев. Он уже начал сердиться, решив, что Шитиков разыгрывает его.
— Чего ж тут непонятного? Надо учесть, товарищ майор, что в волейбол играют по выходным. Сегодня у нас вторник. Значит, теперь приедут только в субботу.
— И никто не знает, где эти люди живут, где работают! Бугаев начал понимать, что Шитиков вовсе не шутит.
— Вот именно! Приедут, поиграют — и в разные стороны. До следующей субботы. И никаких физоргов, никаких организаторов у них нет.
— Да-а, ситуация. А из местных никто с ними не играет?
— Какие там местные? Есть в километре садово-огородные участки, так туда на выходные народ приезжает.
— Про них-то ведь известно — кто они где работают?
— Известно — сердито бросил Шитиков — ДОК-1. Деревообделочный комбинат. Два сотрудника угрозыска вместе с дружинниками с раннего утра там.
— Вот видишь!
— Больше половины участков принадлежит людям никакого отношения к ДОКу не имеющим. То ли блатным, то ли ушедшим с комбината. Да дело и не в этом — Шитиков безнадежно махнул рукой. — Те, кого спросили, говорят, что из их поселка никто в волейбол на поляне не играет. Да и вообще они недовольны, что рядом в лесу столько людей по выходным ошивается.
— Враждуют? Может, ссоры какие-то были между ними?
— Нет, не было. Просто огородникам не нравится, что много людей в волейбол играет — траву, говорят, топчут, ландыши весной рвут.
Бугаев неодобрительно хмыкнул.
— Да! Представь себе не нравится — и все тут! подтвердил Шитиков.
— Но ведь как то общаются они? — не хотел сдаваться Семен. — Приходят волейболисты за водой, ягоды покупают, разговаривают о том о сем. С девушками в конце концов заигрывают!
— Семен Иванович, ну неужели ты не понимаешь, даже если приходили за водой — фамилий и адресов у них никто не спрашивал! За три дня все равно этих людей не найдем. А в субботу волейболисты и так на свою поляну приедут. И сам Гога скоро в сознание придет. Так ведь?
— Так, — с сомнением произнес Бугаев. — Что же нам теперь три дня сложа руки сидеть? Ждать, что Гога расскажет. — Он никак не мог примириться даже с вынужденным бездействием.
— Зачем ждать? — сказал Шитиков. — Съездим на место. Может быть, наши сотрудники в ДОКе что-нибудь узнают. Глядишь и Терехов оклемается.
— Ладно, — согласился Бугаев. — Сгоняем на место, может быть и придумаем что- нибудь. Ты позвони в больницу.
Шитиков развел руками.
— Звони, звони. Он каждую минуту может прийти в себя.
Но чуда не произошло Гога все еще был без сознания. Бугаев набрал номер Корнилова. Не вдаваясь в подробности доложил, что собирается осмотреть место происшествия.
— Вернешься, сразу зайди ко мне, — сказал полковник. Может, на месте что и прояснится.
4
Улицы на окраине города были забиты грузовиками. Приходилось подолгу стоять у светофора. Молодому водителю наверное надоело тащиться еле-еле и он, включив сирену, выехал на трамвайные пути. Асфальт был раскрошенный, щербатый, и легкие «Жигули» нещадно трясло. Бугаев вспомнил, что ехал по этой улице зимой и видел, как дорожники латали асфальт. «Вот и залатали — зло подумал Семен. — Нет чтобы летом все как следует сделать дожидались морозов. Зимой им больше платят, что ли?»
Обернувшись к водителю спросил:
— И надолго тебе при такой езде машины хватит?
Парень покраснел и не нашелся, что ответить. Но скорость сразу сбавил.
— Я думаю на полгода, — продолжал Семен. — В лучшем случае — на девять месяцев. — Бугаев вдруг поймал себя на том, что почти слово в слово повторяет то, что когда-то при нем говорил одному водителю Корнилов. «А когда-то и вы майор, лихачили», — подумал он и улыбнулся. Шофер, наверное, поймал его улыбку в зеркале и сказал с обидой.
— Да ведь смешно, товарищ Бугаев, среди грузовиков тащиться. Машина оперативная...
— Смешно будет, когда срочный вызов, а твоя «оперативная» рассыплется! И сирену пореже включай, чего зря людей пугать.
Шофер вздохнул и совсем сбавил скорость.
Улица была широкой и просторной, дома стояли далеко друг от друга, не заслоняя солнца перед каждым — газоны и кусты, детские площадки. Не было сырых дворов- колодцев, теснящихся друг к другу каменных громад, толп народа на тротуарах. «Но вот что удивительно, — думал Бугаев, вместе со всем этим ушел и сам город, остались отдельно стоящие жилые кварталы, универсамы огромные холодные кинотеатры. Казалось бы, человеку стало удобнее и просторнее жить, а он едет в свободное время куда-нибудь в центр, прогуливается в толпе по Невскому или узкому Большому проспекту, идет в маленькую старую киношку, вместо того чтобы дышать свежим кондиционированным воздухом в кино театре, который в двух шагах от его дома. Нет на окраине улиц, по которым можно ходить часами разглядывая встречных прохожих, витрины магазинов рекламные огни, а в человеке, хоть и наслаждающемся преимуществом отдельной квартиры, осталась эта нужда в общении, даже в таком уличном немом общении».
Вспомнив про Невский, Бугаев вспомнил и о том, как лет шесть тому назад впервые арестовывал Гогу — поздно вечером в гардеробе ресторана «Север». Терехов взял от гардеробщика шубку приятельницы помог ей одеться, а потом небрежно завел руки за спину, намереваясь просунуть их в рукава дубленки которую держал наготове услужливый старик. Бугаев на несколько секунд опередил гардеробщика и защелкнул на Гогиных руках наручники. Шеф потом пожурил Семена за ненужное пижонство, но сам Гога оценил его ловкость и даже не стал сопротивляться. Сказал только:
— Ну Гога козел! Как тебя сделали — на раз!
Тогда Терехова арестовали за квартирные кражи. Было ему так же как и Бугаеву, двадцать восемь лет. Второй раз Семен брал Гогу тоже на Невском, в квартире его родителей рядом с Казанским собором. И опять за квартирную кражу у известного в городе коллекционера картин. В прихожей за раскрытой дверью стоял небольшой кожаный чемодан в котором лежали аккуратно упакованные сорок три акварели старого Петербурга. Причем некоторые из них были широко известны, репродуцированы в альбомах.
