Сергей Высоцкий - Антиквары
— Назови фамилию своего дружка, — повторил майор. — И где живет? Да побыстрее.
— Игореха и все. Откуда мне знать? Я не милиция, чтобы фамилии спрашивать. У магазина познакомились...
«Пустое дело с этим алкашом толковать», — подумал Белянчиков и сказал Котикову:
— Давай Виктор быстро жми к нам в Главное управление в энтэо, там сегодня Коршунов дежурит. Пусть отдают срочно проявить твою пленку. И сделают побольше отпечатков. У нас теперь фотография этого «стрелка» имеется. Если только ты не оплошал.
— Вроде бы нет...
— Вместе с Коршуновым возвращайся сюда. Надо чтобы он «пальчики» снял... А твои ребята пусть проверят лестницы в соседнем доме жильцов опросят.
Котиков отвел в сторону одного из сотрудников, вполголоса объяснил ему, что требуется.
Белянчиков спросил задержанного:
— На машине приехали?
Мужик кивнул.
— Какая машина?
— Синенькая. Кажись, «Москвич».
— А поточнее? «Москвичей» много. Модель какая?
— Леший ее знает! Такая гладенькая машинка.
Белянчиков подумал о том, что в Управлении можно будет предъявить задержанному фотографии разных моделей, чтобы опознал. Важнее был номер, а номер этот алкоголик вряд ли запомнил. Юрий Евгеньевич все же спросил:
— Номер запомнили?
— Номер? — он пожал плечами. — У меня на цифры память плохая.
— Небось, сколько стоит бутылка «бормотухи», и спросонья ответишь! — зло сказал Котиков, прислушивавшийся к разговору.
— Ладно тебе, — остановил Белянчиков Котикова. — Он и так не в себе — мать родную не вспомнит! Поезжай скорее.
— Обижаешь командир, — сказал задержанный. — Я сегодня в рот не брал.
Вошел один из оперативников, прочесывавших дом.
— Товарищ майор, смотрите, что нашел! — Он торжественно держал в руке коричневые штиблеты Белянчикова. Юрий Евгеньевич чертыхнулся. Он совсем забыл про них. Оперативник, увидев сердитое лицо майора смутился, не понимая, в чем дело, и тут, наконец заметил что Белянчиков без ботинок, в одних носках.
— Паркет понимаешь, скрипел, — буркнул Белянчиков обуваясь. — Ну вот... Хорошо хоть гвоздь не поймал.
— У вас все лицо поцарапано, — сказал оперативник. — Может врача вызвать?
Белянчиков провел ладонью по лбу и почувствовал боль. Но кровь уже запеклась.
— Это его дружок. — Майор кивнул на задержанного. — Фонарь мне размолотил.
— Я и не знал что Игореха с «пушкой», — меланхолично сказал задержанный. Он все еще сидел на полу с заведенными за спину руками в наручниках Белянчиков слез с подоконника, подошел к камину. Преступники успели выворотить одну из нимф. Мраморная плита, которую вытаскивал задержанный в то время когда в комнату ворвались Белянчиков с Котиковым, лежала расколотая на полу.
— Что ж ты плиту бросил? — сказал Юрий Евгеньевич задержанному.
— Ты бы не бросил! — проворчал мужик. — Работаю спокойно — вдруг трах-тарарах! И гром, и молния. — Он уже немного очухался после пережитого страха, и в голосе появились дерзкие нотки.
— А тебя-то как зовут? — спросил Белянчиков, разглядывая развороченный камин.
— Еременков меня зовут. Борис Николаевич.
— И зачем же тебе, Борис Николаевич, камин понадобился? — поинтересовался майор и тут заметил, что из стены, в том месте, где раньше находилась нимфа, торчит угол ящичка.
— Васильев, — позвал он стоящего рядом сотрудника. И показал глазами на торчащий ящик.
— Что, товарищ майор? — не понял Васильев.
— Ящик торчит, видишь? Попробуй дерни.
Васильев наклонился перед камином, аккуратно поддернул брюки. Потом взялся за ящик рукой, пытаясь пошевелить его. Ящик не поддавался. Васильев оглянулся, ища, чем бы подковырнуть штукатурку. Белянчиков вынул из кармана перочинный нож, протянул ему. Васильев взял нож, ковырнул известку, и через несколько минут довольно большой, оказавшийся деревянным ящик стоял на табуретке.
С интересом разглядывая его, Белянчиков подумал, что ящик похож на те, а которых в старину хранились дуэльные пистолеты. Он перевел взгляд с ящика на задержанного мужчину. Еременков смотрел на ящик с изумлением.
— Что там, Борис Николаевич? — спросил майор Задержанный не ответил. То ли он был так увлечен созерцанием ящика, то ли отвык от того, чтобы его величали по имени-отчеству.
— Борис Николаевич! — повторил Белянчиков громче.
— А? — поднял глаза задержанный.
— Что в этом ящике?
— В первый раз вижу! — искреннее ответил тот.
— Вы же за ним пришли?
— Скажешь тоже! — совсем непочтительно отозвался Еременков. — Этот... как его? Игореха! Сказал, камин в старом доме надо разобрать. Все равно дом на слом идет, чего добру пропадать. Четвертной обещал заплатить.
— Всего-то?
— Четвертной же! — со значением сказал задержанный. — Пятерку уже отслюнил. Аванс. — Он снова посмотрел на ящик. — Вот это покер! С джокером!
...Когда приехали эксперты, Коршунов снял отпечатки пальцев с камина и с неожиданной находки. Ящик вскрыли. Он был доверху набит старинными драгоценностями...
Белянчикову не хотелось терять времени: он наскоро умыл расцарапанное лицо в большой ванной комнате с развороченным кафельным полом, вытерся носовым платком и попытался хоть что-нибудь выяснить у Еременкова о сообщнике. В глазах у того появились первые признаки осмысленности.
— Лечились? — спросил Белянчиков, глядя на его бледное, со следами отечности лицо.
— Ну, а если и лечился? — с вызовом ответил Борис Николаевич. — Что ж, меня теперь и за человека не считать?
— Борис Николаевич. — Белянчиков говорил спокойно. — Не горячитесь. И вы человек, и я человек. Но из-за того, что вы залезли в чужую квартиру...
— В пустой дом я залез, — буркнул Еременков.
— В пустой дом, — согласился майор. — Но с целью похитить из него камин и спрятанную в тайнике шкатулку с драгоценностями.
— Еще чего! И слыхом не слыхал о вашей шкатулке! А камин? Да этот дом завтра взорвут вместе с камином...
— Ну ладно, — сказал Белянчиков и перешел на официальный тон: — Давайте начнем все по порядку. Я имею право провести дознание...
— Ишь ты! — прокомментировал Борис Николаевич.
— ...Для начала хочу предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний.
Официальный тон Белянчикова юридическая терминология и упоминание об ответственности произвели на задержанного удручающее впечатление. Он весь сразу съежился и стал нервно потирать руки.
— Какая ответственность? Ты о чем? — твердил он, не в силах сосредоточиться на вопросах Белянчикова. — Игореха сказал: «Снимем камин, пока дом не взорвали. Все равно пропадет». А ты — про ответственность! Знал бы я, что у него «пушка» — стакана бы с ним не выпил.
— Камин — произведение искусства, — старался, как маленькому, втолковать майор. — Принадлежит государству. И дом никто не собирался взрывать. Его на капитальный ремонт поставили.
Но Еременков все скулил про ответственность, потерянно блуждая взглядом по комнате.
— Вы курите? — спросил майор, пытаясь хоть как-то вернуть Бориса Николаевича к действительности.
— А?
— Курите?
— Давай закурю! — Он протянул трясущуюся руку за сигаретой. «А ведь ему не больше тридцати», — подумал Белянчиков.
Затянувшись несколько раз, Еременков успокоился.
История его знакомства с «Игорехой» была короткой и простой. И в своей простоте — пугающей. Уволенный за пьянку из жилконторы, Еременков перебивался временной работой — грузил мебель в магазине на улице Пестеля. Вечером пропивал чаевые в пивном баре или в непосредственной близости от забегаловки, в которой торговала «тетя Катя». Здесь они и познакомились. Два дня «Игореха» исправно угощал Бориса Николаевича портвейном («Дорогой брал», сказал Еременков. И в голосе у него прозвучали нотки уважения.) А на третий день новый знакомый попросил его помочь разобрать в заброшенном доме «никому не нужный камин». И посулил четвертной.
— Да если камин никому не нужный, — рассердился Белянчиков, — зачем по крышам лазать! Нашли в заборе дырку — и кончено дело!
— Так надо! — многозначительно ответил Еременков, но кому и зачем надо, сказать не мог. Ничего не знал он и о том, почему в комнате взломан паркет и отодраны плинтуса. Только часто-часто моргал, глядя на майора своими испуганными большими глазами.
Все, что удалось выудить у него Юрию Евгеньевичу ценного, сводилось к тому, что «Игореха» ездил на «Москвиче» четыреста восьмой модели и камин собирался отвезти к себе на дачу. Но где у него дача, Борис Николаевич не знал.
Самые большие мучения ждали Белянчикова на Литейном, 4, когда он попытался с помощью Еременкова составить фоторобот «Игорехи». Даже известная на все Главное управление выдержка Юрия Евгеньевича была готова лопнуть, когда осмелевший, переполненный сознанием какой-то детской гордости от порученного ему дела, Еременков комментировал то и дело возникавшие перед ним на экране носы и подбородки:
