Марина Серова - Посланница небес
Повиснув на турнике, я решила думать о тухлой рыбе. Однако аппетит это не убавляло. За годы службы брезгливость во мне начисто уничтожили.
— Женя, ты не могла бы потише скрипеть своим турником, все-таки поздно уже, почти одиннадцать, — попросила тетя Мила, заглядывая в комнату. В глазах ее таилось беспокойство и смущение. — Соседи могут еще невесть что подумать.
Я мягко спрыгнула с турника на ковер и, отдышавшись, бросила с раздражением:
— Думаешь, соседи прислушиваются ко всяким скрипам? Нужны мы им сто лет.
— Они прислушиваются, прислушиваются, Женя, и такое потом говорят, — закивала тетя Мила. — Помнишь, ты недавно била кулаками по чурбаку и вошла в раж, что даже начала что-то выкрикивать. Потом Мария Александровна мне рассказала: во дворе болтали, будто ко мне приходил мужчина и избивал меня полтора часа. Все сошлись на том, что это мой бывший любовник и я ему изменила со слесарем, который приходил к нам трубу менять на кухне. А в любовники мне записали соседа из двадцать третьей. Помнишь этого молодого бизнесмена?
Я не смогла удержаться от смеха:
— Тетя Мила, да успокойся. Ничего страшного. Наоборот, в нашем дворе за тобой закрепится имидж роковой обольстительницы.
— В наше время таких обольстительниц знаешь, как называли? — хмуро буркнула тетя и добавила совсем уж печальным голосом: — Как я посмотрю в глаза жене этого бизнесмена, если встречу ее на улице?
— Ты лучше ей не в глаза смотри, а следи за руками, — посоветовала я. — Электрошокер, который я тебе купила, все еще функционирует?
— Да. Только я его боюсь, он так страшно трещит. — Вдруг глаза тети от страха расширились. — Ты, что, считаешь, она может напасть на меня?
— Очень даже может быть, — ответила я. — На вид она неврастеничка и из-за своего мужа любую порвет на лоскуты голыми руками, поэтому бей первой и беги. С теми, кто отбивает мужиков, не церемонятся.
— Я же не отбивала, — прошептала тетя и села, медленно бледнея. — Как же теперь-то? Может, ей позвонить и сказать, что между нами ничего не было?
— Так она тебе и поверит, не вздумай, — велела я строго. — Со временем все успокоится.
— Да, наверное, — согласилась тетя удрученно, а затем попросила: — Женя, а ты не могла бы забрать мои туфли из починки завтра, и продукты кое-какие надо купить.
— Уж не думаешь ли ты теперь скрываться дома от жены соседа? — насмешливо спросила я. — Лучше открыто сойтись в честном бою, разобраться как женщина с женщиной, — я про выдирание косм и расцарапывание лица. Подеретесь раз и успокоитесь.
— Женя, перестань издеваться, — потребовала тетя. — Я не хочу ни с кем сходиться в бою.
— Не будет она на тебя нападать, расслабься, я просто пошутила. — Обняв тетю Милу за шею, я добавила: — Но электрошокер все равно носи с собой. Кругом полно всяких психов.
— Женя, я теперь спать не смогу, — горестно всплеснула руками тетя Мила.
Часа в два ночи я проснулась и поплелась на кухню. Налила в бокал воды и вспомнила, что мне и пить-то нельзя. С воспоминанием о посте вернулись греховные мысли о пирогах, закрытых в шкафчике.
— У меня стальная воля, — сказала я себе, выплеснула воду в раковину и решительно поставила пустой стакан на стол.
А пирогами между тем все же пахло. Казалось, все стены пропитались этим манящим запахом. Ехидный голос подсознания посоветовал наплевать на обещания какому-то попу. Он-то сам наверняка во все посты так трескает, что за ушами трещит. Я задавила в себе этот противный голос. Обещание не будет нарушено ни при каких условиях.
В доказательство крепости своего характера я решила заглянуть в шкафчик. Посмотрю на пироги, и ничего со мной не сделается.
Аккуратно отворив дверцы, я заглянула: пироги как пироги, ничего особенного. Пять штук. Они лежали каждый на своем блюде, три из них надрезаны, и была видна начинка: в одном — порозовевшая малина, в другом — истекающие густым соком ягоды вишни, а в третьем — кусочки яблок, застывшие в прозрачном желе.
— Не очень-то они мне и нужны, — сказала я себе, сглотнув слюну. — Да я могу на них часами смотреть и не притронусь. В «Ворошиловке» я сносила такое, что какой-то пост по сравнению с этим — детский лепет.
Мои глаза были прикованы к отрезанному от яблочного пирога куску, лежавшему тут же на блюде. Для тренировки силы воли я взяла его и, приблизив к носу, втянула кисло-сладкий яблочный аромат раз, другой.
Уши уловили едва слышный шелест ткани в коридоре, словно бесплотный дух крался ко мне. Свободной рукой инстинктивно схватилась за нож и начала поворачиваться к двери. Вдруг тишину разорвал отчаянный крик:
— Нет, Женя, не смей этого делать!
Вздрогнув, я уронила пирог на пол. Тетя Мила подскочила ко мне и захлопнула дверцы шкафчика с сердитым шепотом:
— Я не позволю тебе нарушить пост. В кои-то веки собралась причаститься, а чуть-чуть потерпеть не можешь?
— Я все могу и не собиралась ничего такого делать, — буркнула я в ответ. — Ты зачем так кричала? Соседи небось уже милицию вызывают, решили, что я прирезала тебя ради жилплощади.
— Они вызовут, от них дождешься, только музыку врубают так, что стены дрожат, — проворчала тетя, подхватила кусок пирога с пола и отправила его в мусорное ведро. — А ты, Женя, больше не думай сюда пробираться, я буду следить.
— Она будет за мной следить! — хмыкнула я. — Только посмотрите на нее. Тетя, я умею себя контролировать. Не занимайся ерундой. Спи спокойно и ни о чем не думай.
Проворчав себе что-то под нос, тетя пошла в свою комнату, я — в свою. Легла на кровать, укрылась простыней, но сон не приходил. Даже самогипноз не помогал. Из-за проклятых пирогов я не могла сконцентрироваться. Да что ж это за наваждение такое! Перевернулась на один бок, на другой, на живот, снова на спину. Открыла глаза и тяжело вздохнула. Навязчивые мысли о еде не покидали. Запах пирогов, казалось, проник даже в мою комнату. Открытые глаза смотрели в потолок, на котором в свете уличных фонарей на стене формировались различные тени, в основном овальной формы, очень похожие на… Я зажмурилась, затем вскочила и ринулась на кухню.
Плевать на все. Священник ничего не узнает. Навру ему завтра да и все…
С этими мыслями я ворвалась на кухню, схватила со стойки нож и напала на пирог, который тетя по неизвестным причинам оставила на столе. Секунд тридцать — и от него остались только крошки на тарелке. Чувствуя, как едва не лопается мой желудок, я с нетипичной для себя жадностью впихивала в измазанный начинкой рот последний кусок, и тут на кухню вбежала тетя. Глаза ее округлились. Страшно закричав, она кинулась ко мне. Я с пирогом метнулась в угол и доела его в одно мгновение.
— Женя! Что ты натворила! Это же был пирог для соседей сверху! — закричала тетя Мила.
Я обернулась и, чтоб пирог не полез из меня обратно, с набитым ртом проговорила:
— Обойдутся твои соседи. С чего им вдруг такая честь? Ты же сама говорила, что они сводят тебя с ума музыкой.
— Вот поэтому я в этот пирог положила «Крысина», — с горечью бросила тетя и печально спросила: — Где я теперь нового яда найду среди ночи?
— Тетя, — прохрипела я, пошатнувшись, схватила тетю Милу за плечи слабеющими руками и сползла на пол.
Мир перед глазами мерк, силы уходили. В животе начались страшные рези, характерные для отравления крысиным ядом. Тетя что-то говорила, но я не слышала. Свалившись окончательно на пол, возвела я на нее глаза, протянула руку и попыталась закричать, чтоб тетя Мила вызвала «Скорую», хотя и ежу понятно: при такой дозе ей не успеть. Сказать ничего не получалось. Губы словно заледенели и не слушались. Я напрягла последние силы и, крича, проснулась. Перед лицом темный силуэт склонившегося надо мной человека. Тут же я вскочила и вывернула руки, тянувшиеся к моему горлу.
— Женя, что ты делаешь? — жалобно пискнул нападавший голосом тети Милы. Я включила ночник и увидела, что действительно скрутила собственную тетю. Резкие пробуждения посреди ночи не способствовали улучшению мыслительных процессов, поэтому я тупо спросила:
— Ты что тут делаешь посреди ночи?
Тетя вырвалась и, разминая вывернутую руку, с обидой в голосе бросила:
— Ты кричала во сне и металась. Я не могла заснуть. Вот решила встать и разбудить тебя, потому что слушать эти стоны посреди темноты просто невозможно. Пришлось нарушить твой запрет не подходить к тебе, когда ты спишь.
— Фу, ладно, фиг с ним, с запретом, — махнула я рукой, вытирая испарину со лба. — Теть, ты не поверишь, какой мне только что кошмар приснился.
— Отчего не поверю, — хмуро буркнула тетя. — При твоей работе подобные кошмары объяснимы. Боюсь и представить, как ты, когда выйдешь замуж, будешь спать с мужем в супружеской кровати. Он у тебя, наверное, будет постоянно битым, с вывернутыми руками и ногами. Захочет тебя поцеловать, а ты ему шею свернешь.
