Жорж Сименон - Мегрэ и Клошар
— Где вы находились?
— Когда пристукнули этого субъекта? В постели…
— Так чего же вы слышали?
— Кто-то вопил…
— А что насчет машины?
— Может, что-то и было, только их столько проезжает над нами, по набережной, что я обычно на них — ноль внимания…
— Вы выскочили на палубу?
— Прямо в пижаме… Даже портки не успел натянуть…
— А ваша жена?
— Она спросонья спросила: «Ты куда это намылился?»
— Оказавшись наверху, что вы приметили?
— Ничего… Как всегда, бурлила водоворотами Сена… Я крикнул: «Эй! О-го-го!», чтобы побудить, значит, того типа откликнуться да и выяснить, в какой стороне он бултыхается…
— Где в этот момент находился Жеф Ван Хутте?
— Фламандец-то?.. Я его в конце концов все же узрел на палубе баржи. Он как раз отвязывал лодку. А когда ту течением проносило мимо, я и скакнул туда… Тем временем тонувший то вынырнет, то опять — бульк! — и вниз… Фламандец попытался подцепить его моим багром…
— Тем самым, у которого на конце громадный железный крюк?
— Как и у всех остальных…
— А не получилось ли так, что стараясь подхватить им клошара, вы и ранили его в голову?
— Наверняка нет… В конечном счете его ведь подловили за штаны… А уж потом я изловчился и вытянул его за ногу…
— Клошар был без сознания?
— У него глаза были открыты.
— Он чего-нибудь сказал?
— Из него вода ливанула… И уж потом на барже фламандца мы заметили кровищу…
— Полагаю, на этом можно поставить точку? — прошептал прокурорский чин, которого вся эта история, как видно, не очень-то интересовала.
— Остальным займусь я, — подхватил Мегрэ.
— Вы сходите в больницу?
— Непременно туда загляну. Судя по заключению врачей, пройдет ещё немало часов, прежде чем он будет в состоянии говорить…
— Держите меня в курсе…
— Обязательно…
Проходя по второму разу под мостом Мари, Мегрэ распорядился в адрес Лапуэнта:
— Позвони в участковый комиссариат, пусть подошлют кого-нибудь из ажанов.
— Где встретимся, патрон?
— Здесь…
И он степенно пожал руки сотрудникам магистратуры.
Глава вторая
— Они чё, судьи что ли? — охнула толстуха, провожая взглядом удалявшуюся троицу.
— Из магистратуры, — машинально поправил её Мегрэ.
— А разве это не одно и то же?
Она слегка присвистнула.
— Это ведь надо! Такие важные господа и побеспокоились, словно бы ради какой-нибудь большой шишки! Так значит, он и впрямь был настоящим тубибом?
Комиссар находился в полном неведении. Да, как видно, пока и не спешил получить дополнительную информацию. Он целиком ушел в настоящее, хотя никак не мог избавиться от впечатления, что когда-то, очень давно, уже пережил нечто подобное. Лапуэнт исчез, взбежав по пандусу. Заместитель прокурора шел между следователем-коротышкой и секретарем, тщательно выбирая, куда ступить из опасения испачкать обувь.
«Зварте Зваан» смотрелась этаким черно-белым сгустком в солнечных струях, блистая опрятностью внешнего облика, наверняка, не уступавшей той, что, должно быт, царила и на её кухне. Рослый фламандец, стоя у штурвала, поглядывал в его сторону, а миниатюрная женщина, с виду совсем ребенок, с льняными, чуть ли не белыми волосами, склонилась над колыбелью, меняя девчушке пеленки.
По-прежнему звякал и лязгал подъемный кран, выгребая песок из «Пуату», а вверху. на набережной Селестэн, неумолимо рокотали автомобили. Но весь этот грохот не мог заглушить ни щебетания птиц, ни всплески волняшек в Сене.
Трое клошаров так и не посмели подойти поближе, и под мост вслед за комиссаром проследовала лишь бомжиха. Цвет её кофты, надо полагать, когда-то красный, ныне превратился в ярко-розовый.
— Тебя как зовут?
— Леа. Обычно добавляют «толстушка»…
Новый взрыв смеха, от которого заколыхались её неимоверного размера груди.
— Где провели эту ночь?
— Я же вам сказала.
— Неужели одна?
— Был только Деде, вон тот самый малохольный, что кажет спину.
— Твой дружок?
— Они все мои друзья.
— Спишь всегда под одним и тем же мостом?
— Иногда переселяюсь… Чего это вы там ищете?
Мегрэ и в самом деле вновь склонился над грудой хлама, составлявшего все имущество Тубиба. Теперь, когда магистраты удалились, комиссар почувствовал себя намного лучше. Он не торопился, обнаружил под лохмотьями сковородку, котелок, ложку и вилку.
Затем он нацепил на нос пару очков в железной оправе с одним треснувшим стеклом, но все поплыло перед его взором.
— Он пользовался ими только для чтения, — пояснила Леа-толстушка.
— Знаешь, что меня удивляет, — начал он, в упор уставясь на клошарку. — Никак не могу отыскать…
Она н едала ему закончить фразу, отошла на пару метров и из-за крупного камня вытащила литровую бутылку, ещё наполовину полную отдающим в фиолетовый оттенок красным вином.
— Пила?
— Натурально. И рассчитывала её прикончить. Она ведь испортится к тому времени, когда Тубиб вернется.
— Когда ты её стырила?
— Сегодня ночью, как только отъехала «скорая»…
— А ещё до чего-нибудь дотрагивалась?
— Леа с самым серьезным выражением на лице сплюнула на землю.
— Да чем хотите могу поклясться!
Он верил ей. По опыту знал, что клошары друг у друга не воруют. Да и вообще редко занимаются кражами чего-либо и не только потому что их сразу же ловят, но и по причине своеобразного равнодушия.
Напротив них, на острове Сен-Луи, окна в уютных домиках были распахнуты, и в одном просматривалась женщина, причесывавшаяся перед туалетным столиком.
— Тебе известно, где он покупал вино?
— Не раз видела, как он выходил из бистро на улице Аве-Мария… Это совсем рядом. На углу с улицей Жарден.
— Какие отношения были у Тубиба с другими?
Стараясь как-то сделать ему одолжение, старуха задумалась над ответом.
— Да и я не знаю точно… Вроде бы ровные со всеми.
— Он никогда не рассказывал о своей жизни?
— Об этом тут все молчок… Или надо упиться вдребодан, чтобы…
— А он ни разу не был в стельку пьян?
— По-настоящему никогда…
— Из-под вороха старых газет, служивших клошару для обогрева, Мегрэ выудил маленькую детскую лошадку из раскрашенного дерева, одна из её ног была сломана. Он совсем не удивился находке. Как, впрочем, и толстушка Леа.
В этот момент кто-то стал спускаться по пандусу мягким и неслышным шагом — наверняка был в холщовых туфлях на веревочной подошве — и направился затем к бельгийской барже. В каждой руке он держал по авоське, набитой провизией, о че свидетельствовали, в частности, пара торчащих больших хлебных батонов и ботва лука-порея.
Это был, несомненно, брат Жефа Ван Хутте, очень похожий на него, только моложе и с менее резко выраженными чертами лица. Он был одет в брюки из голубой ткани и вязаную куртку с белыми полосами. Поднявшись на судно, он о чем-то поговорил с Жефом, затем глянул в сторону комиссара.
— Ничего не трогай. Возможно, ты ещё понадобишься. И если что-либо узнаешь…
— Неужели я в таком виде могу заявиться к вам в кабинет?
Сама мысль о таком событии вызвала у Леа новый приступ хохота. Показывая на бутылку, она спросила:
— А ее-то хоть могу прикончить?
Комиссар кивнул и двинулся навстречу Лапуэнту, приближавшемуся в сопровождении полицейского в форме. Он проинструктировал последнего: охранять эту кучу рванья, служившую логовом, но и составлявшую для Тубиба целое сокровище до прибытия эксперта из Службы криминалистического учета.
После этого Мегрэ вместе с Лапуэнтом подошел к «Зварте Зваан».
— Вы Хуберт Ван Хутте?
Тот, человек более молчаливый или же более недоверчивый, чем его брат, ограничился легким наклоном головы.
— В эту ночь вы ходили на танцы?
— А что, нельзя?
У него был менее заметный акцент. Оба полицейских, оставаясь на набережной, были вынуждены говорить с ним снизу вверх, задрав подбородок.
— Где именно вы были?
— Недалеко от площади Бастилии. Есть там такая узкая улочка, где этих танцевальных заведений с полдюжины. То, где я веселился, называется «У Леона».
— Вам оно было знакомо и раньше?
— Да, неоднократно бывал там.
— Следовательно, вы ничего не знаете о том, что тут произошло?
— Только то, что успел сообщить брат.
Из медной трубы на палубе шел дым. Жена владельца баржи с ребенком вошла в каюту, и оттуда до комиссара и инспектора доносились кухонные запахи.
— Когда мы можем отправиться в путь?
— Вероятно, сегодня после обеда. Как только следователь оформит надлежащим образом протокол допроса вашего брата.
Хуберт Ван Хутте был, как и его родственник, хорошо вымыт, отлично причесан, отличался розовой кожей и очень светлыми волосами.