Татьяна Степанова - Колесница времени
— Не акцентировать…
— А они будут акцентировать. Вопреки. Вы что, предложите штрафы за это вводить, как вот предлагали штрафовать за употребление иностранных слов? Или в тюрьму сажать?
— Нет, но…
— Мой совет — все это положить под сукно, эту кляузу, — сказал Дорф.
Раиса Павловна Лопырева поджала тонкие губы. Потом снова глянула на часы в углу кабинета.
Герман Дорф вытянул ноги и рассматривал свои дорогие лоферы из кожи игуаны. На лице его была написана скука.
Раиса Павловна вздохнула и швырнула документ в мусорную корзину.
Глава 5
Марта
В пыльной и облезлой съемной однокомнатной квартире, расположенной на первом этаже хрущевки в районе метро «Динамо», жизнь била ключом.
Квартиру снимала Марта — женщина, уже не молодая, но весьма и весьма энергичная. Когда она появлялась в своей съемной квартире, то там все так и кипело — вещи летели в разные стороны, одежда падала на пол, в ванной, катастрофически лишенной ремонта, шумел душ.
Марта мылась в душе и напевала: ла-ла-ла…
У нее полностью отсутствовал слух, да и голоса не было, но это ее никогда не смущало.
Ла-ла-ла-ла…
А город пил коктейли пряные…
Виновата ли я…
Ай-яй, в глазах туман, кружится голова…
Ромашки спрятались, поникли лютики…
Лаванда, горная лаванда…
И еще десяток песенок, точнее отрывочных куплетов, потому что кто их, эти песни, до конца поет, кто знает все слова?
На полу, давно не метенном, жаждущем пылесоса и уборки, валялась одежда, нижнее белье.
Это словно помеченная тропа от входной двери к душу. Марта всегда раздевалась на ходу. Деловито пританцовывая.
Останавливалась на секунду возле зеркала в прихожей, шарила в косметичке, доставала разные губные помады и начинала красить рот — пробовать, какой цвет лучше, какой ярче.
Так и не выбрав, она шла в душ мыться. Смывала там, стирала помаду с губ, чтобы затем начать все сначала.
Вечер, вечер, вечер в квартире у метро «Динамо»…
Вечер ведь только начинался.
После душа Марта включала электрический чайник на крохотной грязной кухне, заваривала чай — покрепче. И ела шоколадные конфеты. Пусть от нее пахнет шоколадом и ванилью. Она ведь…
Да, она ведь — слааааааааа-ааад-кая женщина…
Страаааааа — аааааа-анннная женщина…
Эта женщина в окне…
Милая моя, солнышко лесное…
А ты такой холодный, как айсберг в океане…
Ты — морячка, я — моряк…
Сердце, тебе не хочется покоя…
После чая и конфет Марта открывала стоявший в комнате старый шкаф и начинала одеваться, прихорашиваться.
Дверь гардероба заслоняла ее и от комнаты, и от окна. Никого не было в квартире, но так уж повелось, так она привыкла.
Затем она отступала от шкафа и шла в прихожую смотреться в большое зеркало.
Крупная, с очень широкими боками и толстым задом, с тяжелой выпирающей грудью, — она была облачена в черную короткую комбинацию.
Возле зеркала, поставив ногу на маленькую скамейку, она начинала свой вечерний ритуал — надевание чулок.
Чулки всегда черные, иногда гладкие, иногда в сеточку.
Марта любовно и бережно доставала их из пакета, почти каждый раз новую пару. Встряхивала, потом засовывала внутрь руку, щупая и наслаждаясь фактурой.
Затем, кряхтя, потому что бока и грудь мешали, она наклонялась, ставила ногу на скамейку, просовывала ступню внутрь чулка и…
Ох, волшебный момент!
Нет, не нога скользила внутрь, это чулок скользил вверх по ноге, обтягивая широкую щиколотку и крепкую ляжку.
Марта долго, с чувством, любовалась на свою ногу в черном чулке, а потом ритуал повторялся.
Надев чулки, она еще долго вертелась перед зеркалом — и так, и этак, гладила себя по полным крутым бокам, втягивала живот.
Под такие чулочки, конечно, нужны туфли на умопомрачительных шпильках. Этак сантиметров двенадцать. Но не девочка ведь уже, не двадцать лет. Порхать на каблуках при таких габаритах тяжко.
А потому туфли выбирались на каблуке низком, устойчивом, удобном. Ходить придется и стоять. Лучше уж полностью полагаться на проверенные комфортные вещи, на обувь, что не натирает ноги.
После чулок и обуви наступал еще один трепетный момент возле зеркала.
Марта начинала краситься.
Она долго колдовала над лицом, сначала накладывала «базу» под тональный крем для гладкости кожи. Затем уверенными движениями наносила на лоб, щеки и размазывала круговыми движениями саму «тоналку».
Съедала еще пару конфеток, давая тональному крему впитаться. Затем густо и обильно пудрилась.
После этого подводила брови. Придирчиво выбирала тени для глаз — почти всегда перламутровые — и накладывала их широкими щедрыми мазками.
Не штукатуриться, а краситься…
Вот так, вот так, вот так…
Накладные ресницы она красила тушью густо-густо и очень-очень долго. Взмах, взмах… И вот ресницы почти совсем как кукольные — такие длинные, такие густые.
Марта с удовольствием взирала на свои пухлые щеки и тыкала пальцем в баночку с румянами — чуть-чуть оттенить вот тут на скулах, а то щеки толстые, хотя и нельзя назвать их обвисшими.
После Марта надевала парик. Свои волосы — это свои, от них, конечно, никуда не денешься, но вот этот белокурый парик, это просто чудо что такое.
Свои волосы закрыты специальной сеткой, чтобы парик сидел как влитой.
Вот так надеваем и…
А вот теперь из зеркала на мир смотрит настоящая Марта — та, которую знают в клубе.
Это Марта Монро, почти что Мэрилин…
О, Мэрилин, незабвенная Мэрилин Монро… Ах, до твоего идеала, конечно, далеко, но общий узнаваемый тренд соблюден.
Точь-в-точь…
Белокурая Марта Монро в парике наконец-то делала завершающий штрих: она бралась за помаду — ту, что перед душем отбраковывала, и густо, с наслаждением и любовью красила свои губы.
Яркие губы…
Ах, они созданы для поцелуев.
Затем она натягивала платье с блестками — порой розовое, порой серебряное — и брала с вешалки жакет из белого искусственного меха, так похожего на перья.
Марта Монро.
Она глядела на себя в зеркало.
Жизнь…
Ах, жизнь, что ты делаешь со мной…
Знакомый таксист — она платила ему щедро — уже ждал, звонил от подъезда: такси подано.
Марта легко поворачивалась на своих устойчивых каблуках, брала с зеркала туго набитую сумку и…
Вот тут ей всегда приспичивало в туалет на дорожку.
Это было что-то чисто психологическое, она не могла покинуть квартиру и сесть в такси без того, чтобы не зайти в туалет.
А с этим целая проблема, потому что, когда вы полностью уже собраны, одеты в платье и меховой жакет, выясняется одна очень интересная деталь.
Под платьем надето боди.
Тут надо пояснить, что сначала Марта хотела надеть вниз только утягивающее белье — такие панталоны, облагораживающие пышность форм. Но с чулками и платьем это неудобно.
Совершенно неудобно.
И вот тогда ее осенила идея с боди. Но он же как сплошной купальник!
И ходить в туалет в нем — сущее наказание.
Марта снова заходила в ванную — это же совмещенный санузел — и вставала, раскрылатившись над унитазом.
Чуть приседала, затем, чертыхаясь вполголоса, оттягивала утягивающий плотный боди, закрывавший промежность, чуть в сторону и…
Ооооооооооооо! Какое наслаждение…
Тугая золотая струя…
И нет того извращенца, любителя золотого дождя, который это оценит.
Сделав свое маленькое важное дело, Марта, не помыв рук, цокала каблучками назад в прихожую.
Порой она даже забывала спустить воду в унитазе.
Ее мысли были заняты уже предстоящим вечером в клубе.
А мочевой пузырь опорожнен.
Глава 6
Инвалидное кресло
Легкий ароматный дым гаванской сигары поднимался к вечернему небу, затянутому тяжелыми дождевыми тучами. Смеркалось, и автоматическая подсветка вдоль дорожек на участке зажглась.
Петр Алексеевич Кочергин курил сигару на свежем воздухе в патио своего большого дома. Патио по-модному отделано плиткой, украшено морозоустойчивыми хвойными в больших керамических горшках. Но все горшки сдвинуты так, чтобы максимально освободить все проезды и все повороты — из патио на участок и к крыльцу открытой веранды дома.
Возле ступеней крыльца оборудован широкий, очень удобный пандус — это чтобы инвалидное кресло Петра Алексеевича…
Да, Петр Алексеевич Кочергин, отец Данилы и Жени, курил сигару в своем инвалидном кресле, из которого не вставал уже много лет.
Кресло — чудо современной медицинской техники — оборудовано электроприводом, сенсорными кнопками. Но для движения по дому всем этим Петр Алексеевич не пользовался. Крутил колеса кресла руками и перемещался тихо, почти неслышно.
