Филипп Буэн - Сожги в мою честь
Мо причиняет вред собственным плантациям. Потому его близнец из мира насекомых — жук-писатель. Жесткокрылый листоед. Своими челюстями вредитель прогрызает в листовой пластинке дорожки, похожие на напечатанные строчки. Отсюда и язвительное прозвание прожорливой напасти.
«Писателем» голубчик наречен мной, а смерть его предсказана в моей настольной книге.
А вот чего он не знает, так это того, что наступит она нынче вечером.
Довольно ходить вокруг да около, пора к делу.
Ферма вредителя расположена близ Ля-Рош де Солютре, чуть в стороне от деревни. Три строения в форме буквы «П»: слева погреба, справа подсобные помещения, в глубине дом. В центре большой двор.
В одной из хозяйственных построек я его и покараю. Из лени Мо ни одну дверь не закрывает на ключ — будет он себе еще голову забивать. Здесь имеется все, что мне надо для казни.
23.15 — пора, вхожу в крайнюю дверь. Место знакомое, тут царит постоянный бардак. Нерадивый работничек Мо сваливает инструмент, как бог на душу положит.
Осторожность не помешает, включаю фонарик — сюрпризы мне без надобности.
А они, черт возьми, налицо! С моего последнего визита кавардак стал еще хуже. Повсюду громоздятся тюки соломы, вдоль стен наставлены винные бочки, посреди помещения валяется тачка, на земляном полу — гора виноградных чубуков. Только бак с мазутом стоит на прежнем месте. Понятное дело, он неподъемный.
Я открываю кран — убедиться, полный ли. Все в порядке, Мо недавно налил его доверху.
Прекрасно, содержимое мне пригодится.
Еще как пригодится.
Последний взгляд на окружающую картину. План в изменении не нуждается, я схоронюсь за бочками. Чтобы нейтрализовать Мо, потребуется шаг, не больше.
Что ж, за дело, недопустимо заставлять ждать саму Смерть.
Первым делом включаю электричество. Щелк! Пыльная лампа освещает сарай. Свет хорошо виден со двора посреди ночи. Теперь дело за собакой. Мо держит ее на привязи у будки. Нелишняя предосторожность: псина способна броситься и на хозяина.
Действие второе — выхожу во двор. Пес замечает меня и приходит в ярость. Он даже не лает, а исступленно захлебывается. Какое счастье, что цепь прочная.
Шум пробивается к хозяину сквозь пьяное беспамятство. Из дома раздается хриплый крик:
— Молчать, Аттила! Заткнись!
Аттила? Мо угадал с кличкой своего питбуля — тот заливается еще пуще.
— Что там такое? Увидел кого-нибудь? Лису? — Пауза. Потом до него, наконец, доходит, что цербер лишен дара речи. — Ну ладно, иду! Но если пустяки какие-нибудь, отведаешь кнута!
Славно, все течет, как задумано.
Третье действие — возвращаюсь в сарай. Ориентироваться в происходящем помогут ночные звуки. Скрип — Мо толкнул дверь. Через пять секунд он издаст вопль. Один, два, три, четыре…
— Черт побери! Что это за свет?
И вот действие четвертое — тревожное. Я принимаюсь стучать по баку.
Тук… Тук… Тук…
Аттила, подобно хозяину, охвачен беспокойством. Он уже не лает, а воет.
— Кто здесь? Вы кто? Я с вами разговариваю!
Я снова стучу, звук, должно быть, доводит Мо до безумия.
Тук…Тук… Тук!..
— Ну, хватит! Выходите или я сам вас найду!
Найдет сам — значит, не спустит собаку. Слишком опасно, животное с расстройством психики может разорвать и меня, и его самого.
Тук! Тук! Тук!!!
— Хорошо же! Сами напросились! Подстрелю, как кролика!
Дверь снова скрипит, Мо, должно быть, пошел снимать со стены ружье. Я получаю три минуты на завершение работы. Этого более чем достаточно для устройства западни.
Primo — кладу на землю книгу. Жук-писатель поневоле ее заметит. Наклонится поднять. «Смерть в кредит». Сомневаюсь, чтобы имя Селина что-то ему сказало, но как знать? Возможно, жертва поймет послание: мне следовало убить его давным-давно, он и так получил от меня десять лет бонусом.
Secundo — устанавливаю маленькое зеркальце в соломенном тюке. Смогу увидеть в отражении действия Мо, не двигаясь с места.
Безупречно! Все готово для приема.
А теперь только спрятаться.
И вслушаться в то, что несет мне ночь…
Приближаются шаги. Вредитель уже рядом с сараем. Думаю, собирается ворваться с ружьем наперевес — видел такое по телевизору. Эту шаблонную сцену он мне и представляет:
— Руки вверх! Не шевелиться!
Пригнувшись за бочками, я наблюдаю за ним в зеркале. Мо бледен, растерян, лицо искажено. Внутри сарая никого! Он ничего не понимает.
— Что это за штуковина?
Заметил книгу. Смешной рефлекс — подталкивает ее стволом ружья. Что он думает? Что та взорвется? Повторяет маневр, затем, наполовину успокоенный, наклоняется поднять.
Согнувшись вдвое, он не может защищаться.
Это-то мне и нужно — внезапно появляюсь.
Мо разворачивается ко мне. Я наставляю пистолет, трижды стреляю, все происходит моментально.
Насекомое кричит, еле удержавшись на ногах. Ружье отлетает в мою сторону. Подбираю и отбрасываю его вглубь сарая.
А Аттила вновь заходится лаем: его взволновали звуки выстрелов. Но что значит по сравнению с мучениями хозяина беспокойство животного? Оно-то не ранено, а вот мсье зажимает правое плечо. Никаких предпочтений одной части тела — настала очередь левого.
Снова салютует оружие, снова крики, и это еще не конец! Последняя серия выстрелов — в ноги. Раненый валится наземь, проклинает меня, от опьянения и следа не осталось:
— Сволочь! Убийца!
Не отказывай себе ни в чем, старина, большего удовольствия ты и не мог бы мне доставить.
Направляюсь к нему, он думает, я его сейчас добью.
— За меня отомстят, гадина! Это тебе так не пройдет!
Вдруг насекомое смолкает. Почему же я не делаю последний, милосердный выстрел? Нет нужды объяснять, оно и само поймет…
— Бак? Ты же не собираешься…
Да нет, как раз собираюсь. И даже откручиваю кран. Топливо течет на пол, пыль становится красной. Почти такой же, как и кровь Мо.
— Проклятие! Ты не в своем уме? Кто ты? Что я тебе сделал? — Звучат фразы, которых вполне можно было ожидать: — Не делай этого, у меня есть деньги… Они там, в спальне… Спрятаны на шкафу…
Я киваю, будто только этого указания мне и недоставало. Выхожу. Мо думает, что спас свою шкуру.
— Тебе нужна стремянка! Возьми в кухне!
На кой черт мне его бабки? Что меня заботит, так это псина. Аттила лает слишком громко. Пусть деревня и далеко, вдруг кто услышит и придет на помощь соседу. А мне требуется время — опорожнить бак.
Собака чуть не обрывает цепь, видя, как я направляюсь к ней. Рвется, припадает к земле, пасть в пене. Я люблю животных, мухи — и той не обижу. Но не могу оставить тебя в живых, бедняга. Не злись, никто не пожелает взять после смерти хозяина дикого взбесившегося зверя. Я избавлю тебя от клетки… и усыпления в конце пути. Пусть все завершится сейчас. Так оно будет лучше.
Целюсь в голову, надеясь, что пес постоит спокойно, не хочу, чтобы страдал. Он, похоже, понимает: не лает больше, ложится на землю…
Выстрел. Прощай, старина. Думаю, ты был чудесным щенком. Собаки — это то, что из них решили сотворить хозяева…
А твой владелец сейчас как раз гадает, что происходит. Изводится после звука выстрела. Такое испытывает, не могу понять, как вообще он способен еще кричать.
— Что там?! Что ты вытворяешь?
Сделанное сейчас не идет ни в какое сравнение с тем, что тебе еще предстоит. Топлива вылилось достаточно, можно приступать к последней фазе.
Мо потерял надежду на спасение. Понимает, что деньги остались на прежнем месте — слишком быстро я снова появляюсь в сарае.
— Проклятие! Проклятие! Проклятие!
Повторяет одно и то же слово. Довольно, не желаю больше слушать. Заклеиваю ему рот куском скотча.
Что там с вытекающим мазутом? Все в порядке, пол покрыт бурой жидкостью, через четверть часа будет совсем затоплен. Я беру ведро, зачерпываю. Мо ловит каждое мое движение. Думаю, понял, что будет дальше. Пытается отползти, избежать уготованной мной судьбы. Но какой в этом смысл? При каждом движении он страдает как проклятый. А я больше всего боюсь, что кто-нибудь заявится.
Поэтому спешу завершить казнь.
Опрокидываю содержимое ведра на тело насекомого.
И еще.
Снова и снова.
Вот, на приговоренном нет сухой нитки. Последний взгляд — удостовериться, что мазут добрался до тюков соломы. Все в порядке, они подмокли снизу. Бочки и виноградные лозы тоже.
Конец партии.
Пламя зажигалки.
Бросаю ее, огонь охватывает строение с немыслимой скоростью. Неожиданно быстро — бак с горючим взорвется скорее, чем ожидалось.
Жаль, что спектакль не удастся досмотреть, я беру ноги в руки.
Моя машина стоит возле фермы. Бежать неудобно — мешают сапоги. А уж воняют-то! И речи быть не может сесть в них за руль. Выброшу по дороге в какой-нибудь мусорный контейнер в городе. В конце концов, чего мне опасаться? И пусть полиция перероет все — их не обнаружат никогда…
