Галия Мавлютова - Казнить нельзя помиловать
Я сразу уснул, и мне приснился страшный сон.
В этом странном и страшном сне Ковалев занимался любовью с воздушной Юлей, а она была почему-то беременная. Вдруг Ковалев повернулся, взглянул мне в глаза, от чего у меня волосы встали дыбом, и я не мог понять, почему я вижу, как мои собственные волосы поднимаются вверх, такого не может быть в реальности.
И Ковалев спросил громким голосом:
— Ты почему не вернулся? Я ждал тебя!
Он не сипел, не хрипел, он просто громко разговаривал, задавал простые вопросы, дескать, я тебя ждал-ждал, а ты не пришел.
А Юля помахала мне воздушной рукой, и, пока она махала, рука окончательно растаяла. Так она и осталась без одной руки. Второй же рукой она крепко сжимала Ковалева в своих воздушных объятиях.
— Ты хочешь узнать, кто я такой?
Из-за спины Ковалева отделился парень с усиками, тот самый, из «Мерседеса». А мне все казалось, что это Ковалев раздвоился пополам, иначе как мог оказаться в его теле еще один, этот самый парень из «мерса».
Мне пришлось сделать усилие, чтобы проснуться, и я проснулся. Но парень с усиками погрозил мне кулаком, и тогда я понял, что я еще сплю и мне продолжает сниться страшный сон. И еще я понял, что никогда не проснусь, так и останусь в этом странном и страшном сне. И в этот миг окончательно проснулся.
Холодный липкий пот выступил у меня на лбу, на шее, спине, обволакивая все тело влажной паутиной. Пришлось долго изучать в темноте потолок, чтобы обрести сознание.
Как там чай назывался? «Пу Эр», кажется, китайский, энергетический. Наверное, от избытка танина или еще чего-нибудь мне кошмарики снятся. Да ладно, сейчас все пройдет.
Мне бы громко заплакать, как в детстве, и тогда прибежит мама, положит свою мягкую ладонь на мой мокрый лоб, и я снова усну, не ведая страхов и снов.
Но плакать мне нельзя, ведь я давно живу этой странной взрослой жизнью, где никто никого не понимает.
Так я и пялился в потолок, разглядывая сумеречные тени предрассветного весеннего утра. Утром я погладил Матильду и, не завтракая, выбежал на лестничную площадку. Мне не хотелось встречаться с родителями, мне все казалось, они догадаются, что ночью мне приснился странный и страшный сон.
Глава 8
И мне ничего не оставалось делать, как заняться собственным расследованием. Совсем неважно, что я сам себе его придумал. Ну кто, спросит иной, будет искать незнакомого парня из случайного такси? На это пойдет разве только чудак ростом с коломенскую версту, тот, кого в отделе зачислили во внутренние враги. Они ждут приезда тети Гали, чтобы вышвырнуть меня вон из стажеров, без нее этот процесс совершиться не может. Она моя опекунша, с нее и спрашивать будут, — дескать, почему и зачем подсунула в ряды милиции внутреннего врага. А пока я рисовал картинки в диаграммах, считал цифры роста преступности, увеличивающиеся опять в количественную сторону, и уже потом, не дожидаясь, пока придет с совещания Ковалев, принялся разрабатывать план собственного расследования.
Вообще-то до сих пор я не знал, что составление плана требует глобальной работы мысленного аппарата. Я долго вычерчивал график по часам, дням, месяцам и кварталам. Почему-то я решил, что расследование займет только квартальную часть года, на оставшиеся месяцы фантазия у меня не работала.
Да и в отделе не будут держать дармоеда, вполне интеллигентно заключил я, проводя ровные линии в блокноте; как только приедет тетя Галя, меня переведут в патрульно-постовую службу. И охранять я буду американское консульство.
Для ведения расследования я раздобыл новый блокнот, а как же иначе, это как в первый раз — в первый класс. Потом я нанес легкие штрихи тонким острием карандаша, здесь будут проставлены поэтапные мероприятия. Пунктом первым я обозначил — «пробить» номер «мерса». Вторым пунктом — «установить данные фигуранта», а третьим — «установить законность ношения оружия». На этом моя фантазия усохла, превратившись из бурной реки в тоненький ручеек. Я даже почувствовал, как фантазия высыхает в моем мозгу, превращаясь в металлический слиток, нечто вроде сплава из низкосортного железа.
Стрельников выставил меня из кабинета чужими руками, а это означает, что весь отдел копает новую версию.
Знаете, как картошку копают? Так и Стрельников пытается пополнить закрома родины невиданным урожаем. Пусть копают, я им мешать не буду.
Парень с усиками и пистолетом — опасный тип, и его надо установить, изобличить во всяких пакостях, мелких и крупных, задержать, избавив, таким образом, общество от психа. Если же парень окажется милашкой и дурашкой, Масяней и приколистом, тогда я извинюсь перед ним.
Мне нужно занять себя чем-то, иначе я сдвинусь в этом отделе, думал я, напрягая остатки извилин.
Но мои усилия не увенчались успехом, я так и застыл в глубоком раздумье, бесплодно чиркая карандашом по разграфленной бумаге. Когда мои попытки превратились в жестокую пытку, я вспомнил наставление тети Гали, кажется, она говорила что-то вроде этого: «Если тебе лень жить и думать, тогда живи по намеченному плану. Тупо выполни один пункт, потом второй, и, глядишь, незаметно для тебя появится третий пункт. И все, смотришь, жизнь пошла-поехала! Крутится карусель жизни, втягивая тебя в свои сети».
Мне стало легко и весело; зачем изобретать велосипед, если есть целых три пункта плана. Пусть нереального плана, придуманного от глубокой безысходности. Надо их выполнить, и незаметно появится третий…
Хорошо тете Гале, она знает, как надо жить. Что нужно делать. Как думать. Неужели она вообще не знает сомнений?
«Пробить» номер «мерса» проще простого: надо залезть в базу данных УГИБДД и снять все данные на этот номер. Через пять минут из принтера змеей выполз лист, плотно забитый фамилиями и номерами. Парень с усиками — явный нарушитель правил дорожного движения, это видно из распечатки. «Так, что мы имеем?» — пробормотал я, рассматривая листок.
А имели мы вот что — под госзнаком 0777РУ зарегистрировано несколько автомобилей — «Рено», «Вольво», «БМВ» и «Мерседес». «Мерседес» появился недавно, а хозяином числился некто Биркин Эдуард Семенович. «Мерседес» нарушал правила дорожного движения довольно часто, наверное, Биркин был задиристым парнем. Я долго смотрел на буквы и вдруг потерял ощущение реальности. Вероятно, так теряют почву под ногами все великие ученые. Буквы расплылись, теряя смысл, пряча неведомого мне Биркина за чувством чего-то знакомого и близкого. Еще чуть-чуть — и я ухвачу удачу за хвост. Я в первый раз испытывал сладостный зуд открытия. Но ощущение оставалось лишь ощущением, открытие не приходило. Озарение скользило по поверхности воды, еще мгновение — и оно исчезнет, а я останусь вдвоем с бесполезным Биркиным. Один на один со своей бедой. Всем чужой, внутренний враг, отстраненный от общих дел, погруженный в единоличный поединок с какой-то гриндой. Кто она такая, эта гринда? Что ей от меня нужно? Я разозлился, и разозлился настолько сильно, что даже зубы стиснул, мне показалось, что я заскрипел всей челюстью. И в этот момент в моем мозгу сверкнула молния, но она не исчезла, она осталась пустой мыслишкой, настолько пустой и никчемной, что я даже удивился. Мыслишка прочно осела в голове, превратившись в цемент, и я засмеялся. Почему она так долго не появлялась? Где болталась?
Если я могу установить совершенно случайного парня из маршрутного такси, увидев его лишь однажды, значит, точно так же я смогу установить преступника. Отлично! Я вытащил второй портрет, подштриховал его, подчистил, я вообще чуть не поздоровался с ним, настолько он стал мне родным и близким, и засунул в фототеку. Мне пришлось попотеть, я отбрасывал в сторону листы бумаги, выползающие из принтера, и через два часа возле стола скопилась груда ненужных фамилий и имен, номеров автомобилей и каких-то других цифр, букв, адресов, номеров, обозначающих принадлежность людей к реальному миру. Я знал, нет, я не знал — я верил: удача близко, и на сей раз она не обманет меня. Я долбал ладонью по клавишам «Enter» и «Delete» и чувствовал, что ладонь онемела от усиленного долбанья. Но даже если бы моя ладонь распухла, отнялась или отклеилась, я все равно бы долбал эти клавиши, и неважно чем — носом, плечом, пяткой правой ноги, лишь бы добыть результат. Мне нужен был результат, его надо было достичь любой ценой. А иначе, иначе мне угрожала кровожадная гринда, она стояла рядом и дышала мне в затылок. Еще мгновение — и она оттяпает мне руку, сначала по локоть, потом доберется до горла…
Наконец принтер выплюнул что-то знакомое, я вгляделся в список фамилий, пробежал его несколько раз глазами, потом еще раз и еще. Вот она, та самая фамилия, обладатель этой фамилии приходил к Лузьенихе — и даже предъявлял ей документы. Конечно, он давно выбросил эти документы, но была еще масса квитанций, справок, короче, масса следов, оставленных в человеческой пустыне, именуемой цивилизацией. В массиве административно привлеченных значился некто Гуров Игорь Алексеевич. Разумеется, Гуров ездил на «Мерседесе» по доверенности. Он нарушал правила, как все обычные люди, он превышал скорость, ездил без ремней, часто находился в состоянии алкогольного опьянения. Правда, других, более серьезных нарушений за Гуровым не значилось.
