Эвелин Энтони - Орлы летают высоко
Талейран в полной мере воспользовался завистью и разногласиями, царившими между Австрией и Англией и жестоким русским деспотом, кто вскоре начал подкреплять свои требования угрозами войны в выражениях, тревожно напоминавшими Наполеона.
Между Англией, Австрией и Францией был подписан секретный договор, в нем они обязались оказывать взаимную военную поддержку, в случае, если русско-прусские требования слишком далеко зайдут. То положение, занимаемое на данной конференции Талейраном, ничем не напоминало о поражении, которое понесла его страна, и уже к началу 1815 года Александр почувствовал барьер, воздвигаемый его союзниками между ним и его честолюбивыми замыслами. Это произвело на него поразительное воздействие. Не осталось и следа от его знаменитой мягкости очарования; вместо этого он кричал и бесновался. Однажды, после особенно изматывающих переговоров, он пригрозил выбросить Меттерниха из окна.
Только вмешательство австрийского императора предотвратило вызов царем на дуэль графа. Меттерних за спиной царя насмехался над его варварскими манерами и продолжал мстить за нарушенное обещание русских не реставрировать династию Бурбонов. Александр разрушил все надежды австрийцев на власть; теперь же граф так же поступит и с ними. "Царь продемонстрировал себя никем иным, как варваром, - утверждал Меттерних в беседе с французским и английским министрами. - Он приписывает победу над Наполеоном исключительно себе, как будто Англия с Австрией в этом не принимали никакого участия! А это равносильно трагедии, понеси их страны такие жертвы с целью освобождения Европы от тирании Бонапарта только для того, чтобы она попала под власть Александра и его приверженцев - пруссаков. Как Россия, так и Пруссия показали себя как агрессивные страны, которым нельзя доверять. Их наглость не только дерзка, но и несправедлива..."
Эти первые месяцы 1815 года стали для Александра беспокойными и несчастливыми. В Вене к нему присоединилась императрица Елизавета. Не встречавшись до этого почти два года, они отделились друг от друга и пошли каждый своим путем. Елизавета, как только могла, избегала балов и банкетов, чаще оставалась в своих апартаментах в Хофбурге, в то время как город был охвачен бурным и разгульным весельем. Когда ей все же приходилось сопровождать Александра на официальных приемах, они с достоинством играли свои роли: красивый тиран, чья улыбка смягчалась, только когда он обращался к женщинам, и его величественная жена, драгоценности которой были предметом пересудов в Вене.
После этого они расставались, и Елизавета попадала в объятия своего давнего любовника Адама Чарторицкого. Адам состоял в штабе Александра на Конгрессе. С момента их последней встречи с Елизаветой прошли многие годы, за этот период оба изменяли друг другу; но их взаимная страсть вспыхнула с новой силой, хотя раздували ее теперь не страсти, а чувства.
И Елизавета, и ее любовник были несчастны, но Адам просто из себя выходил по мере того, как его надежды на свободу Польши таяли с каждым высказыванием Александра. Его старый друг опять надул его, и он бросился царице в ноги, умоляя простить его за то, что он ее оставил, и принять вновь.
Александр в это время перемежал часы молитв с приступами жесточайшего распутства. Ошибки, которые он допускал во Франции, повторились и в Вене. Чувственная лихорадка будоражила его кровь, и уравновешивало ее только смятение ума. Одним из первых его подвигов было совращение любовницы Меттерниха, надменной и прекрасной герцогини Саганской, которая смогла противиться ему всего лишь несколько часов.
Она и не догадывалась о том, что обладание ее телом было лишь местью Меттерниху, и о том, что, когда Александр ушел от нее, он погрузился в цепенящую молитву, больше напоминавшую транс. Он танцевал, обедал и распутничал с венскими женщинами, принадлежавшими всем классам, цинично считая их самыми умелыми в мире в этих вопросах, а потом покидал их и предавался мучительным размышлениям о том, почему Господь позволяет, чтобы его слугу так третировали им же освобожденные нации.
В последние дни февраля он прошел в апартаменты своей жены в Хофбурге и попросил одну из ее дам, мадемуазель Штурц, пойти с ним. В этом не наблюдалось никаких распутных намерений; эта самая Штурц слыла широкоизвестным мистиком, репутация ее была безупречна.
Александр принимал ее в одиночестве. Он уже и раньше беседовал с ней, и нашел, что простота ее действовала на него благотворно.
- Простите за вторжение, мадемуазель, - сказал он, - я был бы очень благодарен, если бы вы уделили мне несколько минут.
Он уронил голову на руки и мрачно уставился на ковер.
- Я устал, у меня совсем не осталось сил. Может быть, вы сможете утешить меня.
Молодая женщина села рядом и по-доброму взглянула на него.
- Вам нужен советчик, ваше величество, - мягко заговорила она. Хотите, чтобы я помолилась за вас? Если хотите, я начну сейчас же.
Он жестом выразил свое согласие и закрыл глаза. У него очень сильно болела голова, и все его тело парализовало отчаяние.
- Господь Бог оставил меня, - пробормотал он тихо. - Я разбил Наполеона, и все, что я хочу, это обеспечить всеобщий мир, но все стараются помешать мне. Я же объяснил им, что это не мое желание, а воля Бога. Они просто не слушают меня! - Его лицо пылало; он снова начинал сердиться.
Он должен захватить Польшу. Разве он этого не заслужил, как награду Господа за все, чего он достиг?
Штурц опустилась на колени и начала молиться шепотом, а он сидел и наблюдал за нею. Ее благочестие наполнило его тягостным стыдом. Он содрогнулся, вспомнив те часы, которые он провел с самыми разными женщинами. Он старался бороться с этой стороной своей натуры, расстался с Марией, потому что чувствовал, что должен быть достоин той победы, которую Господь даровал ему. А теперь, уже после победы - эта Саган, принцесса Аспергская, герцогиня Орчи, и одному Богу известно, сколько еще.
В конце концов он был внуком Екатерины Великой, наследником "Северной Мессалины". Он вновь склонил голову и начал повторять молитвы за мадемуазель Штурц. Позднее она попросила разрешения прочитать ему полученное ею письмо. Он чувствовал себя отдохнувшим и спокойным впервые за много недель и сразу же согласился. Письмо было от русской дворянки, обладавшей пророческим даром. Она давно уже предсказывала победу царя и его избранность Богом. Пророчество это было сделано перед широким кругом собравшихся, среди которых была и мадемуазель Штурц. В недавнем письме она опять упоминала Александра и в деталях предсказывала его триумф над силами дьявола.
- Она замечательная женщина, ваше величество, - закончила мадемуазель Штурц. - Мне хотелось бы, чтобы вы приняли ее. Меня глубоко поразил ее спиритуализм, а ее способность к предсказаниям просто удивительна.
- Она только что предсказала мне победу над Антихристом, - сказал Александр. - Но я уже победил его, мадемуазель. Он сейчас на Эльбе...
Мадемуазель поднялась и присела в реверансе, и он тоже встал, заканчивая этим их разговор.
- Мадам де Крюденер никогда не ошибается, ваше величество, - спокойно возразила она.
- Я запомню ее имя, - пообещал он, когда уже выходил из комнаты.
Вечером шестого марта пять представителей великих держав встретились в доме австрийского министра иностранных дел и после длительного, сердитого обсуждения, не пришли ни к какому соглашению. Александр выслушал отчет о встрече и отправился спать. Но он не смог заснуть до рассвета, приняв решение пойти войной против Австрии и Англии. Миротворец вынужден опять вынуть меч из ножен.
Это умозаключение наполнило его яростью и счастьем, и он, улыбаясь, забылся сном.
Он пил шоколад в своей комнате, когда слуга объявил о прибытии австрийского министра иностранных дел. Александр взглянул на часы - четверть девятого утра. Он засомневался при воспоминании о том, что прошлой ночью он решил начать с ним войну - прошлой ночью, когда Меттерних стал опять возражать против его предложений.
- Какого черта ему нужно? - в гневе воскликнул он.
- Он говорит, что это крайне важно, ваше величество. Он только Что побывал у императора Франца.
Неужели возможно, что Меттерних наконец-то образумился? Может быть, он хочет согласиться с предложениями русских?
- Проводите графа сюда, - приказал Александр.
Меттерних был, как всегда, безукоризненно одет, но лицо его выглядело очень бледным. Он низко поклонился царю.
- Приношу свои извинения, ваше величество, что потревожил вас в столь ранний час. Причиной этого могло бы быть только самое серьезное развитие событий. А оно, к сожалению, и является таковым.
Глаза Александра сузились. Несмотря на учтивость дипломата, было очевидно, что Меттерних глубоко потрясен, и инстинкт подсказывал царю, что необходимо оставаться спокойным и продлить то состояние беспокойства, в котором находился его собеседник. Что бы ни случилось, они вновь нуждались в нем, мрачно подумал он.
