Жан-Кристоф Руфин - Не бойся Адама
Несмотря на резкий тон своего собеседника, Жюльетта радовалась, что разговор все-таки завязался. Она решила не сдаваться.
— Изобилие! В этой пустыне? Если бы мы не захватили котлеты!..
— В природе можно найти все, что нужно. Даже здесь. Конечно, если людей не слишком много.
— Ну вот!
— Да, — сказал Хэрроу, помешивая угли. — Это главная тайна которой владеют все традиционные общества. Ритуальные битвы, жертвоприношения, запреты — все служило тому, чтобы не дать коллективу расти. Тогда и природа была в состоянии кормить людей досыта.
Говоря об этом, Тед становился на удивление красноречивым. Он произносил слова медленно, но чувствовалось, что он коснулся чего-то важного для себя.
— А в один прекрасный день люди перестали видеть богов повсюду и вознесли над миром одного-единственного Бога. Каждая личность, его образ и подобие, стала священной. Человек сделался дороже коллектива, и род людской начал приумножаться. Природы стало ему не хватать, равновесие было нарушено. Изобилие сменилось нищетой.
Зашипел крохотный пузырек газа в угольях. Хэрроу прислушался к дрожащему в воздухе звуку, словно хотел уловить какое-то послание. Огонек погас, и он продолжил:
— Человек стал насильничать над природой, чтобы она производила все больше и больше. Он покрыл землю изгородями и межами, стал вспарывать ее плугом, колоть мотыгами, вскрывать ей кишки бульдозерами и взрывчаткой. И все это лишь для того, чтобы позволить людям размножаться. И получать от природы все меньше.
Казалось, что этим глухим и торжественным голосом говорит сама земля, окутанная прозрачной ночью пустыни и населенная вышедшими из скал призраками.
В тишине нетронутой природы Жюльетта слышала что-то вроде отдаленного гула. В иных обстоятельствах она бы сказала, что это просто кровь стучит в голове, но сейчас она понимала, откуда он шел. От городов с их щупальцами из асфальта и нечистот; от невода автострад, в который попадала земля; от тяжелого шага человеческих легионов, миллиардами живых существ выплескивающихся на беззащитные равнины до самых подножий гор… Это был стон вырубаемых лесов, истребляемой живности, замусоренных рек, загаженного дымом неба и отравленных нефтью морей. Их образы сменяли друг друга в воспаленном мозгу Жюльетты. Они так живо отпечатались в ней, что она была готова кричать. Ни одна книга или статья, ни один пропагандистский лозунг не смогли бы с такой силой воплотить эту грозную явь, как это сделала царившая вокруг молчаливая и пустынная бесконечность.
И все же само существование этого не тронутого тлением потрясающего и девственного мира говорило о том, что бой не проигран. На земле осталось еще не так мало не попранной человеком природы, пустынь, гор, лесов, чтобы неудержимое движение к смерти не могло быть обращено вспять и в один прекрасный день дикий мир не взял бы у человека реванш.
Хэрроу, конечно, почувствовал, что Жюльетту надо оставить наедине с ее мыслями. Завернувшись в одеяло, он пожелал ей спокойной ночи и повернулся на бок. А она еще долго лежала на спине и грезила о грядущем сражении, в котором, как ей казалось, и ей должно найтись место.
Утром они отправились в путь на заре. Не раз тропинка становилась такой узкой, что им приходилось спрыгивать на землю и вести лошадей за собой под уздцы. Потом по шаткому деревянному мосту они перешли бурный поток и двинулись берегом вверх по течению. Вскоре вода разлилась по равнине, образуя старицы с травянистыми и галечными пляжами. Легкий ветер дул им прямо в лицо, скрывая звуки и запахи. Вдруг, шагах в пятидесяти перед собой, они увидели антилоп, которые, не замечая людей, пили воду. Хэрроу знаком приказал Жюльетте остановиться. Среди ветвей они прекрасно различали головы животных, их подрагивающие носы и поворачивающиеся словно радары уши. Жюльетта увидела, как Хэрроу заряжает карабин и прицеливается.
Она не могла ваять в толк, как защитник природы хладнокровно берет на мушку диких животных. Жюльетта хотела отвести ствол, но Тед жестко перехватил ее руку.
— Почему ты хочешь убить антилопу? — прошептала Жюльетта.
— Ты думаешь, их следует защищать? — спросил Хэрроу, не сводя глаз с животных.
— Да.
— Что жизнь каждой из них священна?
Он говорил так тихо, что Жюльетта не могла различить интонации.
— Да, — повторила она. — Я так думаю.
— Так ты что, из этих придурков, которые защищают животных?
— Почему придурков? Они выступают в защиту природы.
Хэрроу ловчее пристроил приклад на плече.
— Они не защищают природу, а наносят ей последний удар.
Он прищурил глаз и прицелился.
— Они довели до абсурда уважение к личности, которое и губит природу. Они хотят и на животных распространить права человека. От этого все несчастья. К примеру, они защищают тюленей, и те размножаются совсем как люди. Теперь от тюленей нет жизни рыбам.
Одна из антилоп, должно быть, услышала шепот. Она подняла голову и посмотрела на берег, но не увидела ничего, кроме солнечных бликов на ряби воды. Антилопа снова принялась пить.
— Природа не знает уважения к жизни. В ней царит смерть. Каждый убивает и бывает убит. Равновесие — это гармония среди хищников. Защищать природу значит понимать, кого надо убить.
С этими словами Хэрроу протянул карабин Жюльетте. Она удивленно посмотрела на Теда, потом, ни о чем не думая, взяла ружье. Ей еще в жизни не приходилось держать оружия, даже игрушечного. Жюльетту поразила тяжесть и солидность карабина. Она сразу же поняла, какую уверенность он придает человеку. Хэрроу наблюдал за животными сквозь кустарник. Жюльетта догадалась, что бесполезно ждать от него приказа или хоть какого-то намека. Он оставлял ей выбор. Некоторое время она не могла собраться с мыслями. Наконец, приложила приклад к плечу и прицелилась.
Как-то случайно на мушке оказалась молодая антилопа, которая уже утолила жажду и стояла на берегу чуть выше других.
Жюльетта почувствовала, что Хэрроу повернулся к ней. Ей и в голову не приходило, что в ее глазу и лежащем на холодном спусковом крючке пальце может сосредоточиться столько волнующей энергии. Голова Жюльетты лопалась от мыслей. С этим надо было кончать, разогнать мысли как стаю ворон. Она нажала на спуск.
Раздался щелчок, который тут же услышали антилопы. Рванувшись прочь, они исчезли из виду. Жюльетта долго не шевелилась, словно все еще ожидая выстрела. Потом она опустила ствол, посмотрела на карабин и повернулась к Хэрроу. Увидев его улыбку, она поняла, что карабин не дал осечку. Он просто-напросто не зарядил его.
— Не надо убивать антилоп. Не потому, что жизнь каждой из них священна. Если бы их было много, можно бы одну и подстрелить, но их становится все меньше, и сегодня весь вид под угрозой.
Жюльетта смотрела на него с изумлением. С одной стороны, она была рада, что не убила животное. С другой — неожиданно ощутила где-то в глубине души досаду и разочарование оттого, что так колебалась с выстрелом.
— Защищать природу, — пробурчал Хэрроу, вставая и идя к лошадям, — это знать, кого нужно убивать.
Потом он громко добавил:
— Куда лучше разобраться с браконьерами на джипах.
Прежде чем расположиться лагерем, они ехали еще несколько часов, и у Жюльетты было время обдумать случившееся. Сначала она решила, что Хэрроу попросту издевался над ней, и обиделась, но со временем мысли ее приняли другой оборот. Скорее всего, это был своего рода обряд посвящения, переиначенная история Исаака. Авраам собирался лишить его жизни, но Господь послал ему овцу, которую следовало принести в жертву. Жюльетта должна была принести в жертву животное, а Хэрроу, олицетворение силы и власти, повелел ей уничтожать браконьеров. Иными словами, людей.
Она чувствовала всем своим существом, что если бы на месте антилопы оказался охотник, она бы без колебаний всадила в него пулю.
Не это ли волновало ее? Не мог ли Хэрроу разбудить в ней влечение, которое она слишком долго пыталась скрыть от себя самой?
Назавтра они продолжили свой путь по пустыне. Хэрроу по-прежнему ничего не говорил о цели их путешествия, но теперь Жюльетта начинала ориентироваться в пустыне, становившейся все более привычной. Она обращала внимание на положение солнца, направление рек и особенности рельефа, а однажды потешила свое самолюбие тем, что самостоятельно обнаружила индейские знаки на ветвях деревьев там, где им нужно было сменить направление. В конце концов Жюльетта пришла к выводу, что они сделали большой круг по пустыне и вскоре должны вернуться к исходной точке. Итак, они ехали в никуда. Целью дороги оказалась сама дорога. Хэрроу говорил ей, что она должна многому научиться, но, должно быть, решил, что опыт жизни в пустыне окажется лучше слов и глубже войдет в ее тело и душу.
