Андрей Анисимов - Добрый убийца
Петр Григорьевич не вставал. Делать в Нижнем ему было нечего. Сообщить Алексею точное время своего прилета он не мог, потому что этого точного времени не знал никто. Скоро подполковник остался в салоне один.
— Так вы приглашаете меня в бар или жметесь? — Голос стюардессы прозвучал сзади. Петр Григорьевич оглянулся, еще раз встретился с призывной синевой косящего взгляда и, вздохнув, поднялся с места.
Автобус с пассажирами уже укатил, и они вдвоем зашагали к зданию аэровокзала пешком.
Синеглазку звали Галей, она с трудом удерживала равновесие на своих высоких каблуках.
Снег под ногами лежал мокрый и скользкий.
Ерожин взял Галю под руку и, поддерживая девушку, довольно быстро добрался до цели.
— Можем пойти в бар аэровокзала, но здесь дорого и все разбавленное. Тут есть небольшая частная гостиница, там намного лучше.
— Знания — сила, — согласился Петр Григорьевич и молча зашагал в указанном направлении.
— Ты послушный козлик, — улыбнулась Галя.
— У меня есть выбор? — поинтересовался подполковник.
— Выбор всегда есть. Можно торчать одному в зале, а можно пойти в ресторан, где тебя обдерут и напоют сивухой. Еще один вариант я тебе назвала.
— А не успеем прокатиться в город? — спросил Ерожин. В Нижнем он зимой не бывал, и посмотреть на город в снегу был не против.
— Ты знаешь, сколько отсюда до центра?
Час на тачке, не меньше, а по такому снегу вообще — мрак. Мы можем тут и сутки торчать, а можем через два часа подняться.
Синеглазка не обманула. В баре маленького частного отеля оказалось уютно. Они устроились в уголке под большим экзотическим деревом и положили одежду на соседний стул.
Посетителей кроме них было всего трое, да и сидела та троица далеко.
— Тебя кормить? — поинтересовался Брожин.
— Если ты при бабках, покорми, — ответила Галя и, достав маленькое зеркальце и косметичку, стала добавлять ресницы на своем курносом личике. Покончив с макияжем, она убрала косметичку в сумку, извлекла оттуда мобильный телефон и положила его перед собой на столик.
— Понадоблюсь — вызовут, — ответила она на вопросительный взгляд Петра Григорьевича.
Длинный как спица бармен с зализанной челкой темных волос несколько раз вопросительно поглядывал на них. Ерожин кивнул, и «спица», покинув стойку, зашагал к их столику. Шел он, как цапля, высоко выбрасывая колени и покачивая в такт шагу маленькой головой.
Ерожин выдал Гале меню, и она заказала солянку, мясное ассорти, кофе, ликер и шоколадку. Себе Ерожин спросил водки и бутерброд с осетриной. Он давно не ел, но чувства голода не испытывал.
Галя закусывала быстро, но красиво. Ерожин с удовольствием поглядывал на ее маленькие нервные пальчики, и пока Галя насыщалась, успел разделаться со своей водкой.
Внутри потеплело и стало относительно комфортно. Петр Григорьевич встал, подошел к бару и попросил обновить графинчик. Возвращаясь, он увидел, что Галя откинулась на спинку стула и закурила. Красивые коленки девушки задержали взгляд подполковника, и он немного постоял у столика, перед тем как занять свое место.
На продолжение романа с синеглазой стюардессой Ерожин не рассчитывал. Он был рад случайному знакомству, поскольку вынужденное и тупое торчание в аэропорту оно скрашивает.
— Ты, конечно, женат, у тебя куча детей, и дома ты изображаешь верного козлика, — предположила Галя; затягиваясь сигаретой.
— Если тебе такая картина нравится, я не возражаю, — согласился подполковник и весело подмигнул девушке.
— Тут за двадцать баксов дадут приличный номер; как ты, козлик, к этому относишься?
— Не думал об этом, — искренне признался Петр Григорьевич.
— А если подумаешь? Не бойся, я не платная, просто в тебе что-то есть, а мне сегодня тошно, — пояснила девушка и допила свой ликер.
Ерожин хотел отшутиться и под приличным предлогом отказаться, но вместо этого пролез в бумажник, достал стодолларовую купюру и протянул Гале.
— Хватит?
— Вполне. — Галя взяла деньги и пошла к бармену.
В маленьком зашторенном номере она быстро разделась и, укладываясь на тахту, положила свой мобильник возле подушки. — Если позовут, тебе, козлик, придется быстро закругляться, — предупредила она Ерожина.
Подполковник снял брюки, вспомнил Таню Назарову и номер в новгородском «Интуристе». Близости с Таней он тогда не хотел, но девушка завела его. Он знал ее тело — они за последние месяцы немало вместе пережили, и по-своему младший лейтенант милиции стала для Ерожина человеком близким. А эту лежащую в постели синеглазку Петр Григорьевич видел в первый раз и не мог понять, зачем он здесь оказался.
— Ты, козлик, случайно не импотент? — поинтересовалась Галя. Откинув одеяло, она потянулась, встала и, взяв сигарету, подошла к окну.
Девчонка была и впрямь хороша. Большая упругая грудь, высокая нежная шея, нервные, немного угловатые плечи и длинные ноги. Про такие ноги Ерожин говорил, что они растут от ушей. Желание пришло внезапно и захлестнуло Петра целиком. Он подошел к Гале, обнял ее, повернул головку девушки к себе и впился в пухлые капризные губы. Уложив ее на тахту, Петр заглянул в косящие глаза и сжал так, что, — казалось, кости Гали не выдержат. Галя не отвечала. Она не мигая следила за Ерожиным своими синими глазами и, казалось, наблюдала за ним со стороны. Эта ее безучастность еще больше раззадоривала Петра.
Телефон зазвонил в самое неподходящее время. Галя не отреагировала. Это звонил не ее телефон. Звонок раздавался из кармана ерожинского пиджака. Петр отвалился от девушки, но не вставал. Звонки не смолкали. Он пересилил себя и, подойдя к стулу, вынул трубку.
— Ты куда запропастился? Испугался, что станешь папочкой, и исчез? — Надя пыталась шутить, но голос у нее был грустный.
— Я застрял в Нижнем Новгороде, — стараясь казаться естественным, ответил Ерожин.
— У тебя все в порядке? В тебя никто не стрелял, не брал в заложники? А то приеду выручать…
— Нет, моя хорошая девочка, у меня все в порядке. Если погода позволит, завтра вечером буду дома, — пообещал супруг и, убрав трубку в карман, присел на тахту. Галя лежала молча, затем уселась на тахте и, обхватив колени руками, рассмеялась. Ерожин не реагировал.
— Что, козлик, стыдно? — спросила Галя и погладила Ерожина по спине. Петр молчал.
Галя перестала смеяться. — Ну почему вы, мужики, все такие гады? — Раздражения в ее словах не было, скорее сквозила тоска.
— А вы? — Ерожин спросил, чтобы не молчать. Ответа он не ждал. Но девушка ответила.
Ответила не сразу. Она встала, щелкнула зажигалкой и, пустив дым, вернулась на тахту:
— Мы слабые. Когда нас бросают, мы ищем, к кому бы, притулиться. Нам простительно, а вам, сильным и самостоятельным, нет. Вы все паршивые кобели. Ты не обижайся, я без злости. Просто мерзко.
30
Серафима Аркадьевна Блюм после разговора с сыщиком из дома не выходила. С гибелью постояльца нужда в праздничных обедах отпала, и походы на рынок стали ни к чему. Да и на пенсию особо не разгуляешься. За рояль женщина после гибели горца не садилась. Последние два года она играла часто, но играла для него. Анвар чувствовал каждую ноту, каждый музыкальный нерв Такой слушатель не мог не вдохновлять исполнителя, и Блюм играла вдохновенно.
«Скорее всего я до весны не дотяну», — глядя через стекло на заснеженный сад, думала пожилая женщина. Она больше не ждала цветения сирени. Жить стало нечем. Сумерки давно опустились, а она так и сидела, не зажигая света.
«Как жаль, что никто не записал его, — качала головой Серафима Аркадьевна, вспоминая игру Анвара. — Ушел из жизни большой музыкант, и ничего не осталось. А скольким людям он бы мог подарить радость». Потом она с гневом размышляла об убийце своего постояльца. «Какой же это злой и черствый человек», — думала женщина, и сердце ее наполнялось горечью.
Телефон в доме молчал. Раз в неделю отзванивала Анна Степановна. Старая подруга чувствовала настроение Серафимы Аркадьевны и старалась поддержать ее, рассказывая местные новости и сплетни. Но Блюм хотя и была благодарна подруге за заботу, но за пределами своих стен интересов давно не имела.
Встреча с сыщиком на несколько дней оживила пенсионерку. Она просила Ерожина держать ее в курсе дел. Петр Григорьевич обещал сообщить, если найдет убийцу и распутает это страшное преступление. Но для него это был лишь профессиональный эпизод, а для пожилой женщины — конец всему светлому в жизни.
На дворе совсем стемнело. Серафима Аркадьевна тяжело поднялась с кресла, включила свет и, шаркая тапочками, побрела на кухню. «Надо заставить себя поужинать», — подумала она и поставила на плиту чайник.
Хотела сесть за маленький кухонный столик и подождать, пока чайник закипит, но вздрогнула от телефонного звонка. Анна Сергеевна звонила два дня назад, и ее звонка Блюм не ждала. Да и звонок был другой, резкий и частый. «Межгород», — поняла Серафима Аркадьевна и поспешила к аппарату.
