Андрей Анисимов - Добрый убийца
Не позволяй ему скучать дома. Не создавай в семье раздражительную и истеричную обстановку. Ты меня понимаешь?
Надя прекрасно понимала свою мать и очень была ей благодарна. Она встала из-за стола, подошла к Елене Николаевне, присела перед ней на корточки и наклонила свою голову ей на колени:
— Спасибо, мама.
— Я не все сказала. Первые два месяца ты должна очень за собой следить. Все выкидыши обычно происходят в это время. Ничего не поднимай тяжелого, никаких перегрузок и тому подобного. С мужем можешь спать как обычно, но без выкрутасов. Поняла?
Надя покраснела, но кивнула и поцеловала Елене Николаевне руку. — Тогда дай мне кувшин, я надавлю из гранатов сока, и мы с тобой выпьем. Вина тебе теперь нельзя. Острого и перченого тоже, вообще соблюдай строгую диету. И старайся поменьше торчать дома, почаще выходи на улицу.
Надя отыскала в буфете стекляный кувшин. Елена Николаевна помыла красные шары и умело — азиатский опыт не прошел даром — стала мять гранаты пальцами. Когда плод становился мягким, она протыкала его кончиком ножа и легко сливала сок в кувшин.
— Ой, как у тебя это здорово получается! — восхитилась Надя.
— Пожила бы ты с мое в Узбекистане, еще и не тому бы научилась, — улыбнулась Елена Николаевна.
Разлив сок в бокалы, дочь и мать чокнулись и с удовольствием выпили терпкую жидкость.
—Здорово! — сказала Надя и облизнула губы.
— Вкус Андижана, — задумчиво произнесла Аксенова, возвращая пустой бокал на стол.
— Мама, почему ты никогда не рассказывала мне о своей жизни там? — спросила Надя.
— Одевайся, погуляем, и я расскажу. Вообще-то жизнь офицерской жены — хоть на Северном полюсе, хоть в Африке — мало чем отличается. Но в Андижане был большой базар.
Надя быстро оделась, и они вышли на улицу.
В Чертаново шел снег. Ровные аккуратные снежинки летели с неба и тихо ложились на землю. Ветра не было, к казалось, что сказочная рука мороза сыплет эти сверкающие зимние чудеса, чтобы украсить ими большой каменный город. Город, в котором люди порой забывают, что на свете случается зима и лето, весна и золотая осень. Забывают, что они — часть Божьего мира, созданного Великим Творцом на радость всего живого.
— Мама, ты всегда-всегда любила папу и ни разу ему не изменила? — спросила Надя и сама испугалась своего вопроса.
— Один раз чуть не изменила, — просто ответила Елена Николаевна, нисколько не смутившись слов дочери.
— Это было до того, как ты нас родила, или после? — не отставала Надя.
Елена Николаевна некоторое время продолжала идти молча, потом остановилась и весело рассмеялась:
— Это было назло. Мне показалось, что Аксенов увлекся другой женщиной, и я стала флиртовать с его молодым заместителем. Мужик был обворожительно красив, сложен как бог, но полная дубина. И я не смогла. А потом выяснилось, что я все себе сама напридумала.
Твой отец проявлял внимание к женщине потому, что его попросил об этом комендант города. Просьба генерала для полковника все равно что приказ. Женщина была дочерью коменданта и в Германию переехала недавно, У нее не было друзей, и она хотела возвращаться. А комендант этого очень боялся. Потом она влюбилась и вышла замуж. Тогда я поумнела и сказала себе, что если муж загулял, то ты сама в этом виновата. Значит, стала скучной или позволила себе превратиться, в обычную домашнюю вещь. Кое-кто думает, что после брака роман между мужчиной и женщиной прекращается. Это глупость. Стоит роману закончится, и мужик начинает искать новый на стороне. Поэтому задача жены — суметь удержать в отношениях с мужем все признаки романтических отношений на всю жизнь.
— Они о многом поговорили за эту прогулку.
Надя проводила маму до стоянки такси, когда на город опустились сумерки. В офис в тот день она так и не попала. Возвращаясь, Ерожина увидела возле подъезда башни знакомый черный «Сааб». Хотела припустить бегом но, вспомнив советы матери, лишь прибавила шагу.
Перед тем как заскочить в подъезд, на всякий случай заглянула в машину и увидела за рулем Глеба. Тот сидел, откинув голову, и дремал.
— Глеб, ты чего не поднимаешься к нам? — удивилась Надя.
— Тебя жду. Не могу в квартиру попасть.
— У Пети же есть ключи…
— Петр Григорьевич вернется только завтра к вечеру, — ответил Глеб и зевнул.
— Он все еще в Новгороде? — разочарованно выговорила Надя.
— Нет, я отвез Петра Григорьевича в аэропорт, и он куда-то улетел, — стараясь не встречаться глазами с супругой шефа, соврал Михеев.
— И не сказал куда? — все больше удивлялась Надя.
— Нет. Обещал все рассказать после возвращения. А мне поручил привезти этот чемоданчик.
— Ну пошли, я тебя хоть накормлю. — Ерожина, продолжая оставаться в растерянности, дождалась, пока Михеев запрет машину и пойдет за ней.
В квартире Глеб, не раздеваясь, отправился на кухню и раскрыл дверцы антресолей. Он уже хотел засунуть туда кейс, но Надя запротестовала:
— Дай я хоть там пыль смахну. — Она взяла табуретку, встала на нее и потянулась в глубину с тряпкой На пустой доске белели сложенные листки бумаги. Надя взяла их. Это были разлинованные листки из школьной тетради. Она развернула их и увидела письмо, написанное мелким женским почерком Не слезая с табуретки, Надя прочла первые строки.
«Петр, не хотела тебе писать, да в себе держать этого больше не могу». Ерожина, забыв про Глеба, спустилась вниз, медленно вошла в комнату, уселась на диван, зажгла лампу и стала читать дальше.
«Ты человек взрослый, разумный, надеюсь, поймешь глупую бабу с ее дурацкими страхами. Дело касается твоей жены и моего мужа. Только умоляю, пусть о моем письме никто не узнает».
— Надя, может, дашь чего поесть? Ты же обещала, — жалобно с порога попросил Михеев Надя не шелохнулась. Она продолжала чтение.
Михеев просьбу повторил громче. Хозяйка отложила листки и сердито посмотрела на парня — Ты что, первый раз в доме! Жратвы — полный холодильник, бери что хочешь.
Помощник мужа повернулся и тихо уплыл на кухню.
«С беременными женщинами надо быть поосторожнее», — решил он, запихивая в рот огромный кусок ветчины.
29
Петр Григорьевич знал, что до Самары лететь около двух часов, но самолет болтался в воздухе уже на двадцать минут больше. Подполковник заметил, что не только он один с недоумением поглядывает на часы. Бритый молодой человек в кресле через ряд каждые пять минут оголял запястье на левой руке и отслеживал движение стрелок на своей «Сейке». Женщина напротив тоже третий раз смотрела на часики. Ерожин встал, пересек передний салон, в котором летел, и, обнаружив в закутке стюардессу, разливающую минеральную воду в пластиковые стаканчики, остановился:
— Девушка, что бы это могло означать? Мы летим в Самару или к Господу Богу?
— А куда бы вам больше хотелось? — вопросом ответила стюардесса и стрельнула в Ерожина косящими синими глазами.
«Тоже мне, падший ангел», — подумал подполковник и ответил:
— С вами, пожалуй, без разницы. А без вас хотелось бы уже приземлиться в Самаре.
— Так летите со мной. Вот подержите поднос, раз вы такой беспокойный пассажир.
Ерожин взял большой пластмассовый поднос в руки и терпеливо ждал, пока синеглазая стюардесса наполнит с десяток стаканчиков.
Закуток был тесен, и девушка невзначай несколько раз рукой коснулась пассажира, а наклоняясь за новой бутылкой, дала ему возможность заглянуть в разрез форменного пиджачка.
«Хороша, бестия», — наметанным глазом определил Петр Григорьевич.
— Можете меня тут подождать. Сейчас разнесу воду, и процесс придется повторить, — сказала она и снова брызнула в Ерожина своим синим взглядом.
— А сейчас идите на место и пристегнитесь, — приказала небесная красавица, когда и второй поднос оказался с наполненными стаканчиками.
— Неужели наконец Самара? — улыбнулся подполковник. — Теперь даже грустно, что полет заканчивается…
— Не расстраивайтесь. У нас вынужденная посадка в Нижнем. В Самаре снег и поле замело на метр. Часа три проторчим. Можете пригласить меня в бар, — ответила синеглазая бестия и, покачивая бедрами, удалилась к пилотам.
«Удачно получилось, что я не просил Алексея меня встречать», — подумал Петр Григорьевич, усаживаясь на место. Пассажиры восприняли сообщение о вынужденной посадке без особых эмоций. Вынужденная все же лучше аварийной. Коснувшись колесами бетона, лайнер сильно тряхнуло, и он побежал по полосе, упираясь в нее тормозами. Закончив бег, стальная махина замерла, и наступила удивительная тишина. Довольно долго самолет стоял, а пассажирам ничего не сообщали. В круглом окне, кроме бесконечной снежной белизны, Ерожин ничего не видел Наконец в салоне появилась знакомая бортпроводница и, разрешив оставить ручную кладь на креслах, предложила пассажирам выйти из самолета.
