Валерий Фатеев - Город в законе: Магадан, триллер
— Постой, он не пил вроде.
— Это он до отсидки не пил.
— Какой… отсидки?
— Ты и этого не знаешь! На учебу он поехал во Владивосток. Подрался. Как он объясняет, кого-то обидели, он вмешался, но свидетелей, доказательств — нет. Свидетелей нет, а парень он здоровый, знаешь. Словом, зацепил одного. Полгода железную дорогу строил.
Вернулся, а тут ему наплели — Ольга твоя, мол, гуляет.
Ну, представь его состояние. То депутат, уважаемый человек, счастливый муж и отец и вдруг… такое. Ты же знаешь, как у нас любят: падающего — толкнуть. Закон самбо. Всякая шваль, что и пальца его не стоит, грязь на него лила.
"А как бороться с тем, что нельзя ухватить", — вдруг вспомнилось мне Володькино…
— Так что косвенные доказательства его самоубийства есть.
— А убийства?
— Пил он не один — еще трое. Все птахи перелетные, та еще публика. И ушли почему-то через окно. И магнитофон его забрали.
— Нашли их?
— Нашли. Думаешь, Кулешов зря свой хлеб ест? В Хабаровске взяли. Ну и что! Магнитофон Рудаков им продал — и правда в квартире деньги обнаружили. Через окно вылезали, потому что хозяин ключи спьяну не мог найти. И главное — время их ухода и смерти не совпадает. Не намного, может, часов на пять-шесть, но не совпадает.
— Ну а твое, личное мнение?
— Мое? Как бы там ни было, погиб он потому, что один остался. Совсем один. И он к этому шел.
— Ольга-то как?
— Ольга замуж вышла через месяц, — жестко сказал Петр и в свою очередь спросил:
— А тебе-то зачем он вдруг понадобился? Ты последний год тоже не здорово с ним контачил.
Я попытался объяснить.
— Да-а, — протянул Петр, — Все мы…
И пошел отсыпаться перед дежурством.
…Цветов в поселке я не нашел и перед отъездом положил на могилу газеты с его стихами, крепко придавив их тяжелым камнем.
"…Прощаясь, не видел я взлетных полос, и поезд не бросил мой крик под откос. На шумный перрон не ступила нога, не сдвинул винтами корабль берега…"
Бежали за окном автобуса волны сопок.
И все звучало его, мной полузабытое:
— Главное, пока поёшь, — удержаться на ногах! Я знаю, почему ты не удержался, Володька! Как жить теперь мне?
…К счастью, все это вскоре прошло.
ВОВИК, ИЛИ НЕРПИЧИЙ КОРОЛЬ
В то лето мы рыбачили на полуострове Кони, на речке со странным названием — Умары. Прямо у ее устья возвышался над волнами залива одноименный остров — тесанная со всех сторон каменная громада. В туман остров был похож на линкор, полным ходом прущий на таран.
От материка остров отделяла узкая перемычка. В отлив она обнажалась досуха, зато в полную воду здесь мог спокойно пройти средней руки траулер. Как и многое на Севере, приливной перепад тут был необычайно большим — до десяти метров.
То ли мы приехали рано, то ли опыта не хватало, но рыбалка не клеилась. В закидной невод, который мы, обливаясь потом, тягали без передышки, горбуша почему-то не шла, а ставник мы нашли в таком виде, что на ремонт его требовались недели, да и вряд ли был среди нас специалист по такому тонкому делу.
Разве что бригадир, Старый Мангут, — бронзоволицый узкоглазый бурят. Но ему и так хватало хлопот. С раннего утра до темноты гонял он нас с неводом по берегу залива, сам, никому не доверяя, чинил засольные чаны, ремонтировал то и дело ломавшийся старенький ДТ-54.
Никто не видел, когда Старый Мангут отдыхал. Прикорнет на косе во время перекура минут на пятнадцать и тут же, сна ни в одном глазу, бодро вскакивает:
— Кончай ночевать, сон на ходу. Давай шлюпку — заводи.
— Это же зверь, — плевался Коляня, — я в лагерях и то таких не видел.
Из сил выбивались, с ног валились, а рыбы все равно не было…
С очередным рейсом катера, доставившего нам соль, продукты и бочки, появился в бригаде Вовик. До нас он был здесь, на базе госпромхоза, сторожем, поранил руку и Долго лежал в больнице — оттого и опоздал к началу рыбалки. Я уже слышал о нем — и слышал разное. И что он славно браконьерничал здесь зимой, и что трактор угробил, и что сам — как трактор — моторку один поднимает… Говорили даже, что необычайно удачлив в рыбалке Вовик и даже слово какое-то знает. И все Вовик да Вовик. Представлялся мальчишка, несерьезный и хулиганистый.
Старый Мангут как-то послушал и сказал:
— Моя с Вовиком вместе работал, только у нас его Нерпичий Король звали.
За что, почему? — ничего не объяснил Старый Мангут.
Некогда, говорит.
Вовик оказался здоровенным мужиком, метра под два ростом, белесое безбровое лицо — и вдобавок говорлив и любопытен.
— Э, ребята, — оценил обстановку Вовик. — Без ставника мы каши не сварим.
Будто мы и сами не знали.
Но растерзанный вид невода Вовика не смутил. Трактором вытащил его из сарая, расстелил прямо на косе и начал латать. Бригадир посмотрел, как лихо, не уступая языку, летает его игла, и дал в помощь еще двоих. Впрочем, у меня до сих пор осталась уверенность, что Вовику нужны были не столько помощники, сколько слушатели.
Через пару часов я знал о Вовике, о его жизни, взглядах на природу, женщин и события в Латинской Америке все. Могучий фонтан красноречия извергался из Вовика вне зависимости от времени, места и обстоятельств. О каком-либо сопротивлении этому стихийному явлению не могло быть и речи.
— Жизнь пролетела, — начинал он очередную свою байку, — как птичка мимо окна. Жалею только, что много сил потратил на город и баб. Уж на что моя последняя вроде ничего была, а приехал с охоты и нашел в квартире только дырки от гвоздей, на каких ковры висели. С тех пор я на это дело плюнул — сам себе хозяин.
— Вовик, — спрашивали у него, узнав, что до рыбацкой своей жизни был художником на фабрике сувениров, — как же ты такую клевую работу бросил?
— Заболел, — серьезно рассказывал Вовик, — И как! Чувствую, что поправляться начал, затяжелел, как на сносях. В бане взвешусь — опять на три килограмма. Не верите — полтора центнера уже тянул, каждый месяц новый костюм шил, бабу чуть раз не задавил, она из-за этого и сбежала. Таксисты не брали — рессоры ломал. Пришлось к врачу идти. А тот молодой, но дока: только глянул — каменная болезнь, говорит. Пыль на работе жрете, а она потом внутри оседает. Порошок мне давали, чтобы камень этот вынести. И точно, пуда три песка с меня вышло, дорожку потом возле больницы посыпали.
Мы гоготали. Довольный, улыбался и Вовик.
— А почему Нерпичий Король? — вспомнил я слова Ман- гута.
Тут Вовик неожиданно смутился и, пробормотав что-то вроде "брешут тут всякое, а ставник еще латать да латать", углубился в работу.
Ставник был вскоре готов и установлен в маленькой, облюбованной бригадиром бухточке. И уже к вечеру, глядя на всполошенных чаек, снеговым облаком кружащихся над наплавами, Старый Мангут заторопился:
— Однако, рыба есть.
Он не ошибся. Отборная горбуша — настоящая серебрянка — заполнила тракторную тележку до краев, и до самых поздних звезд мы шкерили, мыли, солили нашу добычу. Холодильника у нас не было и оставлять работу на утро было рискованно — рыба могла испортиться.
Наверное, мне было тяжелее всех. Нож, неудобный, тяжелый, то и дело выскальзывал из мокрых от рыбьей крови пальцев, надрезы шли вкривь и вкось… с каждой рыбиной я возился вдвое дольше, чем остальные.
В артели это опасно, засмеют и выгонят.
— Давай-ка махнем, — Вовик протянул мне свой ножик — обычный, магазинный. Изолентой к ручке со стороны, противоположной лезвию, была прикручена столовая ложка из нержавейки.
— Смотри, — он прижал горбушину носом к упору, одним точным движением располосовал ее, а вторым — обратным — ложкой выгреб внутренности и кровь. — И все.
Дела! А если самка — ястык с икрой двумя пальцами подцепил и…
Пораженный изяществом и легкостью проделанного, я заторопился.
— А ну-ка, дай, я сам.
Вовик еще не раз подходил ко мне, поправлял и, убедившись, что я освоил эту нехитрую науку, похваливал:
— Ну молодец, Студент. Влет схватил.
Теперь мы вообще не разгибались днями, но настроение у всех поднялось. Рыба шла хорошо, пласт за пластом укладывали мы в чан и вскоре забили его доверху. Три чана — план. План — две с половиной тысячи на нос. Есть за что и пахать.
И вдруг что-то произошло. Не кружили уже чайки над ставником, рыбы попадалось в него все меньше и меньше, и все чаще обнаруживали мы в неводе большие — метр на метр — дыры. Спешно латали, но дыры, словно кто смеялся над нами, на другой день появлялись вновь.
— Нерпы, — сплюнул после очередного просмотра бригадир. И погрозил кулаком в сторону моря, на спокойной глади которого круглыми поплавками качались десятки нерпичьих голов. Словно со всего залива собрались к нам стаи этих глазастых тюленей. Я-то считал, что из любопытства.
