Фридрих Незнанский - Провинциальный детектив
– Где он? Вы его нашли?
– Нет. Куда он мог деться?
– Что на него нашло? Он сейчас на поезд опоздает и никуда не уедет! – Кравцов едва не вцепился Турецкому в ворот. – Это все из-за вас! Слышите, из-за вас! – Ясно было, что причина беспокойства – вовсе не опоздание сына на поезд. Кажется, и до Кравцова дошел, наконец, «масштаб бедствия». – Где мне теперь его искать?! Где?!
С улицы донеслись крики. Турецкий рванул к выходу. Там собралась большая толпа народу. В общем шуме и беспорядке понять что-либо было сложно. Расталкивая всех на своем пути, Кравцов пробился сквозь толпу и исчез за спинами впереди стоящих.
А потом был стон. Турецкий нырнул в человеческую массу, но буквально споткнулся о полную старуху в съехавшем на затылок берете. Та запричитала:
– Что же такое делается-то, а? Я тележку на ступеньки затаскиваю, а он мимо меня, как вихрь проносится. Я чуть было не упала, клянусь! Хотела уже его обругать – чего бегает-то так, как очумевший? А тут скрип, скрежет, грохот! Оглядываюсь – лежит. И машина рядом. Батюшки мои! Хоть бы смотрел, куда бежит-то!
– Кто, бабушка, кто?
– Да как кто? Мальчишка этот! Вот беда-то! Помер, наверное. Удар-то был сильный?
Последние слова Турецкий уже не слышал. Он выбежал на площадь и увидел картину из «Дорожного патруля»: поперек дороги стояла одна из «консервных банок», промышлявших извозом у вокзала. Водитель опирался о капот, вытирая пот со лба. На земле лежало тело. Над ним скорчился Кравцов. Он плакал.
Через минуту подъехала скорая. Мальчика погрузли на носилки. На вторых оказался сам Кравцов.
Турецкий кинулся к врачу.
– Что с ним?
– Пока жив. Посмотрим. Не спрашивайте.
– А с отцом?
– Шок. А может, и сердечный приступ.
Народ потихоньку расходился. Разговора не получилось.
Когда «скорая» подъезжала к больнице, мать была уже там. Видимо, охранник ей позвонил. Она была бледной и спокойной.
Кравцов вышел из машины, закрывая лицо руками, но она не кинулась к мужу или сыну, а сразу подошла к врачу.
– Переломы. Сотрясение. Жизненно важные органы не задеты. Все остальное будет ясно позже. А вот с мужем вашим действительно плохо. Сильнейший шок. Давление зашкаливает.
Турецкий подъехал минут через десять.
– Мальчик, которого привезли сейчас… Что с ним?
Медсестра вскинула брови. Она уже знала, кто этот мальчик и кто его отец.
– Вы родственник?
– Нет. – Он показал удостоверение. – Что с ним?
– Это с врачом надо говорить, а не со мной.
– Я пройду в отделение?
– Нет. Вам нельзя. Ждите здесь.
Медсестра ушла и скоро вернулась.
– Он в реанимации. Пока в сознание не приходил.
– А когда придет?
– Я не знаю. Ждите. А с другой стороны, зачем? Поговорить с ним вам не скоро удастся. До завтра точно можете расслабиться.
Ощутив полную растерянность, Турецкий остался в приемном покое. Нужно было собраться с мыслями и решить, что делать.Глава 34
Как это получилось? Теперь уже и не вспомнить. Но это – его мысль, его собственная идея. А как он до нее дошел? Может, будет звучать странно, но дело было в справедливости. Да, именно в ней. Только не надо говорить, что тут налицо мания величия. Просто в какой-то момент стало ясно, что всем остальным или наплевать, или они просто не «доходят» до таких элементарных вещей. Мозгов не хватает. Да, в мире много несправедливости. С этим надо что-то делать, определенно. Кто этим займется? А нет такого человека. Дяденька милиционер? Это смешно. В общем, кто-то должен был взять на себя… миссию. Назовем это так. Но началось, конечно, с игры…
Вот, например, школа… «Наведение порядка» в классе он всерьез не воспринимал. Это была игра. Игра во власть. Он-то понимал, что все не по-настоящему, понарошку, детские шалости. Вот только остальные этого не понимали. С какой радостью они начинали повиноваться, с каким рвением принялись следовать всем правилам, даже самым абсурдным!
Наверное, если бы с самого начала было хоть какое-то сопротивление, так далеко бы не зашло. Но самое странное, что все как будто даже обрадовались. Будто только ждали, что кто-то начнет ими командовать и рассказывать, что такое хорошо и что такое плохо. Странные люди, им мало учителей и родителей? И главное, все, буквально все! Хоть бы кто-нибудь «квакнул»! Нет, ну есть, конечно, экземпляры типа лохушки Смородской, но она вообще «уплывшая». Вести себя так, словно то, что происходит вокруг, ее не касается. Впрочем, это неудивительно… Главное, что это не потому, что у нее такой «бунтарский дух», а потому, что она не здесь, она в своем мире. С нее взятки гладки.
В общем, все вокруг согласились быть «тварями дрожащими». Причем безропотно. Что ж, пришлось признать себя «право имеющим». Поначалу было не по себе, но потом привык. И стало скучно. Ближний круг отстроен и отлажен. Захотелось навести порядок за его пределами. А уж там поле деятельности широкое – стоит только посмотреть вокруг, дух захватывает!..
Кравцов уже не плакал. Это была минутная слабость, там, на привокзальной площади. Успокаивающе действовала близость жены. К тому же врач сказал, что для жизни опасности нет.
Сейчас, когда рассеялись первые, самые ужасные страхи, появились другие. Почему он убежал? И что за персонаж с визиткой сыскного агентства появился? Какое это к нему может иметь отношение? Что за бред? Это все из чужой жизни…
– Как произошло? – Люда стояла рядом. Голос был спокойный, но нехарактерно хриплый.
Он сбивчиво рассказал ей то, что помнил сам. Все было, как во сне. Он провожал мальчика. Только подали состав. Они собирались войти в вагон, оставить вещи и выйти снова – постоять немного на платформе, как обычно. И вдруг – этот человек. Кравцов в первый раз его видел и сначала даже не понял, что продолжается та же история. Подумал, что у того какое-то дело. Мужчина выглядел серьезным, вполне положительным. По крайней мере, не вызывал желания с места в карьер послать его к чертовой бабушке. А оказалось… Оказалось, что и он – туда же… А как исчез Илья, он не помнил. И никто не помнил – все были заняты перепалкой с московским следователем. Илья просто исчез. В какой момент он убежал, может быть, сразу? А потом была площадь, все эти люди и «скорая»…
– Врач говорит, повезло, что это была «пятерка», «консервная банка». Если бы что-нибудь потяжелее…
Кравцов застонал. Он давно ослабил свой элегантный галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки и выглядел не совсем презентабельно.
– Люда, как ты сейчас вообще можешь об этом говорить?!
– Твоя правда. Сейчас о другом нужно думать. Ты, значит, так и не успел толком поговорить с этим москвичом?
– Как?! Да я вообще не понимал, о чем я с ним должен разговаривать! Это же бред какой-то!
– Нет, не бред, и ты сам это понимаешь. Иначе бы Илья сейчас был не здесь, а в поезде. У него были причины паниковать. Я тебе тогда ничего не рассказала, но он перед самым отъездом вел себя более чем странно. Пришла эта девочка, Вика. Мы сидели, ужинали, разговаривали. Он ерничал, как обычно, а потом вдруг сорвался и ушел. Буквально убежал и заперся в комнате. А перед этим ему пришло сообщение. От кого, не знаю.
Кравцов молчал, по-прежнему закрыв лицо руками.
– В общем, соберись. Похоже, он вляпался в какую-то действительно серьезную историю…Играли и доигрались. Наверное, должно быть стыдно, но стыда нет. На такие вещи «ведутся» даже самые серьезные, взрослые люди. Это опасная игрушка – власть. Когда ты можешь судить, кто прав, кто виноват, кто живет правильно, а кто нет. И все верят твоим словам, как оракулу.
Стало скучно, да… Все было слишком легко. Если попытаться разобрать все «по косточкам», то окажется, что мотивации были простые. Да, конечно, присутствовало желание «навести порядок», причесать все «по справедливости», но вообще-то главное было проверить, работает ли система во внешнем мире, или он только в своем маленьком мирке «царь и господин». Оказалось, работает. Страшно.
Как выбирали? Сначала так, чтобы было полегче. Ну и чтоб идея была. Нельзя без идеи. В первом случае идея, конечно, оказалась немного примитивная. Достойная бритоголовых уродов из ПТУ. Но делать было нечего. Придумали – сделали. Надо было с чего-то начать, в конце концов.
На самом деле, этот бомж – дядя Вася – действительно просто небо коптил. У него была «нора» за гаражами, он там жил и пил, что удавалось раздобыть. А удавалось, как ни странно, немало, потому что трезвым его не видели ни дня. Они как-то сели с ним и «побазарили». Дядя Вася выложил всю свою довольно неприглядную подноготную. Сам он был виноват и совершенно ни в чем не раскаивался, кстати. Или, может, у него от денатурата совсем мозги расплавились. В общем, он с пьяными слезами вспоминал свою «старуху», которую был смертным боем, когда они жили вместе. Надо полагать, она того стоила, но дядя Вася еще и жертву из себя изображал. Да, ему нравилось все это убожество! Точно, нравилось жить, как скотине, и распространять туберкулез. В общем, это был идеальный вариант. Его даже искать никто не стал бы!
