Алексей Рыбин - Пуля для депутата
— В наши годы об этом не говорят, Толя, — серьезно сказал Николай Николаевич. — А она лишнего не сболтнет. Она не такая простушка, какой старается казаться. И какой хочет быть.
— Ты думаешь?
— Конечно, — Максимов снова тяжело вздохнул.
— Мы с ней, знаешь, Толя, в чем-то похожи. Хотя у меня по-другому сложилась жизнь, конечно, но если глобально смотреть, то…
— То что?
Друзья вышли на улицу и Максимов поднял руку, останавливая такси.
Забрызганная грязью «Волга» затормозила, едва не задев Максимова обшарпанным крылом.
— На Сортировочную, — буркнул Николай Николаевич, открывая дверцу и вваливаясь в салон.
Карпов устроился сзади.
— Одинокая она, — продолжил Максимов начатую тему, обернувшись назад, к Анатолию. — Одинокая и, в общем, несчастная. Такая, знаешь, работница, работяга, правильный человек… Который всю жизнь пахал на это долбаное государство, а получил… Ну, квартирка, положим, у нее тоже, я чувствую, коммуналка бывшая. И ее, кажется, расселяют. И Алю выселят, я думаю. По всему судя, недолго ей в центре жить. Дадут где-нибудь на Озере Долгом однокомнатную… В лучшем случае.
Карпов кашлянул.
— Что с тобой? — спросил его Николай Николаевич.
— Ничего-ничего, продолжай, Николаич.
— Да… И бензин тоже… Каждый день, суки… — послышалось с водительского места.
Максимов покосился на водителя… Мужик в хорошей кожаной куртке, ухоженый, совсем не похожий на голодающего, или даже просто забитого жизнью, человека — с толстым золотым перстнем-печаткой на безымянном пальце, с лоснящейся, чисто выбритой физиономией. И вот на этой физиономии отражалась сейчас глубокая внутренняя неудовлетворенность жизнью. Водитель высказался в таком тоне словно изо рта у него вырывали последний кусок, а других в ближайшем будущем не предвиделось.
— …Суки, как жить? Непонятно… — произнеся это, шофер замолчал. И замолчал очень внятно, надежно, скорее всего, надолго.
— М-да, — покачал головой Максимов, не зная, как реагировать на тираду таксиста. — Так вот, Толя… Понимаешь, она меня зацепила этим самым… Простотой своей, ну, в хорошем смысле. Понимаешь меня?
— Понимаю. Человек из народа.
— Едрена в корень, что с народом делают, суки! — вдруг снова «включился» таксист. — Дышать не дают…
Не обращая внимания на дискретные рассуждения водителя, Максимов вытащил сигареты и закурил, выбросив спичку в окно.
— Толя, ты зря иронизируешь…
— А кто тебе сказал, что я иронизирую? Разве это не так? Разве она не человек из народа?
— Так, так. Только слышать это сейчас как-то уже… Такие вещи не очень серьезно воспринимаются. Разве в качестве ерничанья.
— Согласен, — ответил Карпов. — Но смысл-то не меняется.
— Понимаешь, — продолжал Максимов, — она — это как бы я в прошлом. Если бы вся эта история со мной не случилась, не встретил бы я тогда, ну, в самом начале, Писателя, то так же вот, как она… Жил бы себе тихо-спокойно, один как перст… Ходил бы на работу… Вечером — домой. К телевизору.
— Да брось, Николаич. Ты бы спился уже давно!
— Может быть. Может… Да, в этом смысле, что мне вся эта байда на пользу пошла, конечно. Только вот я думаю: хорошо ли мне стало? От всех этих денег? От дел этих, от которых не то что голова кругом, а и все кувырком. У меня последние месяцы вообще крыша ехать начала. Ночами не спал, заснуть не мог. Уставал, как собака, домой приходишь — и куришь всю ночь. Адреналин бушует — ни сна, ни отдыха…
— Что — бизнесом занимаетесь? — спросил водитель. — Штука такая… Если кто серьезно занимается, тоже пашет день и ночь. Бизнес — штука серьезная… Но я, извините, бизнес уважаю только один.
— Какой же? — Карпов чувствовал, что шофер все равно перетянет беседу на себя.
— Производство, — солидно произнес шофер. — А торгаши эти все… Мусор!
— Производство — оно, конечно… — Максимов снова попытался вернуться к своей «больной» теме. — Она мне как родная, понимаешь, Толя? Все, что было до этого, все эти девчонки — это как бы искусственное. А с ней — это настоящее! Я с ней не думаю о том, что мне говорить и как выглядеть…
— А с девчонками что, думал?
— Нет, с ними тоже не думал. Но с ними мне говорить было не о чем. Они меня не понимали. А с Алей я душой отдыхаю… Просто взял бы — да и женился!
— Сейчас жениться, мужики, — рискованная штука, — солидно промолвил водитель. — У меня тоже была одна… — Он покосился не недобро нахмурившегося Максимова и закончил:
— Нет, конечно, если человек хороший, то да… И если работа есть… А то семью кормить-то — проблема! Ей же то надо, се надо. Колготки, шмотки, да косметика всякая… Нет, если глянется, то да… И у меня, мужики, все было путем, а потом расписались… Она и говорит: я маму, мол, пропишу у тебя… Ну и поехало: такое началось, врагу не пожелаешь!..
— У тебя, Николаич, я смотрю, прямо любовь с первого взгляда, — Карпов попытался прервать монолог шофера.
— Любовь не любовь, а я чувствую, что это мой человек. Я, понимаешь, Толя… Я такой же, из той же сферы, в какой она живет. Мне ведь тяжело все это… Ты не думай…
— Что — тяжело?
— Ну, все это… Разборки, терки… Наезды…
Теперь шофер в свою очередь покосился на Максимова, но промолчал.
— Мне бы тихонько жить, по-семейному, по-домашнему… Набегался уже… Я вот думаю: квартира у меня есть…
— Кстати, о квартире… — начал было Карпов, но резко замолчал.
— Что? — спросил Максимов.
— Ничего. Потом, — ответил Толя. — Потом договорим.
— Приехали, — сказал шофер. — Где вам надо?
— Нам там надо, — подражая водителю, откликнулся Максимов, махнув рукой вперед. — К платформе поближе.
Водитель остановил машину, взял протянутую Максимовым сотенную бумажку и полез в кошелек за сдачей… Долго перекладывал червонцы из одного отделения в другое. Высыпал на ладонь мелочь, что-то некоторое время подсчитывал в уме. Ссыпал мелочь обратно, закрыл отделение для монет на кнопочку. Потом снова открыл его и снова высыпал монеты на ладонь. Достал пачку пятидесятирублевок, пошелестел ими и убрал назад.
— В чем проблема? — спросил, не выдержав, Карпов. — Сдачи нет?
— Сейчас, сейчас… — Водитель снова принялся терзать свой бумажник.
Наконец водитель скомбинировал денежные знаки и отдал Максимову семьдесят рублей.
— Спасибо, старик! — бросил ему Карпов.
Но водитель неожиданно зло хлопнул дверцей и вихрем умчался на выпустившей клубы ядовитого дыма «Волге» в направлении центра.
— Вот тебе и человек из народа! — покачал головой Карпов.
— Да ну его в задницу… — Максимов сплюнул на асфальт. — Хапуга! Мне плевать на эту сдачу, но я из принципа хотел посмотреть, как он себя поведет.
— Ага. А он только и ждал, когда мы плюнем и отвалим.
— Дармоед! — подытожил Максимов. — Ну, пошли.
Карпов не стал расспрашивать Николая Николаевича о цели их поездки, а молча запрыгал вслед за ним через рельсы, через какие-то ямы, ухабы — и снова через рельсы, через мазутные лужи и горы щебня, углубляясь в самое сердце огромной железнодорожной развязки, на которой сортировались поезда, приходящие в Питер со всей страны и тащившие в город все, что в этой стране еще производилось.
После пятнадцати минут непрерывных прыжков, чертыханий и поскальзываний Максимов остановился.
— Ф-фу! — выдохнул он, тяжело дыша. — Давненько я тут не был.
— А что мы тут потеряли? — решил все-таки поинтересоваться Карпов.
— Не «что», а «кого». И вовсе не потеряли. Нас ждут.
— Как это — «ждут»? Ты что — договорился? Когда успел?
— Вчера, — просто ответил Максимов. — Вчера и договорился. Пока ты там бухал с Алей, я вышел, позвонил… И договорился.
— A-а… Ну веди, Сусанин.
— Вот, — Максимов указал рукой на одноэтажный домик, сложенный из серого, грязного и выщербленного кирпича.
— Это что?
— Это как бы будка… Захар тут, большей частью, живет. Дома у него жена, дети, скандалы… Он тут и сидит, на работе. Оборудовал все, кровать притащил…
— А Захар — это кто?
— Мой старый знакомый. Сторожем работает. Сколько уж лет, а все сидит на одном месте… Есть все-таки в этом мире непреходящие ценности!.. Я с ним познакомился, еще когда в институте работал. Мы сюда с ребятами бегали. Вино покупали.
— Здесь?
— А что? Захар дело наладил — будь здоров! Здесь же составы стояли с вином: из Грузии, с Украины, из Молдавии, Армении — да отовсюду! Хочешь — коньяк, хочешь — вино. Бывало и в розлив. Возьмешь ведро…
— Прямо — ведро?
— Ведро! Дядя Ваня нацедит из цистерны…
— Дядя Ваня?
— Это нарицательное… Дядя Ваня — это сопровождающий, который с вином едет от места погрузки до пункта назначения. Я не знаю, правда или нет, но мне говорили, что они без зарплаты катались.
