Екатерина Лесина - Тайная страсть Гойи
Зоя исчезла вмиг. И Алине стало ее жаль. Может, девочка и не самая приятная, но… она не заслужила такого. Или заслужила?
— Зоя здесь уже полтора года, — меж тем заговорил отец Лаврентий, обращаясь исключительно к Максу, Алину же в ее греховности он решил не замечать. — А вы?..
— Нам порекомендовали обратиться к матушке Раисе. Мы не знали, что она умерла… Но видим, что дело ее живо…
Макс указал на коровник.
— У меня сестра есть. Младшая. Четырнадцать всего, связалась с дурной компанией. Попивать стала. Из дома исчезает. Подворовывает… Это Алина, моя невеста. Так вот, Сонька ей и хамит. А еще отравить пыталась. Дурная, конечно. Но после мамкиной смерти с нею сладу никакого.
Макс врал, как на духу. А батюшка Лаврентий кивал, на лице его появилась маска сочувствия, мол, понимает он…
Следующий час прошел в познавательной экскурсии. Их провели по общежитию, которое и после ремонта не утратило сходства с коровником. Показали учебные классы.
Огород.
Птичник с курами редких пород.
Скотный двор, мастерскую, в которой девушки занимались вышивкой.
— Мы приучаем не только ко смирению, — при появлении батюшки Лаврентия все разговоры мигом прекращались, — но и к труду. Труд возвышает душу…
— А с полицией у вас не возникает… недомолвок? — осторожно поинтересовался Макс.
— В районе знают о нашей школе. И дважды награждали! — Это батюшка Лаврентий произнес с гордостью. — Все девочки попадают сюда с согласия их родственников, родителей или, чаще, опекунов. И естественно, поначалу многие заблудшие души упрямятся, не желая возвращаться на путь добра. Зло кажется привлекательным. В нынешнем мире полно соблазнов, пред которыми не устоять юнице…
Он говорил что-то еще, а Алина не могла отделаться от мысли, что все это благостное заведение по сути своей — тюрьма для несовершеннолетних.
— Вижу ваши сомнения. — Отец Лаврентий удостоил Алину насмешливого взгляда. — Однако же, коль вы не готовы думать о духовном, то поразмыслите о телесном. Взять хотя бы Зою… Она попала сюда в пятнадцать лет. Она курила. Пила. Пробовала травку. Лгала, как дышала… Я не говорю уже о венерических болезнях, от которых ее пришлось лечить. У нее за спиной три аборта. И что ждало бы ее на свободе? Еще пара лет такой жизни, а после игла и смерть в подворотне? Сюда обращаются те, кто испробовал иные пути: убеждения, психологов, лекарства даже. Нет, мы не принимаем девушек с явными отклонениями в психике. Или активных наркоманов. Мы не настолько самоуверенны. Но есть те, кто оступился и в слепоте своей не разумеет, что жизнь его вот-вот оборвется.
Наверное, он был в чем-то прав.
Или нет?
— Оступаются многие, — меж тем продолжил отец Лаврентий. — Но немногим дано осознать ошибку. И уж вовсе единицы имеют шанс исправить ее… Моя супруга, о которой вам говорили, была из их числа.
Он перекрестился.
И Алину потянуло перекреститься следом, но она удержалась.
— На заре юности Раиса поддалась искушению… — Он говорил медленно, с расстановкой. — Она встала на путь порока. И едва не погибла. Я встретил ее в больнице. Раиса попала туда с передозировкой, но ее, к счастью, откачали… Тогда она и не думала о том, чтобы завязать. Нет, все ее мысли были устремлены лишь на то, чтобы найти денег на новую дозу. Я увидел перед собой женщину… по документам ей было чуть за двадцать. Выглядела она сущею старухой. Да и на человека походила слабо. Скорее уж на человекообразное существо. Не знаю уж, верно, божий промысел, не иначе, не позволил мне отступиться. Я еще не принял сан, да и вовсе не мыслил о подобном пути. Был лишь интерном, мне стало ее жаль. Почему ее? Не знаю… Я приходил. Читал ей. Рассказывал что-нибудь. И в какой-то момент увидел, что мои визиты ей не безразличны. Я уговорил ее попробовать отказаться от наркотиков. И да, мы оба прошли длинный путь, прежде чем оказались здесь.
Он вздохнул:
— Мне очень не хватает ее поддержки… Она, как никто другой, понимала этих девочек. Я же… я лишь исполняю, что должно. И пускай мои методы не всегда получают одобрение, но у воспитанниц хотя бы появляется шанс.
Возразить на это было нечего.
И Алина промолчала. Она молчала до машины. И когда села в нее, и когда Макс мотор завел, тоже не проронила ни слова. Только когда машина тронулась с места, спросила:
— Выходит, мы сюда зря приезжали?
— Почему? — Макс потер переносицу. — Ну, во-первых, мы увидели, на что ушли деньги Марины. Во-вторых, узнали кое-что о ее прошлом. Марина, Раиса и Галина, полагаю, вместе промышляли… Потому Марина и расщедрилась… В-третьих, мы еще не закончили.
Алина нахмурилась: она не понимала, что еще Макс собирается делать. Он же, выехав за деревню, остановился. Осмотрелся.
— Если память не изменяет, кладбище было где-то рядом…
Оно пряталось за очередным холмом. И почти терялось под сенью вековых деревьев. Кладбище выглядело старым, если не древним, и развалины церкви лишь усугубляли ощущение этой древности.
— Эй! — Макс перескочил через разваленную стену и Алине руку подал. — Есть тут кто?
— Чего орешь?
Зойка сидела на лавочке, положив ноги на кладбищенскую оградку.
— Долгонько ж он вас мурыжил, — сказала она, потягиваясь. — Я и придремать успела… Ну чего, дядя, договоримся? Я тебе про Райку рассказываю, а ты меня увозишь.
— Куда?
— А какая на хрен разница?
Теперь она скинула маску благочестия, и Алина поежилась: молоденькие девушки не должны быть такими… Она не сумела подобрать слова.
— Мне вот большая. — Макс нависал над лавочкой и покосившимися памятниками. — Ты, деточка, несовершеннолетняя. И надо думать, поедешь не к тетке своей. К кому? К приятелям? К любовнику?
— Дядя, а тебе что за забота?
— Не хочу брать грех на душу.
— Ага… Значится, и тебе мозги промыть успели. Ну тогда вали…
— Предлагаю другую сделку. — Макс вытащил бумажник.
— И на кой мне тут деньги?
— Тут они не нужны. — Он извлек две купюры по сто долларов. — Но ты же вроде не круглая дура. Понимаешь, что здесь ты временно. В любом случае после восемнадцати никто не имеет права тебя задерживать.
— Ага… — Зойка сплюнула, всем своим видом показывая, где видела премудрые советы. Но взгляда от купюр не отвела.
— Тогда и уедешь, — продолжил Макс. — Но хорошо, если уедешь не с пустыми руками. Думаю, у тебя есть захоронка где-нибудь тут…
Отвечать Зойка не стала.
— Ну, как знаешь. — Макс убрал деньги в бумажник. — Счастливо оставаться.
— Погоди, дядя. — Она все же не выдержала. — Пятьсот.
— А не жирно будет?
— В самый раз. Тебе ж интересно, кто Раечку ухайдокал?
— Что?
— А то ты не знал! Ага, это Лаврентий пусть всем втирает, что она сама померла. Только я знаю, здоровая она была. И на сердце никогда не жаловалась. И вообще, вкалывала, что… Эта гостья ей отраву сунула. Но если еще чего знать хочешь, плати.
Зойка протянула руку и выразительно пошевелила пальчиками.
— Пятьсот, — повторила она. И Макс безропотно отсчитал купюры, которые исчезли под подолом черного платья.
— Сядь куда-нибудь…
— Куда?
— А хоть туда. — Зойка показала на обвалившийся памятник. — А то ж я девушка честная, раз уплочено, то и отработаю…
Алине почудилось, что сейчас Зойка намекала вовсе не на рассказ. И будь Макс один, предложение прозвучало бы куда как откровенней.
Конечно, почудилось.
Зоя ведь ребенок… Просто ребенок, что бы она о себе ни думала.
Глава 14
Попав в школу, Зойка по первости буянить пробовала. Дурой была, не понимала, что тут до ее истерик никому дела нету. Матушка лишь головой качает, батюшка хмурится и очередной урок дает. Урок — это вовсе даже не география с историей, хотя школьную программу тут вбивали крепко, а работа, которую надлежало выполнить.
Откажешься?
Сиди голодная. А то и вовсе в погребе. В погреб Зоя за драку попала. Попыталась одной козе борзой показать, чего стоит… Вот вместе с тою козой в погреб и угодили. У той-то ума не прибыло, а вот Зоя — дело иное. Она ж не дура полная, просекла, что радости от такой жизни нету. И смотаться не выйдет. А значит, надобно приспосабливаться. Вона, как иные в любимчиках у Лаврентия ходят. Глазки опустят. Скользят, что тени. Говорят шепоточком. Все такие благостные, что прям тошнит, зато им и работенка полегче, небось иголкою в канву тыкать — это не за свиньями навоз убирать. И за стол они первыми. И на выходные в город вывозят, стало быть, на экскурсии…
В городе смотаться-то легче. Небось там собаки не помогут.
Зойка и принялась исполнять задуманное.
Перестала огрызаться. Смирилась и с распорядком, который был зверским, один подъем в половине шестого чего стоит! И учиться пыталась, хотя учеба в голову ну никак не лезла. Отвыкла голова от учебы… А главное, прикипела Зойка к матушке Раисе. Та-то мнила, что всех насквозь видит, понимает, и к новеньким липла со страшною силой. Придет бывало, на тот же скотный двор, и начинает рассказывать про жизнь свою нелегкую.
