Александр Овчаренко - Три заповеди Люцифера
В этот момент стоявшие в углу кабинета напольные часы громко и как-то печально отбили десять ударов.
— Время! — вздохнул Баринов. — Время всегда наш враг! Его вечно не хватает, так что советую Вам, подполковник, поторопиться.
— Страна большая, дел много, а жизнь коротка, — тихо произнёс Кантемир.
— Что Вы сказали? — повысил голос генерал-лейтенант.
— Я говорю, Владимир Афанасьевич, что страна большая, дел много, а зарплата одна. Может, хоть премию выпишете, а то я в последнее время поиздержался в оперативных целях.
— Бог подаст. Вы, подполковник, ужинайте дома, а не в ресторане, тогда и офицерской зарплаты будет хватать.
— Может, мне и работу на трамвае ездить? — недовольно пробурчал Каледин после того, как тщательно закрыл за собой тяжёлую створку двери в начальственный кабинет.
Иногда «офицер для особо деликатных поручений» позволял себе капризничать. Нет, что ни говори, а близость к сильным мира сего портит характер.
Часть 2. Прогулки на ощупь
«Перед Смертью все равны, ибо Смерть — есть слуга Вечности».
Вторая заповедь Люцифера.
«Люди золото, просто жизнь сволочная».
Михаил Веллер «Человек системы».
Глава 1
20 часов 00 мин. 5 октября 20** года.
г. Москва, Камергерский переулок
Его вызвали на встречу условным телефонным звонком. Приятный женский голос произнёс фразу о командировочных расходах в размере 20000 рублей.
— Вы ошиблись, это не бухгалтерия, — ответил он и повесил трубку. Фраза о командировочных расходах означала срочность вызова, а упомянутая сумма — время встречи, 20 часов 00 минут. Работодатель любил точность, и опоздание приравнивал к провалу операции.
Странный это был человек — старый, капризный, и, по всему видно, очень богатый. Как он на него вышел, Герман так и не понял, но с тех пор работал только на него одного. Это было одним из условий Старика. Так Герман мысленно окрестил работодателя.
— Работа на одного заказчика значительно снижает вероятность Вашего провала, — проскрипел Старик на первой встрече. — А чтобы у Вас, юноша, не возникло желания заработать дополнительные деньги на стороне, я Вам буду хорошо платить, даже очень хорошо. Это компенсирует Ваше вынужденное безделье.
Старик не соврал, платил он действительно хорошо. Денег было так много, что другой бы на месте Германа стал подумывать о том, чтобы отойти от дел и остаток жизни провести в краю, где в мангровых зарослях навсегда запуталось лето, а ступни ног лижет ленивый прибой. Однако Германа такой расклад не устраивал. Для него «заказы», которые время от времени подбрасывал Старик, и была сама жизнь. Только получив очередной «заказ», он чувствовал, как кровь по жилам начинала струиться быстрее, сознание становилось ясным, мысли — чёткими и сама жизнь приобретала определённый смысл. После выполнения «заказа» наступала вторая фаза превращения: на Германа накатывала тёплая волна ни с чем не сравнимого удовольствия, после которой он себя чувствовал обновлённым и помолодевшим. Как-то после выполнения очередного «заказа», когда он сидел за столиком итальянского ресторана и задумчиво смотрел, как тёплые капли дождя рисуют дорожки на пыльной мозаике оконного пролёта, из глубины сознания поднялась и выкристаллизовалась фраза «меня словно омыли весенним дождём и напоили молодым вином». И хотя это сравнение пришло Герману на ум впервые, у него не проходило ощущение, что слова эти были однажды им сказаны, только давно, возможно, в прошлой жизни.
Если же Старик пропадал надолго, и вынужденное безделье затягивалось, Герман начинал хандрить и даже болеть. Болезнь эта была сродни депрессии, осложнённой астеническим синдромом. Однако такие периоды длились недолго. Старик словно догадывался о его состоянии, и в момент, когда «ломка» становилась невыносимой, намечал очередную жертву. И чем сложней оказывался «заказ», тем ярче и сильней были ощущения сладострастия, испытываемые после выполнения.
Герман долго гадал, что это: дар или наказание? Но однажды увидел сон, как к нему в комнату сквозь закрытую дверь просочился незнакомец. Посланец Ночи был одет в старый дорожный плащ, а лицо закрывала поношенная широкополая шляпа. Он беззвучно сел возле изголовья кровати, и, не разжимая губ, произнёс: «Это твоё предназначенье»! В это мгновенье Герман проснулся и рывком сел на постели.
— Это моё предназначенье! — повторил он, и сразу всё встало на свои места. Больше он не мучился и не испытывал душевного дискомфорта. Он избранный — и этим всё сказано!
Как только он осознал своё предназначение, ему открылась тайна для посвящённых: тайна человеческой души. Оказалось, что души — не бесплотные невидимые глазу субстанции. До тех пор, пока душа находится в теле человека, она имеет свой образ, и этот образ неповторим! В тот самый миг, когда он прикасался к жертве, чтобы выполнить «работу» и освободить душу от телесной оболочки, образ её являлся ему воочию.
Он никогда не задавался вопросом, почему перед тем, как отправиться в Вечность, души людей являлись ему то в образе легкокрылой бабочки, то стремительной ласточки, а то и в образе грызуна или прожорливой гусеницы.
Ему запомнился старик, которого он отправил в Вечность одним лёгким уколом иглы, смазанной цианидом. Перед тем, как умереть, старик понял, что именно с ним происходит, и успел взглянуть Герману в глаза. В этот момент Герману показалось, что на него смотрит старый мудрый филин, который мог бы жить до ста лет. Его душа покидала мир с сожалением и неохотой. Так бывает, когда человек, окончив земной путь, не успел исполнить своего предназначения. Так бывает.
Герман знал, что не он этому виной. Сколько кому топтать землю на этом свете, решал не он. Он всего лишь исполнитель — холодный и расчётливый исполнитель. Решение принимается где-то в недоступном для человеческого понимания мире, затерянном на границе дня и ночи, света и тьмы, жизни и смерти. Кто-то властный и сильный отмеряет с момента рождения человека его земной срок, и с этого момента ни молитвы, ни чудодейственные эликсиры, и никакие ухищрения продлить его не в силах.
В нарушении всех правил конспирации, встречи всегда происходили в одном и том же месте — в Камергерском переулке, менялось только время.
В этот вечер, так же, как и всегда, лимузин Старика притормозил возле пешеходной зоны, чуть-чуть обогнав идущего по брусчатке Германа. Не меняя ритма движения, Герман быстро открыл левую заднюю дверь и юркнул в салон автомобиля. Здесь пахло кожей и ещё чем-то хорошо знакомым, но забытым. Старик сидел в глубине кожаного салона, надвинув шляпу так, что Герману был виден только тщательно выбритый подбородок и сухие, упрямо сжатые тонкие губы. Старик нажал кнопку, и звуконепроницаемое стекло надёжно изолировало пассажирский салон от водителя.
— Вы стали небрежны, — вместо приветствия проскрипел Старик и сложил на животе тронутые пигментными пятнами старческие ладони. — В нашем деле это недопустимо, а для Вас смертельно. По законам криминального мира Вас давно следовало бы убрать. Однако я не сделал этого до сей поры только потому, что Вы мне ещё нужны. Исполнителя вашего уровня найти трудно, но можно. Поиск нового человека чреват тем, что есть вероятность наткнуться на «подсадную утку» или на самовлюблённого идиота, возомнившего себя Meister Tod. [22] Поэтому Вы до сих пор живы.
— Вы сегодня как никогда красноречивы, — без малейшего признака страха в голосе ответил Герман. Старик правильно сказал: ликвидации исполнителя — это аксиома. Рано или поздно наступает момент, и охотник сам превращается в дичь. Он знал об этом с момента выполнения первого «заказа». Знал и не боялся, потому что был профессионалом, а профессионал всегда знает, когда следует временно затаиться, а когда, резко оборвав все связи, «лечь на дно».
— Не столь красноречив, сколь откровенен, — парировал Старик.
— Позвольте узнать, в чём моя ошибка.
— Две! Две ошибки! — повысил голос работодатель. — Вы дважды не заметили свидетеля! Сначала Вы облажались в Замоскворечье при ликвидации Шлифенбаха, потом в Питере, когда «работали» с Серебряковым. В Москве Вас видела молодая женщина, которая, на ваше несчастье, оказалась способной портретисткой, и теперь ориентировка с вашей физиономией имеется у каждого постового. В Петербурге Вас хорошо рассмотрел местный алкоголик, который подрабатывал у профессора в гараже. Вы немедленно должны исправить эти упущения. Немедленно!
С этими словами Старик протянул Герману лист бумаги с отпечатанным на принтере текстом.
— Здесь адрес и фамилия женщины, а также данные на питерского алкоголика. Его местонахождение установите сами. Только не тяните!
