Александр Овчаренко - Три заповеди Люцифера
Так уж случилось, граждане начальники, что судьба моя лихая выкинула такой фортель, что вынужден я податься в бега. А потому прошу вас, помогите мне — простому мужику, которого нынче травят, как волка позорного, а я, если честно (землю жрать буду!) ни в чём не виноват! Мамой клянусь, никогда я «мокрушником» не был, и крови на моих мозолистых руках отродясь не бывало. Простите, товарищи НКВДешники, что путано излагаю. Мысли мои скачут, словно бесенята при белой горячке, то ли от страха за мою разнесчастную жизнь, то ли от возмущения, что подставили меня, как последнего лоха, а может быть, даже и оттого, что вот уже вторую неделю, как я не пью. Хотя порой так тянет, граждане начальнички, заложить «соточку» за воротник, что готов градусник заглотить, лишь бы градусы были! Простите, опять сбился с мысли. Итак, всё по порядку.
3 сентября этого года подписался я на халтурку — движок в автомобиле перебрать, и хотя для этого надо было тащиться на другой конец Питера, я согласился, так как очень уж мне деньги нужны были. Это в тюрьме на ужин бесплатно макароны дают, а здесь на воле надо за эти макароны хребет гнуть, да к тому, же и не один день. Ну да ладно. Приехал я, значит, уже под вечер в гаражный кооператив «Автомобилист», где разыскал Николая Николаевича, который объявление о ремонте движка дал. Фамилии его я не помню, но позже узнал, что он ещё и профессор каких-то там наук. Мужчина он оказался обстоятельным, и что хорошо — не жадным. Поладили мы с ним быстро, и я стал его «десятку» до ума доводить. Машина, я вам скажу, была новая, но запущенная, потому как хозяин её — Николай Николаевич — больше на служебной катался, а «десятка» так в гараже и пылилась. А для машины хуже этого нет. Она хоть и железная, но обхождение любит, и такого наплевательского отношения к себе не прощает. Короче, с «десяткой» я провозился до глубокой ночи, но до ума довёл, после чего лёг покемарить до утра прямо в гараже. Утром чуть свет хозяин явился, и моей работой доволен остался: заплатил, не торгуясь, пять «кусков», и предложил у него в загородном доме поработать. Обрадовался я, и стали мы с ним собираться в дорогу, но вот тут-то, граждане начальники, всё и произошло. Как человек пьющий, я всегда знал, что придёт время и помру я от водки, но о том, что абрикосовое варенье мне спасёт жизнь, даже не догадывался. Дальше произошло что-то несуразное и страшное, отчего я вторую неделю капли в рот не беру, впрочем, об этом я уже упоминал. Полез я, значит, в смотровую яму, по просьбе Николай Николаевича за абрикосовым вареньем, а у него там целый склад всяческой консервации. И пока я в темноте с банками разбирался, вдруг слышу, что в гараж зашёл кто-то и с хозяином разговаривает. Вроде бы и вежливо разговаривает, но мне этот «базар» как-то сразу не понравился, потому как вежливость эта — один обман! Со мной так вежливо обычно дежурный по медвытрезвителю разговаривал, перед тем, как в рожу дать, как он говорил — для профилактики. Потому и выглянул я из ямы. Вижу, стоит перед Николай Николаевичем какой-то фраер пижонистого вида — высокий, стройный, глазища большие, как у женщины, и вьющиеся волосы по последней моде до плеч. Такие обычно бабам нравятся, но мне красота его, граждане чекисты, до одного места. Мутный он какой-то: вроде как и в своём уме, и в то же время, вроде как слегка мозгами «повёрнутый». Так вот фраерок этот ни с того ни с сего вдруг хватает с верстака молоток и бьёт им по голове хозяина. Как вы, граждане КГБисты, знаете — человек существо нежное, и если ему молотком, или каким другим тяжёлым предметом по голове дербалызнуть, то ничего из этого хорошего не выйдет. От такого обращения — одно смертоубийство, что, в конечном счёте, и получилось. Страшно мне стало, товарищи дорогие! Последний раз я такой страх испытал в марте прошлого года, когда с мужиками в гараже по пьяной лавочке антифризу налакался. В тот раз всё обошлось, хотя и болел после этого сабантуя долго. И как тогда, в марте в гаражах, что-то вдруг «накатило» на меня. Очень мне жить захотелось, прямо страсть как захотелось, хотя жизнь моя, надо сказать, не лёгкая, и на неприятные сюрпризы очень даже щедра. И пока я, съёжившись, как маринованный огурец в рассоле, в яме хоронился, «мокрушник» этот спокойно сел в профессорскую «десятку» и куда-то из гаража укатил. Как я вылез из ямы и как через забор перемахнул, помню плохо. Я тогда выхлопных газов наглотался на всю оставшуюся жизнь! А когда первый страх прошёл, и я немного оклемался, то мои портреты уже на каждом углу висели, дескать, убивец я, и надо меня поймать как можно скорее. Враньё всё это, товарищи (а может, господа?) начальники! Нет крови на Косте Крутоярове, и никогда не было! Доказательств, или, как любит говорить наш участковый — алиби, у меня, кроме моего честного слова, никакого нет. Так что очень вас прошу, господа-товарищи, поверить мне на слово, потому как слово моё для вас последнее, и к вам с чистосердечным раскаяньем я не приду. Во-первых, каяться мне не в чем, а во-вторых, печёнкой чую, что разбираться со мной вы долго не станете, а завернёте мне «ласты» и потащите на «кичу» [20]. А мне такой расклад, сами понимаете, не в масть.
На этом господа (или товарищи?) заканчиваю, нечего в пустую языком молоть. Что хотел, я сказал, а если что сбрехал для красного словца, так извините.
С рабочим приветом Константин Крутояров.
— Итак, что скажете, подполковник? — задал вопрос Баринов, видя, что Каледин оторвался от текста и задумчиво крутит письмо в руках, словно выискивая дополнительную подсказку.
— Скажу, что Крутояров не убивал. Убийца бы не стал обелять себя таким образом, а судя по тому, что, находясь в розыске, Крутояров рискнул подать о себе весточку, совесть свою он не до конца пропил, да и своей принадлежностью к рабочему классу натурально гордится. Нет, он не убийца, но в его лице мы имеем важного свидетеля.
— О котором убийца и не подозревает, — добавил Баринов. — Всё верно, подполковник, а если учесть добытую Вами на свадьбе информацию, то простое на первый взгляд уголовное дело приобретает непонятный мистический оттенок. Хотя я уверен: никакой мистики здесь нет, но необычное, я бы даже сказал, редкое сочетание фактов, делает расследование весьма интересным. Повезло Вам, подполковник! Другие сотрудники годами сидят на банальной контрабанде оружия или набившей оскомину торговле героином, а у Вас что ни дело — то детектив в пёстрой обложке. Признайтесь, подполковник, на досуге балуетесь подобным чтивом?
— Никак нет. Мне сейчас по душе больше исторические романы.
— С чего бы?
— Ситуация обязывает.
— Приятно слышать, а то мне ваши недоброжелатели докладывают, что, дескать, опять наш «офицер для особо деликатных поручений» крутит роман с одной очень заметной дамой.
— Владимир Афанасьевич! Я человек холостой и любые инсинуации на этот счёт воспринимаю как личное оскорбление. Поверьте мне на слово: моя личная жизнь никаким образом не бросает тень на высокое звание офицера спецслужбы, — возмущённо произнёс Кантемир, при этом лихорадочно пытаясь угадать, кого из его пассий на этот раз имел в виду заместитель.
— Реакция ваша, подполковник, натуральная, я бы даже сказал, правдоподобная, — улыбнулся генерал-лейтенант. — Вы конечно, правы, ваши увлечения — дело сугубо личное, но если хотите знать моё неофициальное мнение, то Вы для неё, подполковник, мелковаты. Фактура не та!
— Да для кого я мелковат? — вновь возмутился Каледин и словно перед дракой расправил плечи.
— Да для госпожи Железновой! Она женщина сильная, властная! Если что не так — в порошок сотрёт, и на принадлежность к «конторе» не посмотрит. А мне ценного сотрудника в Вашем лице терять, сами понимаете, никак нельзя. Так что Вы, подполковник, лучше увлекайтесь романами историческими, оно безопасней и для кругозора полезней.
— Я могу идти?
— Можете. И постарайтесь, подполковник отыскать любителя эпистолярного жанра, пока он ещё жив.
— Вы имеете в виду Константина Крутоярова?
— Именно его. Очень мне ситуация не нравится: кто-то торопливо, но профессионально зачищает концы. Три дня назад в Лондоне был убит находившийся в международном розыске бывший директор Уральского механического завода Валерий Бритвин.
— Бритвин? А разве он имеет какое-то отношение к «Свеколкинскому» делу?
— На первый взгляд, никакого. Однако в последнее время из нашего закрытого ведомства информация регулярно уходит на сторону, и я не поручусь, что новость о свидетеле убийства Крутоярове не была доведена до исполнителя.
— Неужели «крот»? [21]
— Не думаю, что это проделки коллег из-за «бугра». Скорее всего, кто-то из наших сотрудников решил подзаработать на профессиональных секретах. К сожалению, такое случается!
В этот момент стоявшие в углу кабинета напольные часы громко и как-то печально отбили десять ударов.
