Алёна Белозерская - Изумрудный шифр
Бруно прокашлялся и сделал глоток воды.
— После прохлады Нью-Йорка Майами кажется адским пеклом, — улыбнулся он и тут же стал серьезным. — В католической школе вместе с Рискони учился сын подручного неаполитанской «семьи».
— Подручного?
— Заместитель босса, — пояснил Бруно. — Второй человек в «семье», который назначается самим боссом. Если босса вдруг арестовывают или убивают, то подручный автоматически становится главным. Неаполитанский босс был убит за несколько дней до отъезда Рискони в США, и подручный стал главой «семьи». А Рискони был отправлен в Нью-Йорк, где быстро вошел в одну из «семей», во главе которой, кстати, стоял кузен новоиспеченного неаполитанского босса. Это был 1961 год.
Массимо посмотрел в бумаги и удивленно произнес:
— Хочешь сказать, что в двадцать два года Рискони убил босса мафии? Он был слишком молод, чтобы устранить такого важного человека.
— Но у него это получилось, — сказал Бруно. — После этого он стал быстро подниматься вверх. А потом, в восьмидесятых годах, ФБР значительно уменьшает влияние мафии. Проводятся расследования, совершаются аресты. Рискони возвращается в Италию, где начинает налаживать контакты с давними друзьями по семинарии. С кардиналом Маринетти все получается легко, но Альбицци трудно идет на сближение. Рискони умен, он ищет слабые места своего друга и находит.
Массимо прошелся по комнате и посмотрел на балкон Луизы Фернанды. Это озадачило Бруно, и он, подойдя к окну, проследил за взглядом друга.
— Я не понимаю. — Он пристально вгляделся в печальные глаза Массимо.
— Мне жаль ее. Сложно поверить, что такой наивный человек оказался замешанным в подобную историю.
— Не такая уж она и наивная, — возразил Бруно. — Но об этом позже. Представь себе, что слабым местом Альбицци оказалась порядочность.
Массимо засмеялся, на что Бруно с серьезным видом ответил:
— Да, именно порядочность и человеколюбие. Когда Николас использовал его в своей афере, Альбицци находился в сане архиепископа. Вскоре такой же титул получил Маринетти. Рискони быстро понял, какую выгоду можно извлечь, имея в партнерах людей, на которых никоим образом не могут пасть подозрения и которые близко находятся к сфере деятельности, мало контролируемой государством. Он связывается со своим другом и одновременно боссом мафии, предлагая идеальный план по отмыванию денег, заработанных на торговле оружием, наркотиками, проституции и тому подобном. То же самое он делает с еще одной «семьей», мастерски водя при этом всех за нос. Никто не догадывается, что Рискони сотрудничает и с теми, и с другими. О ловком способе отмывания денег, кроме самого Рискони и кардиналов, было известно еще четверым. То есть в дело были втянуты по два человека с каждой стороны. Боссы и их консильери.
Бруно налил себе в стакан сок и сел в кресло подальше от окна, чтобы солнце не било в лицо и не отвлекало от разговора.
— Все заключалось в том, что деньги мафии переходят в казну церкви, выходят оттуда чистыми, но возвращаются на особые счета в банки, которые находятся в безналоговых зонах. Это было просто сделать, потому что доходы церкви были и всегда будут огромными, а суммы с чистыми деньгами уходили по небольшим частям, отследить которые было практически невозможно.
— Как на это согласились кардиналы? И что они от этого имели? — спросил Массимо.
— Конечно же, деньги. Как и Рискони, который руководил всей этой деятельностью. Обрати внимание, какие суммы вкладывались в приюты, которыми руководил Альбицци, и медицинские учреждения, которые находились под его патронажем. Этим Рискони и подкупил его, то есть возможностью помогать людям за счет денег мафии. Куда уходили деньги Маринетти, мне неизвестно.
— Кто еще из церкви был в это втянут?
— Из высшего духовенства никто. — Бруно неуверенно заморгал. — Я так думаю.
— Как получилось, что «семьи» начали вражду, приведшую к смерти обоих боссов и их советников?
— Элементарная омерта. Кодекс чести у мафии, положениями которого являются… — Бруно посмотрел в бумаги. — Цитирую: «правосудие вершит только организация» и «обидчик одного члена организации обижает всю организацию».
— Где ты достал все эти бумаги?
— Из личных документов ныне убитого «крестного отца» Антонио Скарузо. Старик многое не доверял своей памяти и тщательно конспектировал. Мне неизвестно, кто еще читал эти бумаги и сколько людей могут быть посвящены в тайну.
— Почему развязалась война?
Бруно подошел к столу и достал вырезки из газет.
— Здесь только частичная правда. Известно, что члены одной «семьи» вдруг обвинили членов другой в смерти своих людей. Что произошло дальше, трудно описать, потому что буквально за неделю погибло столько людей, сколько «семьи» не теряли за последние десятилетия. Но самое главное, что были убиты боссы и их советники, которые, к слову, были прекрасными юристами, имеющими свои адвокатские практики, они же и разработали схему отмывания денег.
— А чем Николас занимался в Италии?
— О, в Италии у него была налажена не менее интересная деятельность. Николас Рискони тоже босс, если можно так выразиться. Он возглавляет идеально структурированную организацию, занимающуюся воровством. Они специализируются на краже драгоценностей, предметов искусства и исторических ценностей. Вот, кстати, мы и подошли к разговору о Луизе Фернанде. Эта милая дама — одна из сотрудников Николаса.
— Давай без иронии.
Бруно указал рукой в сторону балкона Луизы Фернанды и быстро сказал:
— Массимо, ты видишь в этой женщине то, чего в ней на самом деле нет. Ты дал волю чувствам. Но пойми, синьорина Альворадо всего лишь воровка и, возможно, пособница Николаса. Она была частью команды, на счету которой множество громких краж. И в эту команду входили все ее убитые друзья.
— Она жертва обстоятельств.
— А я — Иоанн Креститель! — выкрикнул Бруно и тут же осекся под пристальным взглядом друга. — Послушай, что я нашел о ней. В документах из приюта указаны имена ее погибших родителей. Людей с такими именами в Испании очень много, но было зарегистрировано только два брака между людьми с именем и фамилией ее отца и именем и девичьей фамилией матери. Обе пары до сих пор проживают в Испании, у одной детей нет. У другой пары — два сына. Никто из них не имеет представления о девочке по имени Луиза Фернанда. Но есть один любопытный факт. В год появления Луизы Фернанды в Риме в Барселоне, в семье Солана Торрес, исчезает ребенок. Девочку звали Изабеллой, и ее поисками занимались по всей стране, но они не дали результатов. Малышку так и не нашли. У меня есть фотография. Сравни ее с фото, сделанным во время появления Луизы Фернанды в приюте.
Бруно протянул фото Массимо, с удовольствием наблюдая за его лицом, на котором проступило удивление.
— Как ты понимаешь, это один и тот же ребенок. Я еще не сумел узнать причины, по которым Луиза Фернанда при живых родителях оказалась в приюте в другой стране. Но мне очевидно, что к этой истории приложил руку Николас Рискони, и я все еще подозреваю, что она приходится ему дочерью.
— Она воспитывается в приюте, и Рискони привлекает ее к работе в своей организации, — Массимо продолжил рассказ вместо Бруно. — Погибают боссы мафии, оставив после себя многомиллионные счета. Тогда Альбицци делает драгоценности, в которые зашифровывает номер счета, на котором, по всей видимости, находятся все деньги, и раздаривает их своим воспитанникам.
— Альбицци опасался за свою жизнь, — предположил Бруно, — раз придумал эту игру. Но тут случается непредвиденное. Его воспитанники погибают один за другим, за ними следуют кардиналы. Единственные, кто остается в живых, — это Рискони и Луиза Фернанда, которые, возможно, приходятся друг другу близкими родственниками.
— Не забывай, что Луиза Фернанда убегает от Николаса, пытаясь сохранить свою жизнь.
— И ты не упускай из виду, что, несмотря на несколько покушений, ее еще не убили. Девушку всегда кто-то или что-то спасает. Не думаю, что это лишь стечение обстоятельств.
— Луиза Фернанда хороший человек, — сказал Массимо. — Она напоминает мне тебя. Вернее, каким ты был в то время, когда мы познакомились.
— Мы абсолютно разные, — сквозь зубы процедил Бруно.
— Разве ты никогда не ошибался?
Бруно быстро отвернулся к окну. Это была их первая размолвка за тринадцать лет дружбы.
— Считаю, что мы не должны ссориться из-за женщины, — наконец произнес он.
— Мы не ссоримся. И дело не в женщине. Ты упрекаешь меня в том, что я слишком приблизился к ней и не могу быть объективным. Ты ошибаешься, Бруно. Я смотрю на происходящее беспристрастно. Но в одном ты прав, она действительно мне симпатична. Луиза Фернанда добрая и искренняя. Не смотри на меня с таким ужасом. Я не влюблен. Луиза Фернанда вызывает во мне желание опекать ее. Она напугана.
