Камилла Лэкберг - Ангелотворец
Патрику показалось, что он различил нотки сарказма в голосе Кройца, но тот быстро вернулся к роли любезного хозяина.
— Сам я научился жить просто именно на Кальвё. В городе у нас были все мыслимые и немыслимые удобства, но на острове, — он посмотрел на море, — папа расставался с костюмом и ходил в шортах и футболке. Мы ловили рыбу, собирали землянику, купались… находили счастье в простых вещах.
Он прервался, чтобы налить кофе.
— Нельзя сказать, что все эти годы вы жили просто, — пробормотал Йоста.
— Туше́, — усмехнулся Леон. — Да, простоты мне не хватало. Меня все время тянуло на приключения.
— Искали адреналин? — спросил Патрик.
— Это было бы слишком просто. Для меня приключения — это как наркотик, несмотря на то что я никогда не отравлял себя никакой химией. Я не мог жить без приключений. Начав однажды, уже не мог остановиться. По ночам лежал без сна, думая: можно ли залезть выше? Нырнуть глубже? Проехать быстрее? И встав утром, отправлялся искать ответ на эти вопросы.
— Но теперь все в прошлом, — констатировал Флюгаре.
Хедстрём в который раз пожалел, что не послал Йосту вместе с Мелльбергом на курсы ведения допросов, но Леон, судя по всему, не обиделся.
— Да, в прошлом, — сказал он просто.
— Где произошла авария? — решил спросить Патрик, раз уж об этом все равно зашла речь.
— В Монако, — ответил Кройц. — Обычная автомобильная авария. Ия была за рулем. Как вам известно, дороги в Монако узкие, горные, с крутыми виражами. Ия увернулась от встречной машины, мы вылетели на обочину, машина перевернулась и загорелась… — Леон уставился перед собой, вспоминая аварию; в голосе его слышалась боль. — Знаете, как редко машины загораются на самом деле? Это в фильмах машины взрываются, стоит им столкнуться с препятствием. В жизни все по-другому. Но нам не повезло. Особенно мне — зажало ноги, и я не мог выбраться из машины. Чувствовал, как горят руки, ноги, одежда, лицо, потом потерял сознание. Знаю, что Ия вытащила меня из машины. Она обожгла себе все руки. В остальном она отделалась небольшими травмами — парой рваных ран и сломанными ребрами. Ия спасла мне жизнь.
— Когда это случилось? — уточнил Хедстрём.
— Девять лет назад.
— И нет никаких шансов?.. — Йоста кивнул на инвалидное кресло.
— Нет. Я парализован ниже талии. Мне еще повезло, что могу самостоятельно дышать, — вздохнул Кройц. — Но я быстро устаю и обычно сплю после обеда. Могу я еще чем-нибудь вам помочь, господа? Или могу просить меня извинить?
Напарники переглянулись. Патрик поднялся первым:
— Нет, думаю, у нас пока больше нет вопросов. Но если что, мы еще заедем.
— Всегда пожалуйста.
Полицейские пошли в дом. Леон покатился за ними в инвалидном кресле. Его жена спустилась вниз попрощаться с гостями. На пороге Йоста обернулся к Ие, торопившейся закрыть за ними дверь:
— Можно взять адрес и телефон вашего дома на Ривьере?
— Боитесь, что мы сбежим? — улыбнулась фру Кройц.
Флюгаре пожал плечами. Ия записала адрес и телефон в блокнот, резким движением вырвала листок и протянула ему. Полицейский, не говоря ни слова, сунул его в карман.
В машине он попытался обсудить встречу с Леоном, но Патрик его не слушал. Он был занят поисками мобильного телефона.
— Я, наверно, забыл телефон дома, — сказал он наконец. — Можно одолжить твой?
Прости. Я привык, что у тебя всегда с собой мобильный, и не взял свой, — развел руками его напарник.
Хедстрём подумал было просветить Йосту, почему полицейскому так важно всегда иметь при себе телефон, но решил, что момент для этого не самый подходящий.
— Заедем ко мне по дороге, — решил он. — Я заберу телефон.
Они ехали молча. Патрика не оставляло чувство, что они упустили что-то важное в разговоре с Леоном. Он не понимал, касалось ли это того, что их собеседник сказал — или, наоборот, не сказал, — но интуиция подсказывала ему, что здесь что-то кроется.
Шель с радостью предвкушал обед. У Карины вечером работа, вот она и предложила пообедать вместе дома. Им было сложно сочетать рабочие расписания. Карина работала посменно, и бывало, что они не пересекались неделями. Но Рингхольм ею гордился. Эта женщина была прирожденным бойцом. После его развода с Беатой она много работала, чтобы содержать их сына. Только потом Шель узнал, что у нее были проблемы с алкоголем, но и с этой проблемой она справилась самостоятельно. Удивительно, но отец Шеля Франтц принял ее болезнь близко к сердцу и уговорил Карину бросить пить. Это было совсем на него не похоже — такая доброта, думал Шель, все еще рассерженный на отца за его равнодушие к нему самому и его ребенку.
А Беата была полной противоположностью Карине. Она вообще не хотела работать. Пока они жили вместе, она только и делала, что ныла о деньгах. Ныла, что его не повышают, а зарплату его не индексируют, но при этом сама работать даже не думала. «Я занимаюсь домом», — говорила она. Припарковав машину, Шель сделал глубокий вдох. Ему неприятно было вспоминать бывшую жену, вспоминать, каким он сам был рядом с ней. Как можно было потратить несколько лет своей жизни на такую женщину? Нет, он не жалел, что они завели ребенка. Жалел лишь, что так долго был слеп. Беата ослепила его своей красотой и молодостью, ему лестно было внимание молодой женщины, и он быстро попался в ее сети. Выйдя из машины, журналист запретил себе думать о Беате. Это только испортит ланч с его любимой женщиной.
— Привет, милый! — обрадовалась ему Карина. — Садись. Еда почти готова. Я пожарила оладьи.
Она поставила перед ним тарелку, и Рингхольм с наслаждением вдохнул идущий от нее аромат. Он просто обожал оладьи.
— Как дела на работе? — спросила его подруга, присев напротив.
Журналист посмотрел на нее с нежностью. Даже старела она красиво. Морщинки от смеха вокруг глаз ей очень шли. А ее любимое хобби — садоводство — обеспечило Карине эффектный загар.
— Не очень, — вздохнул Шель. — Я пытаюсь узнать побольше о Йоне Хольме, но это не так легко.
Он откусил кусочек. Божественно…
— Может, обратиться к кому-нибудь за помощью? — предложила Карина.
Корреспондент хотел было отмахнуться, но понял, что в ее словах есть смысл. В этом деле можно забыть о гордости. Все, что он собрал на Йона Хольма, говорило обо одном: есть еще что-то, что обязательно нужно вытащить на свет из тени, и он должен сделать это любой ценой. И неважно, кто получит славу. Впервые за свою карьеру журналиста Шель оказался в ситуации, о которой раньше только слышал. Он нашел историю, которая была важнее, чем он сам.
Журналист резко вскочил.
— Прости, мне нужно кое-что сделать!
— Сейчас? — удивилась Карина.
— Прости. Знаю, что ты приготовила еду, и я тоже предвкушал обед, но я…
Увидев обиду в ее глазах, Шель чуть не присел обратно. Он разочаровывал ее уже столько раз, и меньше всего на свете хотел, чтобы это повторилось… Но тут лицо женщины просветлело.
— Иди, — сказала она. — Делай, что нужно. Я знаю, что ты не бросил бы оладьи, если бы речь не шла о безопасности государства.
Шель рассмеялся:
— Да, что-то в этом роде.
Нагнувшись, он поцеловал Карину в губы.
Вернувшись в редакцию, журналист с минуту думал, что скажет. Одной интуиции и каракулей на бумажке маловато, чтобы привлечь внимание одного из ведущих политических обозревателей в Швеции. Он почесал бороду, и внезапно его осенило. Кровь, о которой говорила Эрика. Ни одна из газет еще не напечатала о сенсационной находке на Валё. Рингхольм практически закончил статью и рассчитывал, что «Богуслэнинген» будет первой, но ведь местные жители все равно уже все знают: слухи у них быстро распространяются. Это только вопрос времени, когда другие газеты пронюхают, а значит, ничего страшного не произойдет, если он поделится новостью, убеждал себя корреспондент. К тому же «Богуслэнинген» сможет потом сделать ряд подробных репортажей, опираясь на местный материал — ей не нужно гнаться за национальными газетами, которым нужны только кричащие заголовки. Собравшись с мыслями, Шель набросал несколько фраз в блокноте. Нужно было подготовиться к разговору со Свеном Никлассоном, политическим обозревателем из «Экспрессен», чтобы он захотел сотрудничать и тем более помогать простому журналисту с информацией о Йоне Хольме и «Гимле».
Паула осторожно выбралась из лодки. Мелльберг ругался с ней всю дорогу — сначала в машине, а потом в лодке «Мин Луис», которую им дали спасатели. Но его слова не оказали на нее никакого воздействия. Бертиль хорошо знал дочь Риты и понимал, что если она что-то решила, то никогда не передумает.
— Осторожно! Твоя мама убьет меня, если с тобой что-то случится! — крикнул он, хватая ее за руку. Его помощник Виктор в этот момент держал Паулу за другую руку.
