Андрей Константинов - Решальщики. Движуха
— Оп-па!.. То бишь: сбили на нашей земле, а тачку нашли на Ваське?.. Вот ведь уроды! Всё, теперь я понял за Махалина. Он что, умудрился зарегистрировать КП до того, как машину обнаружили?
— Ты как всегда прозорлив, мой юный друг. Гайцы нам еще даже официального определения не отфутболили, а этот ухарь уже вовсю расстарался.
— Я так понимаю: угнали — не справились с управлением — сбили бабу — тачилу бросили?
— Может, и так… К слову, кабы этот хрюн своевременно не подал заяву об угоне, хрен бы он у меня вот так вот, на понтах да с хлопанием двери, вышел. Минимум — с подпиской.
— Логично, — согласился Кравчук. — И каковы теперь наши, не побоюсь этого слова, перспективы? Что, ставим в графе очередную «птичку», как мыслишь?
— Думаю, с «глухарьком» погодим пока.
— Отрадно слышать! — воодушевился Серёжа. — Хоть какая-то позитивная новость за последние часы. Ну-ну, развей мыслю?
— Там, в салоне, четыре комплекта пальцев. Трое — чистые, а вот четвертые принадлежат некоему Гавричкову, условно-судимому за хулиганку. Дежурная смена его с ранья на дому приняла и опросила. Пока без протокола, потому как бухой был в сосиску. Он сейчас в «обезьяннике» вымачивается.
— И чего поведал? В сосисочном состоянии?
— Говорит, что вчера вечером в «Асцелле» отмечали день рождения… — Шалимов достал из заднего кармана жеваных джинсов еще более жеваный блокнот, сверился с последними записями, — день рождения некоего Пегова, студента третьего курса Университета холодильной промышленности. По завершении празднования именинник, а также сам Гавричков и Пронин — это сосед Пегова по комнате в общежитии — вышли из «Асцеллы» и наткнулись на заведенческой стоянке на «бээмвуху». Мало того что открытую, так еще и с ключом зажигания в замке.
— М-дя… Жюль Верн и прочие фантасты — нервно курят бамбук!
— Может, и Жюль Верн. А может, и верный Жюль… В общем, бухая троица решила прокатиться до «Василеостровской». Где тачку бросила и свалила, прихватив на память магнитолу.
— А за бабу на Добролюбова что говорит?
— От наезда на женщину, понятное дело, открещивается.
— Ну это само собой. А другие красавцы?
— Именинника по горячим следам допросить не удалось — он тоже еще от вчерашнего не отошел, лыка не вязал. Похоже, там не только алкоголь, но до кучи и «колеса» были. Его из общаги в полной отключке забрали и на промывание мозгов, вкупе с желудком, отвезли в Боткина.[18] Там сейчас Гусимов сторожит.
— А третий? Который сосед?
— Пронин в общаге с тех пор так и не появлялся. Притом что, со слов Гавричкова, именно он был за рулем и он же подрезал магнитолу.
— Логично. Опоздавшему поросенку — сиська возле жопы.
— Чего сказал?
— Я говорю, что обычно: кто спрятался, тот и виноват. Вернее — на того и валят. Хотя… раз ушел в бега, значит, это «жу-жу» неспроста.
— Может, и так. Вот только Гавричков уверяет, что из кабака они свалили в двенадцатом часу. А бабу сбили в половине одиннадцатого.
— Ну мало ли что он говорит? Счастливые и пьяные часов не наблюдают.
— Может, и так, — снова повторил Шалимов. — А вообще, вечерок намедни выдался что надо. Ты за веселуху, в «Океане» устроенную, в курсе?
— Само собой. Я еще на дежурство толком заступить не успел, а ко мне уже вломился ихний чертила. Как бишь его? — Сережа нашарил под ворохом бумаг визитку и зачитал вслух: — «Купцов Леонид Николаевич. Инспектор по вопросам безопасности ОАО „Магистраль-Северо-Запад“». Хм… «инспектор», мля. Он бы еще «инструктором» обозвался. Кстати, судя по манере поведения — мужик явно из нашенских.
— «Из поляков, из славян»?
— Бэ-Эс.[19] Но не опер точно — больно морда интеллигентная. Опять же — дюже грамотный, по всему видать, что УПК не наискосок, а под лупу штудировал. В общем, типичная штабная сволочь.
— И чего хотел?
— Понятное дело чего. Предложил не терять время на изобретение отказного, который якобы его стараниями все равно не прокатит, а максимально быстро начинать возбуждаться. По горячим, вернее — по мокрым следам.
— Каков наглец! — хмыкнул Шалимов. — Ну а ты?
— А я ему говорю: мол, опоздали, мужчина. Мне незадолго до вас министр Нургалиев уже сделал предложение — заняться йогой и бальными танцами. Так что — приходите вчера, а сегодня у меня нет времени ваших водных велосипедистов по рекам и каналам отлавливать.
— Хм… Ты, конечно, сам решай, Серёжа. Но я тебе так скажу: в подобной ситуации все-таки лучше бы этих фулиганов речных нам первыми сыскать. Иначе…
— Иначе что?
— Если их раньше отыщут «магистральные» парни, нельзя исключать, что в какой-то момент образуются два нехороших «глухарька» — либо тупо убойных, либо без вести павших. И хорошо если на чужой земле. А ну как на нашей?
— Да ладно жути-то нагонять, — усомнился в недобрых пророчествах коллеги Кравчук. — Сейчас, слава богу, не те времена.
— Времена, согласен, не те. А вот люди… Я ведь тебе, Серый, не приказываю/навязываю, а всего лишь дружески советую. Потому как «Магистраль» — это Витька Брюнет. А Витька Брюнет…
— И чего Витька?
— А Витька таких шуточек в свой адрес не прощает и не спускает. Даром что с некоторых пор весь из себя типа законопослушный бизнесмен, туда-сюда вхожий. Да что я тебе рассказываю? Возьми на досуге книжицу константиновскую полистай.
— Это тот, который дюдюктивы пописывает?
— Он самый. Только ты не художественно-вымышленную, а документальную почитай. «Бандитский Петербург» называется. Там как раз Витьке Брюнету специальная глава отведена, в стилистике «жизни замечательных людей» писанная… Ладно, океаны и хулиганы — это всё безумно интересно, но ведь есть ещё и бараны. — Шалимов посмотрел на часы. — Думаю, что пора бы уже нашему юному юбиляру и оклематься.
Гена сел за свободный стол, пододвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер справочного:
— День добрый… В Боткинскую я правильно попал? В смысле… Не я попал… тьфу-тьфу-тьфу, а… Ага… Старший оперуполномоченный Шалимов беспокоит, из 71-го отдела… Ну как там наш пациент?.. Да-да, Пегов. Именно этой масти… Прекрасно. То есть можно забирать?.. Благодарю покорно. А вы не могли бы попросить к трубке нашего товарища? Он там где-то рядышком ошива… хм… стережет… Конечно-конечно, я повисю… в смысле — подожду…
* * *Гордеев покинул отдел полиции подавленный и злой. Красноречивое выражение морды лица его в эту минуту буквально просилось на холст маслом: «Крови нет — менты попили».
А зол был Кирилл большею частию на себя, нежели на ментов. С этих как раз взятки гладки. Мусора — они и есть мусора. Но вот то, что он по своей воле сунулся в самое пекло, да еще и, подрастерявшись, походя, сдал все пароли-явки, — то был не просто косяк, а самый натуральный КОСЯЧИЩЕ. Второй подряд. Хреновая, честно говоря, стабильность, отнюдь не свидетельствующая о признаке мастерства. Потому — как бы при такой «стабильности» не заполучить в итоге «косяк зоновский».[20]
Разумеется, винить в происходящем следовало только себя.
Следовало — но не хотелось.
Так что сейчас Кирилл мысленно костерил Бажанова с его идиотской затеей, на которую он, Гордей, изначально подписался с крайней неохотой. Ибо на собственной шкуре успел прочувствовать, что шутки с Брюнетом — чреваты. Прочувствовал, однако «шутканул» снова. А в итоге…
«Идиот! Боже, какой идиот! Купился, как ребенок, как самый распоследний фраер!» — матерился про себя и вокруг себя Кирилл, а в мозгу меж тем угодливо всплыла картинка с самодельным плакатиком, кнопочками пришпиленная в кабинете замначальника родного местечкового полицейского отдела майора Митрохина:
«ЗДЕСЬ НИЧЕГО НЕ ВЫДАЁТСЯ! ТОЛЬКО ДОДАЁТСЯ!»
Э-эх! И почему она не «всплыла» хотя бы полчаса назад?!!!
* * *В начале восьмого во двор Асеевых вкатила служебная «магистральная» «фронтера». Отдав распоряжения Коле-Ване: «Кури пока, минут через десять обратно поедем», — Петрухин выбрался с первой парты и направился к родному «фердинанду», выставленному строго напротив подъезда, в котором проживало немногочисленное семейство потерпевшей.
Он толкнул в сторону тяжелую салонную дверь микроавтобуса и удивленно присвистнул: внушительные запасы питьевой воды, два пакета со жратвой, миниатюрный DVD-проигрыватель со стопочкой компакт-дисков, заботливо припасенные две пустые бутылки с широким горлышком[21] — похоже, мобильный наблюдательный пункт был развернут с прицелом на затянувшееся осадное положение.
— Ты чего, на всю ночь решил остаться? — забираясь внутрь, с легкой усмешкой поинтересовался Петрухин у возлежавшего в шезлонге напарника.
— Я обещал Яне, что с ее близкими ничего не случится, — очень серьезно откомментировал усмешку Купцов.
