Андрей Константинов - Решальщики. Движуха
— ЧТО? Что вы сейчас сказали?!
— А что я такого сказал? Я говорю: дети нынче такие оторвы пошли. Глаз да глаз. Всего доброго, Яна Викторовна. Брюнету — мои поклоны. Передайте ему, что… что еще не вся черемуха в его окошко брошена…
После этих слов Павел Тимофеевич загружается в «бээмвуху», и та практически сразу трогается с места.
Стекло со стороны водителя опускается, и Яна Викторовна с удивлением разглядывает в сидящем на руле парне того самого «качка с джином», что вел за ними слежку в провинциальном вологодском городке. И от которого Леонид столь эффектным образом сбежал через гостиничное окно.
В свою очередь «качок», он же — «тарасовский» боец Гордей, одаривает Яну недобрым и словно бы запоминающим взглядом…[17]
* * *Пребывающая не то в забытьи, не то в полуотключке Яна Викторовна отчаянно застонала, и вконец перепугавшийся Купцов тихонечко потряс ее за плечо:
— Что, Яна? Совсем худо, да? Может, позвать врача? Я сейчас!
— Не надо… врача…
Юрисконсульт «Магистрали» с усилием разлепила веки, и Купцов переполошился еще сильнее, разглядев в уголках ее глаз бусинки-слезинки.
— Леонид Николаевич… Лёня!.. К моим маме и сыну нужно приставить охрану. Срочно!.. Я очень тебя прошу!
— Конечно. Без проблем. Сделаем. Но… что случилось? Почему?
— Они мне угрожали. Мне и… сыну.
— КТО? КОГДА?
— Это было еще летом, в июле. Помнишь наш судебный процесс по вологодскому «Интегралу»?
— Разумеется. Как я могу забыть эту нашу… хм… историю.
— Вот тогда они и… А теперь, похоже, от угроз перешли к делу. И граната, и черный «БМВ» — всё сходится, это они!.. Лёня, я очень тебя прошу: пока я здесь, в больнице, — позаботься о Глебе. И о маме.
— Конечно. Но… ты так и не сказала: кто такие «они»?
— Бажанов. «Тарасовские»… Это из-за комбината… Вернее, из-за их поражения в суде, — отрешенно откомментировала Асеева и, не в силах более сдерживаться, зарыдала уже в голос и в полную силу: — О, господи! Мамочки! Что же теперь будет?..
* * *Выйдя из клиники, Купцов сразу набрал номер напарника:
— Димон, это я… Да, вот только что от нее… Более-менее. Если честно, могло оказаться много хужее. Но об этом после… Ты еще в конторе? Отлично. А Брюнет?.. Позвони ему, прямо сейчас, и возверни обратно… Именно так!.. Случилось? А случилось то, что против нас, похоже, снова взялись играть «тарасовские»…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Санкт-Петербург, 1 октября, сб.
С утра заступивший на суточное дежурство дежурным дознавателем по 71-му отделу полиции Петроградского РУВД Серёжа Кравчук сидел в своем кабинете и тихо офигевал от выползшего из факсимильного аппарата свитка с текстом. Текст был на русском, а вот его отправителями выступали как бы иностранцы. Здесь «как бы» — потому что из братского СНГ. Конкретно — из Узбекистана.
В последние годы милицейские тяготы, связанные с привлечением мигрантов к уголовной ответственности, поступательно дошли — через звероподобие и «почти безнадегу» — до курьеза и «почти маразма». То бишь работать с подобной публикой сделалось решительно невозможно. Притом что именно сей контингент в большей степени и формировал криминальный фон некогда «бандитского», а ныне «не-пойми-какого» (может, «мигрантского»?) Петербурга.
Проблема, по большому счету, была всего одна. Но не решаемая в принципе. И заключалась она в том, что стоило только оперативникам сесть на хвост очередному гостю Северной столицы, подозреваемому в причастности к криминальной бяке, как тот немедля торопился покинуть — и саму столицу, и, чтоб уж наверняка, Россию. После чего оперативно-следственные действия автоматически «залегали на матрасы», а отчетные показатели/цЫфири — теряли в весе. А статистика — это вам не школьный дневник, тут подчистками не возьмешь. Оттого неудивительно, что, по той же статистике, только негласной, примерно семь из десяти преступлений, совершаемых мигрантами, с некоторых пор не регистрируются вовсе. И происходит сие отнюдь не по злобе и не по причине душевной полицейской черствости. А исключительно по… здравому смыслу. Ибо на хрена, скажите на милость, регистрировать все подряд и, заметьте, за ваш, господа терпилы-налогоплательщики, счет, если всё равно: не раскрыть, не посадить?
Во времена не столь отдаленные, то бишь — еще каких-то лет пять-семь назад, оперативники просто отправлялись «самоходом» в страны СНГ, ловили преступников на месте и привозили их в Петербург в наручниках. После чего в отчетных рапортах писали: «Гражданин добровольно согласился проследовать в Россию».
Теперь такие номера не прокатывают. Теперь, если все-таки стиснуть зубы и зарегистрировать, то далее следует едва ли не единственный алгоритм действий — связаться с коллегами из того же СНГ.
Ага, щас! «Связался черт с младенцем!»
Последнее — как крик о наболевшем.
Ровно месяц назад Кравчук как раз и совершил подобную глупость, «связался»: доказав вину очередного ухаря, напавшего на петербурженку, Серёжа выяснил, что и в Питере, и в РФ того уже и след простыл, и послал-таки, штабной культуры ради, запрос на историческую родину.
И вот — буквально пять минут назад — получил факсимильные признания.
М-да… Лучше бы ему не отвечали вовсе.
А главное, оно же обидное, что не подвела ведь Кравчука солдатская смекалка — ухарь действительно оказался там. Более того, местная власть его умудрилась обнаружить, опросить и даже расколоть.
Только вот для раскрытия и суда все это как рыбе — зонтик. Потому что… он болен! Нет, ну нормально, а?!..
Тугамент первый: ОТВЕТ НА ЗАПРОС
На ваш исх. за № от__2011 г. сообщаем, что разыскиваемый вами за совершение преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 131, ч. 2 ст. 132, ст. 162 УК РФ, гр-н Халилов Х. Х., 1985 г. р., по данным КАБ УВД области значится прописанным по адресу: Самаркандская область, _,_,_.
В ходе проведения ОРМ установлено, что разыскиваемый Халилов в настоящее время находится по месту жительства, лечится в районной больнице с диагнозом «пневмония», временно нигде не работает.
Выехать в РФ, г. Санкт-Петербург для решения вопроса по предъявленному обвинению не может в связи с тяжелыми материальными затруднениями, согласен в рассмотрении уголовного дела без его участия.
Тугамент второй: ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу вас рассмотреть уголовное дело, возбужденное в отношении меня по ч. 2 ст. 131, ч. 2 ст. 132, ст. 162 УК РФ, вину свою признаю полностью, в совершении искренне раскаиваюсь, согласен в рассмотрении уголовного дела без моего участия.
В связи с тем, что в настоящее время я нахожусь по месту жительства, выехать в РФ, г. Санкт-Петербург для решения вопроса по предъявленному обвинению не могу с ухудшением здоровья и тяжелыми материальными трудностями. С моих слов написано верно.
Подпись: Халилов Х. Х.
Кравчук снова и снова вчитывался в душераздирающие узбекские опусы, а в подсознании нетонущим дерьмецом уже всплывало неприятное воспоминание о грядущем отчетном заслушивании за девять месяцев текущего года.
Оно, заслушивание, неминуемо приближалось, а вот отчетность продолжала падать, как сбитый «мессер». И «дистанционное раскаяние» товарища Халилова вывести ее из пике всяко не могло — разве что придать дополнительное ускорение. В финале которого Серёже отчетливо маячила давно посуленная руководством клизма с патефонными иголками.
От невеселых мыслей отвлек деликатный стук в дверь.
Кравчук с тоской кинул взгляд на стрелки настенных часов, кои сейчас парно болтались в самой нижней точке циферблата, в районе половины шестого, и приглашающе рыкнул.
В ответ на «рык» в кабинет, не без опаски, просочился молодой, лет двадцати семи-восьми, мужчина с выражением лица, типичным для «заявителя» либо «просителя». Но, по крайней мере, не «качателя прав». Что уже легче. Судя по всему, приезжего. Потому как наши полустоличные морды, они ментально понаглее будут. Но и не из пресловутого СНГ. Что легче вдвойне.
В руках мужчина держал пузатый стандартный пакет из сетевого продмага.
Кравчук вопросительно посмотрел на посетителя, и тот робко представился:
— Здравствуйте! Моя фамилия Гордеев.
— Ненаказуемо, — пожав плечами, констатировал Серёжа.
— Что, простите?
— Я говорю: здрасте, товарищ Гордеев. Что у вас?
— У меня вчера вечером машину угнали.
— Первый этаж. К дежурному. Писать заяву.
— Так ведь… Меня к вам как раз оттуда и направили.
— Очень опрометчиво с их стороны.
— Что, простите?
— Шучу я так. Не обращайте внимания.
— А!.. У меня угнали машину, а этой ночью ее нашли.
