Дик Фрэнсис - Банкир
— Верно, — сказал я.
— То есть заводчики по желанию обычно страхуют своих кобыл и жеребят, чтобы возместить взнос за жеребца, но не всегда — это дорого. А я... я заплатил громадные деньги... и одно-единственное... только одно, чего мы не могли предусмотреть... не могли представить... оно и случилось.
Полис, на мой взгляд, был чересчур детализирован. Можно было написать что-то вроде: «любой фактор, ведущий к тому, что конь не может быть использован в целях племенного разведения»; но, видимо, у страхователей не поднялась бы рука подписать бумагу, дающую возможность для разночтений и интерпретаций. В любом случае вред был причинен. Всеохватывающие полисы слишком часто не имеют в виду того, что в них написано, и никакая страховая компания не выплатит страховку, если сможет этого избежать.
Моя кожа стала липкой на ощупь. Три миллиона фунтов, принадлежащих банку, и два миллиона, собранных по подписке у частных лиц, завязаны были на лошадь, и если Оливер не сможет расплатиться, именно мы потеряем все.
Я рекомендовал эту ссуду. Генри ввязался в авантюру, Вэл и Гордон выразили желание, но именно мой доклад дал ход делу. Я мог предвидеть обстоятельства не больше, чем Оливер, но давило жуткое ощущение личной ответственности за беду.
— Что мне делать? — повторил он.
— С кобылами?
— Со всем вместе.
Я не смотрел на него. Несчастье, которое для банка означало потерю лица и глубокую прореху в прибылях, а для частных вкладчиков — болезненную финансовую неудачу, для Оливера Нолеса было тотальным крушением.
Если Сэнд-Кастл не сможет оправдать расходы; Оливер станет банкротом.
Его дело не было компанией с ограниченной ответственностью, а значит, он потеряет свой завод, своих лошадей, свой дом; все, чем владел. К нему, как и к моей матери, придут судебные исполнители, вынесут мебель, и все нажитое, и книги, и игрушки Джинни... Я мысленно встряхнулся и сказал:
— Во-первых, не надо суетиться. Сохраняйте спокойствие и никому не говорите того, что сказали мне. Дождитесь новых известий о жеребятах... с изъянами. Я проконсультируюсь с другими директорами «Эктрина», и посмотрим, можно ли будет потянуть время. В смысле... Я ничего не обещаю, но мы, наверное, попробуем приостановить выплату ссуды, пока не рассмотрим другие возможности.
Оливер растерялся.
— Какие возможности?
— Ну... скажем, новые анализы. К примеру, если первоначальный анализ семени Сэнд-Кастла был проведен небрежно, можно будет доказать, что его сперма всегда была в некотором смысле неполноценной, и тогда страховой полис вас прикроет. По крайней мере, есть хороший шанс.
Страхователи, подумалось мне, в этом случае предъявят иск той лаборатории, где первоначальные анализы были признаны безупречными, но это была проблема Оливера, а не моя. Главное, что он слегка приободрился и рассеянно отхлебнул чаю.
— А кобылы? — спросил он.
Я покачал головой.
— Вы должны честно сказать их владельцам, что Сэнд-Кастл непригоден к делу.
— И вернуть взносы, — уныло сказал он.
— Хм.
— Сегодня он покрыл двух, — вздохнул Оливер. — Я ни о чем не сказал Найджелу. Понимаете, это он занимается расписанием случек. Он большой специалист насчет кобыл, он знает, когда они восприимчивей всего. Я полагаюсь на его суждение, а сегодня утром он доложил мне, что две кобылы готовы для Сэнд-Кастла. Я просто кивнул. Чувствовал себя мерзко. Но ничего ему не сказал.
— И сколько еще осталось, э-э... непокрытых?
Он сверился со списком, слегка шевеля губами.
— Та, которая еще не ожеребилась, и... еще четыре.
Я оцепенел. Тридцать пять кобыл несли это семя.
— Кобылу, которая должна ожеребиться, — безжизненно произнес Оливер, — в прошлом году случили с Сэнд-Кастлом.
Я вытаращился на него.
— Вы хотите сказать... что один из его жеребят родится здесь?
— Да. — Он потер лицо рукой. — Со дня на день.
За дверью послышались шаги, и влетела Джинни с вопросительным: «Па?»
Тут же она заметила меня, и ее лицо осветилось.
— Привет! Ой, как здорово. Я и не знала, что вы приедете.
Я поднялся, чтобы тепло поприветствовать ее, как обычно, но она сразу почувствовала что-то не то.
— В чем дело? — Она посмотрела мне в глаза, перевела взгляд на отца. — Что произошло?
— Ничего, — сказал он.
— Папа, ты врешь. — Она вновь повернулась ко мне. — Объясните мне.
Я ведь вижу, случилось что-то плохое. Я больше не ребенок. Мне уже семнадцать.
— Я думал, что ты в школе, — сказал я.
— Я оттуда ушла. В конце прошлого семестра. Никакого смысла возвращаться туда на лето, если все, что меня интересует, здесь.
Она выглядела гораздо увереннее, как будто школьница была куколкой, а теперь из нее вылупилась бабочка и расправила крылья. Красоты, по которой она так страдала, пока не прибавилось, но в ее лице чувствовался характер, и оно отнюдь не было невыразительным. Она всю жизнь будет привлекать внимание, подумалось мне.
— Так что? — повторила Джинни. — Что произошло?
Оливер с отчаянием махнул рукой и сдался.
— Рано или поздно ты все равно узнаешь. — Он сглотнул. — Некоторые жеребята от Сэнд-Кастла... небезупречны.
— Как это — небезупречны?
Он рассказал ей про всех шестерых и показал письма. От лица Джинни медленно отливала кровь.
— Ох, папа, нет! Нет. Не может быть. Только не Сэнд-Кастл. Не это чудо!
— Сядь, — предложил я, но она вместо этого бросилась ко мне, уткнулась лицом в мою грудь и отчаянно прижалась. Я обнял ее, поцеловал в макушку и утешил, как мог, на время.
На следующее утро, в пятницу, я вернулся в офис и, слегка скрипя зубами, доложил Гордону о результатах моего визита к Оливеру. Он несколько раз повторил «Бог мой!», и Алек оторвался от своего стола и тоже слушал, и глаза его за стеклами золотой оправы на этот раз были серьезны, светлые ресницы медленно мигали, смешливые губы жестко сжались.
— Что ты будешь делать? — спросил он, когда я закончил.
— Честно говоря, не знаю.
Гордон пошевелятся, его рука еле заметно вздрогнула на бумагах; признак подавляемой тревоги.
— Полагаю, в первую очередь, — сказал он, — следует известить Вэла и Генри. Хотя остается загадкой, чем может тут помочь любой из нас. Как вы говорите, Тим, нам не следует пока что признавать ситуацию непоправимой, но я не могу представить, чтобы в будущем какой-нибудь владелец элитной племенной кобылы решился послать ее к Сэнд-Кастлу. А вы, Тим? Вы можете?
Я покачал головой.
— Нет.
— Вы правы, — заключил Гордон. — Никто не пошлет.
Генри и Вэл пришли от новостей в непритворное смятение и за обедом пересказали все остальным директорам. Тот, который с самого начала был против, разразился подлинным гневом и устроил мне яростную выволочку над тарелкой с жареным палтусом.
— Такого никто не мог предвидеть, — защищал меня Генри.
— Кто угодно мог предвидеть, — язвительно уколол несогласный директор, — что такой легкомысленный проект ударит по нашей репутации. Тим в одночасье получил слишком много власти, и только Иго суждение виной происшедшему, только его. Если б ему хватило здравомыслия указать на опасность, мы бы выслушали его и отвергли заявку. Только из-за его бестолковости и незрелости банк оказался под угрозой убытков, и я требую занести мою точку зрения в протокол следующего заседания правления.
За столом взвинченно перешептывались, но Генри с непоколебимой добросердечностью произнес:
— Мы все опозорены, если это позор, и нечестно называть Тима бестолковым, если он не предвидел того, что не пришло в голову ни одному из экспертов, составлявших страховой полис.
Несогласный, однако, без устали твердил свое «Я вам говорил!» за сыром и кофе, и я, опустив глаза, терпел его тычки, потому что не мог доставить ему удовольствие увидеть, как я выхожу раньше него.
— Что вы собираетесь предпринять? — спросил меня Генри, когда наконец все молча поднялись и разошлись по своим местам. — Каковы ваши предложения?
Подразумевалось, что он оставляет меня на том уровне, которого я достиг, и не отнимает у меня право на решения. Я был ему благодарен.
— Завтра я вернусь туда, — сказал я, — и разберусь в финансовой ситуации. Подобью цифры. Скорее всего будет полный кошмар.
Генри удрученно кивнул.
— Такой чудесный конь. Но никому, Тим, что бы там ни говорили, не пришло бы в голову, что у него такой изъян.
Я вздохнул.
— Оливер просил меня остаться на завтрашнюю ночь и на воскресную.
Мне не слишком хочется, но им нужна поддержка.
— Им?
— С ним Джинни, его дочь. Ей всего семнадцать. Оба страшно переживают. Это их подкосило.
Генри похлопал меня по руке и проводил до лифта.
— Сделайте, что сможете, — напоследок сказал он. — В понедельник доложите нам о состоянии дел.
В субботу утром, перед тем, как я вышел из дому, позвонила Джудит.
— Гордон рассказал мне о Сэнд-Кастле. Тим, это ужасно. Бедные, бедные люди.
