Энтони Фруин - Месть скорпиона
Малкольм раскрыл дверь пошире, пока наконец не увидел, что за ней скрывалось.
Это была гостиная, из которой открывался вид в сад через французское окно высотой во всю стену. По обеим сторонам окна были старые, но все еще яркие занавеси. Огороженный стеной сад давно не видал садовника. На дереве заливалась какая-то пташка.
Малкольм вошел в комнату. На полу валялись большие круглые подушки. Возле кофейного столика был постелен круглый розовый коврик. На стенах плакаты с геями. На тумбочке, покрытой серым фетром, стояла стереосистема с двумя динамиками. Рядом был шкафчик с двумя полками, заваленный папками.
Малкольм толкнул дверь; теперь ему стала видна и остальная часть комнаты.
Там стоял кожаный диван…
На диване лежал Дейв-2. Он лежал на спине, широко раскрытые глаза уставились в потолок. Голова его была в крови. Он был мертв.
На полу перед диваном в море крови лежал Дейв-1. Он лежал лицом вниз, а от затылка его почти ничего не осталось. Кто-то оформил ему путевку в загробный мир.
Малкольм еще раз оглядел комнату. Створка одного из окон была приоткрыта. Кто бы ни сотворил это дело, уходил он отсюда через сад.
Пора было спасаться и Малкольму. Если, конечно, возвращение к безумному Сиду Блаттнеру можно назвать спасением.
Малкольм сунул за пазуху нож и вышел в коридор. Чем скорее он отсюда уберется, тем лучше.
Он быстро прошел по коридору к входной двери и поднялся по ступенькам. Улица была пуста, только на террасе играли ребятишки.
Малкольм направился к фургону. Сид, должно быть, опять перебрался назад: ведь ему уже не надо было грозить с переднего сиденья пистолетом.
Сиду мои новости не понравятся, подумал Малкольм. Он просто лопнет от злости. Ничего, если до этого дойдет, пырну его ножичком. Хватит ему куролесить.
Дойдя до фургона, Малкольм обнаружил, что передняя дверца закрыта неплотно. Он помнил, что Сид ее захлопнул. Что ему, освежиться захотелось?
Малкольм открыл дверцу и позвал:
– Сид?
Он забрался внутрь и раздвинул занавески. Сида в фургоне не было. Малкольм вылез наружу и огляделся. Сида не было и на улице.
Может, Лесс знает, что с ним стряслось?
Он побежал по улице и вдруг остановился как вкопанный. «Мерседес» исчез.
Ни Сида, ни Лесса, ни автомобиля.
Малкольм повернулся и побежал в другой конец переулка, возможно надеясь что-то там увидеть, – что, он и сам не знал, но проверить не мешало.
Но и там он ничего не увидел.
Он вернулся к фургону и залез внутрь.
Ключи на месте. Он включил зажигание и завел мотор.
Смотаюсь-ка я отсюда, подумал Малкольм. Вообще, с концами. Хватит с меня!
Он развернул машину и на всех парах выехал из Рамсгейта. Следующая остановка – Лондон.
Малкольм не уставал благодарить Бога за его милость. Больше он для Бога ничего сделать не мог.
Но Сид? Что стало с Сидом?
Подумав, Малкольм решил, что ему глубоко наплевать.
Наплевать – и точка.
И Малкольм никогда не узнал, какую услугу оказал ему Сид, велев ему идти в подвал и тем указав дорогу к спасению.
Никогда.
– Чего ты ждешь, урод? – повторял Сид, тыча пистолетом в сторону Малкольма. – Пошел! Пошел!
– Иду, иду, Сид.
Малкольм повернулся, оглядел улицу и по диагонали пересек ее в направлении дома № 33.
– Шевели ногами, козел, не то сейчас рыбам скормлю! – шипел Сид, задыхаясь от ярости.
Пистолет был нацелен прямо в спину Малкольма, и Сиду в какой-то момент захотелось, чтобы тот сделал резкое движение, и тогда его можно будет пристрелить безо всякого сожаления.
Сид тешил себя мыслью, что он продемонстрировал Малкольму, кто в доме хозяин, подкрепив это и крепким словом, и действием. Этим парням надо время от времени показывать, где раки зимуют. Это единственный язык, который они понимают.
Он подумал, что разумнее будет прикрыть пистолет. Пошарил рукой у себя за спиной, нащупал карту Занета и прикрыл ею оружие. Теперь он в безопасности. Сидит себе, скучает.
Малкольм остановился на верхней ступеньке, ведущей в подвал, и огляделся. Пошел вниз, урод! Пошел! Шевели ногами, или я прострелю тебе голову!
Малкольм сделал несколько шагов по ступенькам, спустился и исчез из виду.
Сид улыбался. Он был доволен демонстрацией собственной силы. Очень доволен.
Теперь можно и подождать.
Дождаться, когда он вернется и доложит, что там и как. Посижу здесь, не высовываясь, и подожду. Прекрасный денек. Сижу себе, дышу воздухом.
Сид снова начал напевать.
Потом он сунул руку в карман и достал несколько упаковок с таблетками. Он не знал, что это за таблетки, но собирался проглотить по нескольку из каждого флакона – на всякий случай. Он запил их из уже открытой банки колы, оставленной Малкольмом в пластиковой подставке, державшейся на присоске на приборной доске.
Сид продолжал мычать, улыбаясь и время от времени поглядывая на улицу.
Уж показал так показал я этому задроту Малкольму, кто в доме хозяин, да? Показал так показал.
Да уж. Запомнит.
Потом вдруг Сид перестал напевать и побледнел как мел.
Он начал дрожать и потеть.
Его идиотский, полубезумный наезд на Малкольма, то, что он отослал его так грубо и бездумно, вытеснило из его поля зрения ставший теперь абсолютно очевидным факт.
Он остался один.
Один.
Он сидел один и был теперь уязвим, был почти совершенно незащищен. Да, у него был пистолет, но…
Сид был один.
Как он мог быть таким кретином? Таким идиотом? Как он мог допустить подобный исход?
Зачем нужно было отсылать Малкольма именно теперь, именно в эту минуту? К чему было так дергаться, спешить? Нет, в старое доброе времечко он так бы не поступил. Он был бы куда более осторожен, предусмотрителен, терпелив. Он бы не стал зря шуметь и размахивать пистолетом… Спланировал операцию по-военному, во всех деталях. И провел как следует.
Но все пошло наперекосяк.
И он остался один.
Дрожь усиливалась. Его уже буквально трясло. Трясло, как его покойную бабушку, страдавшую болезнью Паркинсона. Это были настоящие конвульсии.
И он потел.
Он был весь мокрый, словно только что из душа.
Страх парализовал его.
Паника. Паника.
Он закричал.
Надо что-то делать. Выбраться из фургона. Бежать отсюда прочь. Прочь.
Лесс.
Да, Лесс. Он в «мерсе».
– Лесс… Это спасение, – бормотал себе под нос Сид, открывая дверцу фургона и выбираясь наружу.
Вон он, «мерс». Ждет его, и мотор негромко урчит.
Сид быстро пошел к «мерседесу», потом не выдержал и прибавил шаг. Он был в плохой физической форме и не мог бегать, но старался добраться до машины как можно быстрее.
Вот он, «мерс». Скорей, скорей. С ним все будет хорошо. Только бы поскорей оказаться в машине.
Пистолет выскользнул из правой руки Сида и упал на дорогу, но Сид даже не заметил этого, как не заметил и того, что за ним следуют два белокурых молодчика в джинсе. Они были похожи как близнецы. Звали их Ларри и Дирк. Оба были одного роста – под два метра, – оба загорелые, мускулистые. Можно было подумать, что они сошли с плакатов, украшавших стены Типперова жилища. Два крутых педераста.
Сид добрался до машины, схватился за ручку ближайшей дверцы и открыл ее. Сейчас Лесс увезет его прочь от этого кошмара. Увезет куда-нибудь, где тихо и безопасно. Только Лесс может его спасти.
Сид упал на заднее сиденье и, хватая ртом воздух, выдавил:
– Гони! Ну же!
Водитель обернулся, но это был не Лесс. Сидящий за рулем незнакомый Сиду человек расплылся в омерзительной ухмылке. В этот момент двое джинсовых молодчиков уселись на заднее сиденье по обе стороны от Сида. Они ухмылялись. Один из них сказал:
– Мистер Сид! Вы избавили нас от необходимости выковыривать вас из фургона.
Сид не понял его слов и только обратил внимание на то, что говорил он с акцентом.
Затем Сида толкнули на пол. Ему завязали глаза и заткнули рот. Руки заломили за спину и перетянули проводом, и они стали наливаться кровью. Ноги тоже туго связали проводом.
Затем два блондина мерзко захихикали, «мерседес» тронулся с места и вскоре выехал из города. Сид потерял сознание.
Сознание медленно возвращалось к Сиду. Сначала он услышал какие-то отдаленные звуки, происхождение которых не мог определить. Затем он увидел свет. Солнечный свет.
Комната была элегантно обставлена в стиле XIX века. Занавеси были задернуты, но лучики света все же умудрялись пробиться сквозь щелочки и с боков. Мебель была сплошь старинная, стены обиты зеленым шелком. На стенах висели картины, в основном портреты, в комнате слабо пахло сандаловым деревом. Но Сид ничего этого не замечал. Все его внимание было занято другим, более для него сейчас важным. Все же он осознал, что накрепко привязан к массивному дубовому креслу.
