Александр Трапезников - Аккорды кукол
- Не трогайте, ради бога! - сообразил кто-то из посторонних. - Сейчас "скорая".
Вовчик стонал, царапая пальцами землю. Он все равно бы не смог встать - позвоночник в основании крестца был сломан и нижнюю часть тела уже парализовало. Он лежал на спине, уставившись в звездное небо, продолжая шепотом материться, и плакал. Потом с трудом узнал наклонившееся над ним лицо Карины.
- Вот... как... вышло... - пробормотал он.
- Потерпите, скоро приедут, - сказала она, пытаясь отереть с его лица копоть и пот.
- Уйди... с-сука... поздно... береги... дочь...
- Что? Что? - переспросила она, наклоняясь ниже, почти к самым губам умирающего.
- Огонь... Гера... убей... убьет... поздно... все... уйди... не видно... - бормотал он, впадая в беспамятство. На какое-то мгновение он пришел в себя, осмысленно посмотрел на Карину и с каким-то злорадством прошептал: - Никто... из вас... от него... не спасется.
- Бредит, - произнес кто-то за её спиной.
"Он назвал имя Геры, почему? - в растерянности подумала Карина. Неужели квартиру поджег мальчик?" Нет, невозможно. Этот человек действительно бредит.
- А вот и врачи, - добавил тот же голос, и он показался ей знакомым.
Она резко обернулась и чуть не вскрикнула - слишком велико было нервное напряжение, сконцентрировавшись этой ночью. Алексей Колычев стоял рядом, брезгливо глядя на лежащее тело.
- Я почему-то решил все-таки приехать, - сказал он. - Что здесь у вас происходит? Ты не рада?
Вместо ответа Карина уткнулась лицом ему в грудь, заплакала, зашептала:
- Рада... любимый мой... не оставляй меня никогда...
Сейчас они сидели в её квартире, Карина уже успокоилась и заботливо подливала кофе в чашку.
- Ты ухаживаешь за мной как за своим мужем, - смущенно сказал Алексей. Но было видно, что он доволен.
- За ним я никогда так не ухаживала, - ответила она. - Хочешь ещё что-нибудь?
- Тебя.
- Нельзя так... погоди! - засмеялась Карина, отбиваясь. - Ты сумасшедший!
- Вовсе нет. Я хочу тебя все время.
- Это ненормально.
- Я желаю и требую, чтобы мы немедленно пошли в спальню. Где ваше семейное ложе? Мы соединимся и там, и на постели дочери, в ванной под душем и здесь, прямо на столе. Где ты пожелаешь. Где нас застигнет страсть.
- Ну пусти! Нет, поедем к тебе... - упрашивала Карина, но чувствовала себя тряпичной куклой с ватными руками и ногами, с пустой головой, в которой пульсировала только одна мысль: к нему! Сейчас же, пусть он возьмет меня... Он овладел ею, как и говорил, именно здесь, подсадив на край стола, прижав её колени к плечам. Карина откинулась с застывшей улыбкой и потусторонним взглядом.
- Мы занимаемся любовью, а там внизу лежит мертвый человек, прошептала она.
- Его уже увезли, - ответил Алексей, легко подхватив её на руки.
Отнеся Карину в комнату, уложил на кровать, лег рядом. Теперь он раздевал её медленно, никуда не спеша, словно наслаждаясь видом обнажающегося тела. Она чувствовала, что огонь внизу не проходит, разгорается ещё сильнее - как пламя, пожравшее ту квартиру.
- Еще... хочу еще... - шептала она, прильнув к Колычеву, теряя остатки сил и разума. Она вновь видела себя той девочкой, решившей поддаться на уговоры, сбросить одежду и просто попробовать, - ведь это, наверное, так забавно? И кто сейчас твердо проник в нее, шепча заклинания, тот или этот, или он один - первый, ужалив её в лоно, пустив сладкое семя; кто он мальчик, муж, любовник или змея? Карина содрогалась в любовном танце, а её блуждающий взгляд вдруг остановился на фотографии, где они были запечатлены втроем: Влад, Галя и она, с беспечными улыбками, полными надежды и любви.
7
Пернатый уснул, откинув голову и тревожно шевеля губами, словно продолжал драку. Иногда дергал рукой и вскрикивал, но глаза оставались закрытыми. Галя сидела на краешке дивана, подогнув колени, думала о своем. Она хотела уйти домой, но боялась: что скажут родители, увидев её такую? Блузка порвана, юбка тоже, от трусиков вообще остались одни воспоминания. И что же теперь делать? Кроме того, она не знала толком, где находится, и запросто могла заблудиться в незнакомом квартале. Подождать, когда этот парень проснется, попросить его проводить до дома? Но и самого Пернатого она тоже немного боялась, хотя он и вступился за нее. А что было бы, повернись все иначе?
Замерев от страха, от самих мыслей об этом, она вздрогнула: ей послышались чьи-то шаги. Нет, показалось. Вновь переживая случившееся, Галя задумалась. Почему им нужно только одно: грязь, грязь, грязь? Почему надо непременно сделать кому-то больно, унизить, разорвать, надругаться? Гера совсем не такой. Он и смотрит-то на неё как-то по-особенному. Не так, как другие мальчишки. А Людка - дура. Разве любовь - в этом? В том, чтобы как собаки... при всех... Она покраснела, дотронувшись до саднящей царапины, которую оставил Гусь своими ногтями. Кожа в укромном месте была сорвана, она провела пальцем ниже, коснувшись бороздки и нежных выпуклостей. Они были чуть влажные и словно дышали, как она сейчас, - прерывисто, требуя продолжить, не останавливаться, дойти до того места, где было приятнее всего. Во сне, дома, с ней случалось подобное, и она отвечала на требование созревающей плоти, ещё не осознавая собственного желания. И в удивлении просыпалась, испытывая томление и негу, какую-то смутную радость. Но сейчас, испуганно взглянув на спящего подростка, она поспешно отдернула руку.
Представив, как будет добираться до дома, Галя чуть не заплакала. Опять послышался какой-то шорох, там, на лестнице, ведущей вверх из подвала. "Если это вдруг произойдет, - подумала она, - то только с Герой. Я хочу этого и так будет". Наверное, по лестнице бегали крысы. "Интересно, может ли у нас родиться ребенок, каким он будет? - снова подумала она. Похожим на меня или на Геру?" В прежней школе одна девочка из её класса родила, полгода назад. Сейчас созревают рано и ничего не стесняются.
Может, и ей надо быть такой, как все? Чего она боится? Была бы дурой или уродиной! И в той школе на неё заглядывались, даже из старших классов, и в этой. Один мальчишка проходу не давал, но он дурак. Вытащил на задней парте свое хозяйство и стал показывать. Больше она с ним не разговаривала. А другой... в летнем лагере... Тот был симпатичным, с пробивающимися усиками. Они спрятались в сарае и стали целоваться. Долго-долго, как ненормальные. Она и не умела целоваться по-настоящему. Потом он игриво толкнул её на копну сена, но она вырвалась и убежала. А если бы осталась? Ну и что такого? Когда-то же это произойдет? Она и сейчас помнила, как он взял её руку и прижал к плавкам, чтобы она почувствовала, как что-то шевелится. "Можешь даже потрогать, - сказал он со смехом. - А потом я тебя пощупаю". Да, именно тогда в первый раз она ощутила какое-то волнение, тревогу, словно заболел живот, в самом низу. Но убежала не потому, что испугалась. Ведь она согласилась, взяв двумя пальчиками то, что он так настойчиво предлагал, и он, сглотнув слюну, дотронулся до нее, сначала осторожно, а потом сильнее, сжав в ладонь её маленькое лоно, думая, что теперь - все, сейчас она будет покорна, стоит только подтолкнуть, и она ляжет на копну сена. Но этого не произошло. Ей, наоборот, стало противно и его масленые глаза, и эти дурацкие усики, и рука, залезшая под купальник, как щупальца осьминога. Наверное, она просто не была готова ко всему дальнейшему. И слава богу! Теперь есть Гера...
Галя вдруг тихо вскрикнул, очнувшись от дремы, потому что её вновь охватил жар. Она не могла понять: видит ли его наяву, или он ей снится? В дверном проеме стоял Гера, но его было плохо видно, поскольку свет от лампочки падал на Пернатого, свернувшегося клубочком в кресле. Галя попыталась вскочить, но ноги от долгого сидения будто одеревенели.
- Тс-с! - сказал Гера, приложив палец к губам.
Да, это был он. Но тут в дверном проеме появился ещё один парень. А за ним - ещё один. И какая-то девчонка... Сколько их?
- Тс-с! - повторил Гера и огляделся, изучая обстановку.
8
Второй этаж. Дверь в палату №8 чуть приоткрыта. Снежана задержалась в коридоре, оглядываясь на Драгурова. У окна на столике горела лампа, под ней - раскрытый журнал, телефон. В самой палате было темно.
- Пришли? - проскрипел чей-то голос. - Не зажигайте свет, может, они ещё где-то рядом. Стоят во дворе и наблюдают.
- Мы никого не видели, - сказал Владислав. Все было так странно - этот голос откуда-то из угла, тошнотворный запах лекарств, напомнивший вдруг посещение квартиры Белостокова, вспыхнувшая в темноте спичка, озарившая старческое лицо, изъеденное морщинами, - что Владислав перешел на шепот, словно боялся вспугнуть собственную тень, оставшуюся в коридоре: - Вы кто? И какого черта все это значит?
- Погоди! Я сама. - Снежана вышла вперед и приблизилась к старику в пижаме, забившемуся в углу. - Вы меня узнаете? Я приходила к деду.
- Говорите громче, - ответил тот. - Я плохо слышу.
- Я внучка Караджанова, - почти крикнула ему в ухо Снежана. - Это вы мне недавно звонили?
