Елена Арсеньева - Последняя женская глупость
Для начала блондинка очень удивилась, что печальное происшествие, случившееся в «Нов-отеле» (исчезновение во время фестиваля фантастики русского гостя и его семьи), стало кому-то известно за рубежом. Разумеется, работники отеля получили строжайшее распоряжение не болтать об этом прискорбном случае. Да, конечно, в газетах была информация, эти папарацци все на свете раскопают, но чтобы об этом знали в России…
Ах, мсье – друг исчезнувшего господина? Мадам и мсье работали вместе с ним? Тогда понятно. И все-таки Жаклин (у девушки на пиджаке была картонка с этим именем) не может, не имеет права вдаваться в подробности. Да, конечно, всех поразила эта история. Сначала ушел господин – у него такая странная фамилия, Жаклин ее никак не могла запомнить… ах да, Резвун! – ушел и не вернулся ночевать.
Наутро его испуганная дочь обратилась к администрации отеля и в полицию. День прошел в тревоге, а утром горничная обнаружила, что дочь и внук пропавшего тоже исчезли. В номере остались все их вещи, создавалось такое впечатление, будто они просто вышли в чем были – и пропали бесследно. Администрация вновь обратилась в полицию, и вновь никого не обнаружили. Все трое русских словно бы растворились в воздухе, бросив все свое имущество и многочисленные покупки, которые успела совершить в Нанте молодая дама! В «Нов-отель» приезжал русский консул, вообще была большая суматоха, половина которой, впрочем, прошла мимо внимания Жаклин, ибо она уехала в отпуск. Однако еще до ее отъезда был очень острый момент, который заставил всех довольно сильно понервничать…
– Какой? – насторожился Бронников.
О, это была просто неприятная ошибка. Ложная тревога. В одном из сточных отверстий на набережной Луары нашли труп мужчины. При нем не было документов, лицо изуродовано несколькими выстрелами. У полиции возникло подозрение, что это мсье Резвун…
– Господи боже! – потрясенно воскликнула Римма, а Бронников…
Бронников промолчал. Покрепче оперся ладонями о стойку портье. Покачал головой.
– О да, мсье совершенно прав, – воскликнула Жаклин, подметившая его движение. – Это оказался какой-то совершенно посторонний человек. Он несколько ниже ростом и плотнее сложением, чем пропавший господин русский, у него более темные волосы, а прическа очень вульгарная: челка на лоб, затылок высоко подбрит… Его фотографии показывали всем работникам нашего отеля, но никто его никогда и близко не видел.
Конечно, с абсолютной точностью Жаклин утверждать не может, но ей кажется, что этот человек так и остался неопознанным.
– Спасибо. Мерси боку! – расшаркался Бронников, вызвав милую улыбку на лице Жаклин. – Данке шен. Сэнкью вери мач. Шукрат и все такое. Скажи ей спокойной ночи, Римма. И пошли спать.
– Бон нюи, мадемуазель.
– Бон нюи, мадам, мсье…
В номере Римма сразу ушла в ванную, а Бронников пошарил в столе и нашел то, что искал: план города, предназначенный для туристов. На одной стороне была большая карта, на другой – список основных магазинов, ресторанов, кафе, баров, музеев, галерей, отелей.
Шрифт был ужасно мелкий, Бронников ничего не мог толком разобрать, вдобавок у него всегда от волнения резко садилось зрение. Пришлось искать очки. И лампы, как назло, были все интимно-приглушенные. Наконец глаза начали привыкать и к свету, и к шрифту.
Бронников медленно повел пальцам по строчкам: так, «Аббат Жюр», «Бурже», «Шато», «Ке – де-Люар», «Гран Монарх», «Анри»…
Отель «Анри», вот что ему нужно! 31, Рю-де-Ришбор, телефон 02-40-74-08-32.
Прислушавшись к шуму воды в ванной, Бронников снял трубку, набрал единичку, дающую возможность выхода на городскую телефонную линию, затем номер.
– Бон нюи! – послышался сонный женский голос, и только тут Бронников догадался глянуть на часы. Черт, уже почти одиннадцать! Н-да, как это время умудрилось так быстро пролететь? В тихом, буржуазном, добропорядочном Нанте ложатся рано. Насколько он помнил по прошлому приезду, в девять на улицах уже совсем пусто.
Положить разве трубку? И все же он решил попытать счастья.
– Спик инглиш? – спросил он, с надеждой ожидая ответа.
С пятого на десятое, с трудом подбирая слова, женщина на том конце провода ответила, что говорит она по-английски «комси-комса», то есть так себе, но хозяин отеля говорит хорошо, жаль только, что его сейчас нет, будет только туморроу, завтра, андестенд, мсье?
– Андестенд, – со вздохом отозвался Бронников и положил трубку как раз в то мгновение, когда Римма вышла из ванной.
Пока он брился и умывался, она уже уснула, а может быть, сделала вид, что спит. Бронников слушал ее затаенное дыхание и вдруг, неизвестно почему, ощутил желание – не просто заняться с ней любовью, это как раз было понятно, а как бы закрепить свои права на нее. Нет, ну правда – сколько можно вести себя, будто они вдруг стали чужими?! Нехорошие дни… да шут с ними, настоящего мужика такой ерундой не запугаешь, а женщинам, говорят, в такие дни еще слаще.
Начал целовать. Губы ее ответили вяло, сонно, потом повлажнели, сделались упругими. Пробежали по его губам россыпью мелких поцелуев, нежного, чуть слышного шепотка: «Радость моя… о моя радость!»
Никогда не слышал у нее такого глубокого, почти надрывного шепота. Разволновался до головокружения. Едва сдерживая нетерпение, начал гладить ее груди, соски, зная, что против этого Римма устоять не сможет. Она и не смогла – тихо застонала, начала нетерпеливо извиваться, все теснее вжимаясь в его бедра. И уже раскрылась было с отчаянной готовностью, но Бронников вдруг захотел другого. Лег на спину, осторожными движениями начал подталкивать ее вниз.
Ого, какими каменными, неуступчивыми сделались вдруг ее плечи! Странно, раньше ей эти ласки нравились даже больше, чем ему. А сейчас она напряглась, начала упираться, пыталась вырваться.
Но уж нет, теперь Григорий просто не мог ее отпустить. Ладно, пусть будет, как хочет она. Растолкал коленями ее ноги, вторгся в нежную глубину, ощутив, как всегда, в первую минуту такое острое блаженство в этой жаркой тесноте, что даже испугался: вот сейчас кончит, прямо сейчас! С трудом успокоил себя, начал двигаться медленно, но вскоре вновь потерял терпение. Удивительно, необыкновенно возбуждало его скрытое сопротивление, которое он ощущал в Римме. Чудилось, она совсем остыла, только и ждет, чтобы он побыстрее оставил ее в покое.
Ну он ведь спал с ней не в первый раз. Знал, что она любит больше всего! С трудом сдерживая себя, встал на колени меж ее ног, начал гладить кончиками пальцев живот, спускаясь все ниже, и сам при этом медленно, ритмично качался взад-вперед.
Так, совсем другое дело. Ну он же не в поле обсевок, знает, как довести женщину до логического завершения!
За окном горел фонарь: блики света падали на запрокинутое лицо Риммы; напрягшиеся груди выступали из тени, темнели набухшие соски. Слабо застонала, забила кулаками по подушке, подняла бедра. Бронников задвигался быстрее. Римма вскрикнула раз, другой. Настигло, настигло ее! Бронников смотрел с каким-то особенным, болезненным любопытством. Вдруг, совершенно внезапно, промелькнуло в памяти воспоминание о какой-то газетной заметочке, мол, женщины ощущают это в восемь раз острее, чем мужчины. Да уж, сейчас – определенно!
Римма что-то выдохнула, какое-то слово. Бронников не разобрал, но послышалось: «Никогда! Ни-ког-да…»
Почему? Что – никогда? Или он ослышался, она что-то другое сказала?
Но ему уже стало не до размышлений. Смотреть, как она кончает в его руках, – это невыносимо. Теперь следовало и о себе позаботиться. Двинулся в путь медленно, но скоро сбился на торопливый бег, а к финишу примчался задыхаясь, резкими, стремительными скачками.
Распростерся плашмя, с трудом утихомиривая дыхание, слепо, бездумно шаря ртом по щеке неподвижной Риммы. Щека отчего-то показалась соленой.
Пот? Слезы? Да ну, с чего бы ей плакать? Хотя… может быть, от счастья? А почему бы и нет?
Александр Бергер
28 ноября 2001 года. Соложенка
Очевидно, каждый сыщик, зашедший в своем расследовании в тупик и измученный сакраментальными вопросами: «Кто, зачем, каким образом?», мечтает однажды проснуться с радостным воплем: «Эврика! Я все знаю!» Желательно, чтобы догадка была не просто умозрительной и под подушкой вдобавок оказалась парочка-троечка весомых доводов в подтверждение новой версии.
Очень может быть, что об этом и в самом деле мечтает каждый сыщик. Александр Бергер вовсе не был исключением. Но уж вот о чем он совершенно определенно не мечтал, так это однажды утром проснуться – и обнаружить под подушкой некоторое количество весомых доказательств того, что его отличная, убедительная версия – не что иное, как досужие измышления самонадеянного мальчишки.
Нет, конечно, обнаружилось это не утром, а вечером, и не во сне, а наяву. Хотя Бергеру необычайно хотелось спать, когда он сошел с электрички в Семенове и побрел со станции в родимую прокуратуру. Вернее, в ту сторону, где она располагалась. Был уже поздний вечер, вполне можно было повернуть от вокзала совершенно в другом направлении и пойти домой, но дома следователя Бергера никто не ждал, поскольку был он одинок, семейством не обзавелся по младости лет, а значит, ужина ему никто не приготовил. Питаться же всухомятку или магазинными пельменями Бергеру как-то вдруг внезапно надоело. А рядом с прокуратурой располагалось недорогое и очень милое кафе, где можно поужинать в обстановке, максимально приближенной к домашней. Вдобавок оно называлось очень уютно: «Зеленая лампа».
