Фридрих Незнанский - Первая версия
Но что-то во мне все же вызывало внутреннюю тревогу. Конечно, свою роль сыграло предупреждение Непейводы, но было что-то странное в мгновенных переходах Ульянова от смеха к жуткой серьезности. К тому же время от времени Ульянов оглядывался по сторонам.
— Я корреспонденту из Москвы, которого вы знаете, уже кое-что рассказал. Все это дело замешано на оружии. Сами понимать должны, что спор России с Украиной о Черноморском флоте не только политическое дело. Нынешнее командование интересует лишь ситуация хотя бы относительной стабильности. Поэтому они так и противятся любому переделу, перераспределению материальной части.
Львиная доля техники и вооружений значится теперь только на бумаге, а в действительности просто не существует. То есть существует, конечно, но не здесь, а где-нибудь в Африке или Иране. От Черноморского флота осталась одна внешняя оболочка. Скажу вам по особому секрету... — Ульянов посмотрел по сторонам и ниже склонился ко мне. Голос его звучал заговорщически: — Треть кораблей славного Черноморского флота представляет собой не настоящие боевые единицы, а фанерные муляжи. Например, противолодочный корабль «Киев». Все палубные надстройки на нем — из выкрашенной серой краской восьмимиллиметровой фанеры. Я даже знаю, кто ее флоту поставляет. Сумской деревообрабатывающий комбинат...
Он еще долго и с нарастающим воодушевлением что-то говорил, но я уже не слушал.
Передо мной сидел самый банальный сумасшедший. Только теперь я смог оценить тонкую усмешку майора Непейводы, не отговаривавшего меня от этой встречи. Неужели Петя Зотов такой простой вещи не понял и воспринял Ульянова с его россказнями всерьез? Или тогда тот нес не столь явную чепуху? Или Ульянова хорошо «подлечили»? Ответов на эти вопросы у меня не было. Зато стало понятно, что пора ретироваться. Это оказалось делом более сложным, чем встретиться, но я справился, причем достаточно вежливо. На прощание Ульянов настойчиво просил рассказать в Москве о его ценной информации. Пришлось пообещать.
...Наконец-то я мог двинуть на пляж, где мы условились встретиться с Мариной и Сережей. Ломанов плавал далеко в море, а Марина сторожила одежду. По-моему, она несколько халатно отнеслась к своей трудовой деятельности. Потому как просто загорала. Если бы я захотел, запросто мог бы унести не только одежду Ломанова, но и Маринин рюкзак, лежавший у нее в ногах. Для этого даже не надо было быть профессионалом.
— Привет, — сказал я ей как можно беззаботнее, — скучаете тут без меня?
— Да нет, не очень. — Надеюсь, она шутила.
— Пойдем искупаемся?
— А вещи?
Я рассмеялся:
— Из тебя все равно никудышный сторож.
Бросив шмотки на волю судьбы, мы, словно школьники младших классов, взялись за руки и побежали в воду. Но я был не столь безалаберным — навстречу нам из моря выходил Ломанов.
У самого берега визжали ребятишки. Один пацан с выгоревшими добела волосами пытался оседлать надувного дельфина. Тот, словно живая и скользкая рыба, вырывался из его рук. В какой-то момент мальчишке только-только удалось взобраться на дельфинью спину, как тотчас маленькая кудрявая девочка с громким смехом выдернула из дельфина затычку.
Я чувствовал себя таким вот полусдувшимся дельфином, плывя рядом с Мариной в глубину Черного моря. Но чудотворная вода постепенно излечивала меня.
Мы плыли брассом, как две белые московские лягушки, Марина пыталась меня растормошить, рассказывая про соседнюю компанию на пляже. Те дулись в преферанс на миллилитры.
— Представляешь, пять миллилитров вист, — веселилась Марина.
Вдалеке проплыл прогулочный катер, накатив легкую волну. Я лег на спину и, покачиваясь на волнах, как сквозь сон слушал болтовню Марины:
— Одна девица говорит: я уже на людей смотрю, как на карты. Идет парочка, а у меня в голове: марьяж пришел, одна взятка обеспечена. Мужик в плавках стоит, я ж его, как короля бланкового воспринимаю. Парень ей отвечает: они тебе скоро сниться начнут. Они мне и так снятся, девушка отвечает... А тебе что снилось, Саша?
Я не сразу понял, о чем она спрашивает меня. Она лежала рядом, тоже на спине, раскинув руки и ноги. Марина — морская, ей очень подходило ее имя. Наверное, она хотела, чтобы мне снилась она, но я ответил честно:
— Мне снилось море, Марина, море.
— Скажи, Саша, а почему того мальчика убили?
— Мальчик — это Сотников?
— Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю.
— Конечно, понимаю. Видишь ли, Марина... Представь себе картину: на волнах глубокого-глубокого, синего-синего моря качается яхта. Ее палуба залита кровью. И вот к этой яхте подходит пограничный катер. Командует им храбрый, но легкомысленный «мальчик», как ты сказала. Вместо того чтобы сразу вызвать на подмогу вертолет, мальчик сам лезет на эту яхту. Он никого там не находит. Все умерли. Все пассажиры исчезли...
— Их убили и увезли?
— Скорее — выбросили в море. Так вот, мальчик не находит никого и ничего, но своим друзьям он рассказывает, что видел что-то. Хвастается. Мальчишки любят хвастаться. Кто-то поверил, что мальчик видел что-то. И тогда к нему подсылают другого мальчика... Мальчик стреляет в мальчика, а потом мальчик приходит добивать мальчика...
— Не кричи, Саша, — тихо попросила Марина.
Разве я кричал? Да, конечно, кричал. Что вы
хотите, как не кричать — мальчики убивают мальчиков, а придется — и девочек.
— Извини, Мариша, — сказал я и перевернулся. — Поплыли к берегу.
Мы лежали на берегу и пили пиво. Сережа сгонял за ним в палатку. Цены, кстати, в палатках были в пересчете на рубли чуть ли не выше, чем в Москве. Так что не такими уж мы выходили миллионерами. Наше предполагаемое богатство оказалось призрачным. Крым все пересчитывал на доллары, как и Москва. Прямо-таки всеобщее озеленение.
— Привет честной компании, — раздался над нашими головами голос Лушникова. — Дайте пивка глотнуть, а то так и помереть недолго.
Он с удовольствием отпил, конечно же из моей банки. По опыту я знал, что после глотка Лушникова банку можно смело выбрасывать.
— Уф, спасен!
— Ну что, Саня, есть новости?
— Новости-то есть, но даже не знаю, с чего начать...
— Начни с начала, начни с нуля, как пелось в песне нашей юности, — предложил я.
— Собственно, одно новостью назвать нельзя. Полковник Иванов напустил вокруг себя такого тумана, будто он резидент одновременно трех разведок — украинской, американской, да еще и израильской. Вместо того чтобы говорить по делу, он учил меня жить. К моей фигуре привязался, спортом, говорит, надо заниматься.
Лушников совсем не критическим взглядом осмотрел себя и с недоумением фыркнул:
— Ну да хрен с ним, не было толку, да я и не слишком-то надеялся. Другая новость имеет к нам, кажется, самое непосредственное отношение. На двенадцатом километре Симферопольского шоссе найден труп молодого мужчины, убитого выстрелом в затылок.
— Ты туда, что ли, гонял? — спросил я.
Чего же я, по-твоему, такой взмыленный? Так вот, по всем приметам это и есть наш «Вася». Среднего роста, с характерно выдвинутой вперед нижней челюстью. Был он в гражданке, но в офицерских брюках и ботинках армейского образца. По всему выходит, что его убили прямо там, на месте. Никаких следов сопротивления не обнаружено. Скорее всего, он выехал туда на машине со знакомыми ему людьми. Тех было, видимо, двое. Они какое-то время стояли и, очевидно, спокойно беседовали метрах в десяти от шоссе. Там растут такие кусты, что если стоять за ними, то с дороги людей не видно. Следы шин указывают на то, что на обочине останавливалась машина. Скорее всего, «Волга». Зацепок мало, да и парень скорее всего был пришлым. Мы, конечно, разослали фотографии по всем ближайшим воинским частям, но больше для очистки совести. Вряд ли это что-нибудь даст.
— Ладно, все ясно, — сказал я. — Саня, когда ночные рейсы в Москву?
— Вы что, уже собрались обратно?
— Саня, ты же видишь, что здесь ничего не клеится. С этой стороны нам все концы отрубили. Мне так вообще с сумасшедшим полковником беседовать пришлось. Такого мне надолго хватит. Но дело не в этом. Я уже понял, что здесь нам не дадут работать. Только прибавится еще пара трупов да еще несколько сосланных, а толку — с гулькин нос. Кто-то нас здесь усердно пасет. Это вовсе не те топтуны в «Жигулях». Ведь кто-то же убрал «Васю»...
— Как?! Даже не покушав? — от изумления Оксана аж всплеснула руками.
— Иначе на самолет опоздаем, вы уж извините нас, Оксана, — Лушников взял огонь на себя.
Вскоре мы уже катили по направлению к Симферополю — наш самолет вылетал в час ночи.
