Хиггинс Кларк - Снега
Риган удивленно подняла брови.
— Я этого и не знала. Так, значит, множество людей в разных частях страны прочитали про Джеральдин и ее картину кисти Бизли?
Тед улыбнулся с гордым видом:
— Мне потом позвонили многие мои друзья, чтобы поговорить о статьях. Старые друзья, знакомые, родственники. А также, вероятно, и те люди, которые хотели бы заодно выяснить, нет ли у меня свободной комнаты, где можно было бы остановиться, если бы им пришлось оказаться проездом в Аспене или приехать, чтобы немного покататься на лыжах.
Риган улыбнулась.
— А сами-то вы катаетесь на лыжах?
Он махнул рукой.
— Я пытаюсь как можно меньше заниматься этим спортом. Что я действительно люблю, так это работать. А если бы у меня тут постоянно кто-то жил всю зиму, кто-то из знакомых уезжал и приезжал, то я никогда ничего бы не написал. Я ведь поэтому купил именно однокомнатную квартиру и поставил себе здесь односпальную кровать, чтобы совершенно исключить возможность приема гостей.
«Какой он все-таки симпатичный парень, радушный друг и родственник», — решила про себя Риган.
— Так вы, должно быть, много времени проводите за работой?
— Да, сейчас я пишу эту самую серию статей. Кроме того, я еще пишу очерки. Например, я написал один об истории шахтерских городов Колорадо. Помимо этого, я кое-что написал и по истории искусства на Западе.
— Наверное, очень интересно говорить со всеми этими людьми, жителями Аспена, о которых вы пишете?
Тед опять рассмеялся.
— Конечно, мне очень нравилось говорить с Джеральдин. Она с таким ожесточением держалась одной единственной темы — своего деда, говорила исключительно о нем. А вот в середине разговора она в ответ на мою просьбу показала мне свой дом. Тут-то я и увидел эту картину, увидел и чуть не умер от удивления!
Риган подалась вперед:
— Расскажите мне об этой картине. Как вы поняли, что перед вами именно Бизли?
Глаза Теда сверкнули:
— Я изучал искусство Бизли, планировал написать о нем рассказ, статью. Он был… — Тед сделал паузу, и затем многозначительным тоном завершил начатую фразу: — потрясающим художником!
Риган кивнула, ожидая продолжения. На этот счет ей не было нужды беспокоиться.
— Бизли был фигурой трагической. Он путешествовал по шахтерским городкам, поселкам в 1880-х годах, рисовал свои картины, свои шедевры, потом умер, когда ему от роду было всего лишь двадцать восемь лет. Как большинство других великих художников, он при жизни так и не был оценен по достоинству. Оценили его много лет спустя после его смерти. Судя по его собственным запискам, он написал двенадцать полотен. Десять находятся в музее в Колорадо, где им, собственно, и место, должен вам сказать. Правда, по моему мнению, их следует выставлять на общее обозрение. — Он внимательно, изучающе уставился на Риган. — Я имею в виду, что в конце концов нельзя же себе представить, чтобы «Джоконда» нашла себе место в чьей-либо гостиной.
— Нет, конечно! — ответила Риган.
— И вы совершенно правы. «Джоконде» нет места в частной коллекции, — он указал рукой в сторону гор, видневшихся из окна его квартирки, — ведь никто не имеет права обладать вот теми горами. Никто не имеет права иметь их только в своей собственности. Это — достояние всех.
— Именно так, — опять вовремя согласилась Риган.
— И вы вновь совершенно правы. Так вот, сейчас все имеют возможность видеть десять полотен Бизли. Одиннадцатое полотно было в собрании одного знатока — коллекционера в Вейле, и вы знаете, что с ним произошло. Те, кто разбирается в творчестве Бизли, были удивлены, что он так нигде и не изобразил Аспен. Потом мы предположили, что неизвестное двенадцатое полотно и было написано здесь, в Аспене, и об Аспене. В конце концов, именно тогда Аспен называли еще «самые богатые пять акров земли на планете». Если уж Бизли действительно ставил перед собой цель ухватить дух времени, то он точно тогда бы приехал сюда. А потом, — журналист торжествующе улыбнулся, — двенадцатая картина Бизли была обнаружена в сарае давней жительницы Аспена — Джеральдин Спунфеллоу.
— Вам следует гордиться тем, что вы сделали, — сказала Риган.
— Я и горжусь! Вы можете, вероятно, представить себе чувства потрясения и волнения, которые меня тогда охватили. Как только я впервые взглянул на это полотно, то понял, что передо мною находится что-то особенное. Я как будто мгновенно почувствовал горный воздух, почувствовал атмосферу места, которое было изображено, власть кисти великого художника. Я как бы даже весь преобразился, был просто потрясен, удивлен до глубины души. Слезы подступили к глазам, прослезилась и Джеральдин.
— И она тоже? — спросила Риган.
— Думаю, что она готова была заплакать, потому что на картине был ее дед. Она вообще не очень-то и хотела говорить о самой картине. Она просто хотела ее чем-то прикрыть. Выглядело это немного странно. Она даже представить себе не могла, что именно лежало у нее в сарае за каким-то старым колесом от телеги. Бог ты мой, вы можете себе это представить!
Он отпил кофе, чтобы унять вновь охватившее его волнение.
— Мне кажется, что вы могли купить у нее эту картину за мизерную цену, — сказала Риган.
Журналист почти обиженно посмотрел на нее:
— Я не такой человек! Эта картина должна висеть в музее. Это — одно из величайших достояний нашей страны. Я немедленно довел свое открытие до сведения Ассоциации Спасения Прошлого Аспена, немедленно заставил ее принять необходимые меры. И, позвольте мне вам заметить, в этом деле все еще далеко не кончено.
— Что вы имеете в виду?
— Дело в том, что Джеральдин обладает огромными землями и ей совершенно некому их оставить в наследство.
— Я и не знала, что она до такой степени богата.
— Видите ли, она, наверное, в своем доме за последние пятьдесят лет и абажура не сменила. Ее автомобиль — просто развалина. Покупает она все по выписке, по каталогу. Но вот ее сейф в банке содержит не только найденное мною полотно, но и очень много денег. Она вообще просто потрясающая женщина, просто потрясающая!
— Что меня волнует, — заметила Риган, — так это то, что очень многие люди прочли про Джеральдин и эту картину Бизли.
— Ну, еще они прочли и мою статью — продолжение про нее.
— Была еще и статья-продолжение?
— Ну, пожалуй, ее можно назвать дополнением к первой статье. Вы представляете, что это такое?
— Ну, я догадываюсь, что вы имеете в виду.
— Хорошо. Значит, так. Около месяца назад я написал статью о том, что Джеральдин подарила свою картину Ассоциации Спасения Прошлого Аспена и о наших планах создания музея. Я там написал, что обнаружено двенадцатое полотно Бизли и что оно будет находиться там, где должно находиться, то есть в новом музее Аспена, и что по этому поводу у нас в городе будут организованы крупные торжества. Ну и так далее и тому подобное. Луис пришел просто в бешенство, когда увидел, что я даже не назвал в своей статье его ресторан. Зато, видите ли, я назвал в ней владельца того полотна Бизли, что жил в Вейле. — Журналист усмехнулся. — Может быть, я и зря это сделал, потому что этот человек тут же был завален письмами и звонками от множества музеев и коллекционеров, которые очень интересовались его картиной. А те люди, что позвонили ему, а потом пришли на встречу, сказали, что представляют одного из самых авторитетных торговцев произведениями искусства из Европы. Так они, во всяком случае, представились. И вели они речь о покупке картины Бизли за пять миллионов долларов! Но все это, конечно, оказалось выдумкой, мошеннической операцией.
Риган нахмурилась.
— Интересно, а не собираются ли они теперь завладеть еще и тем полотном Бизли, что находится в Аспене? Ведь ваша картина будет демонстрироваться здесь в четверг вечером. И ваша картина — единственная, которая пока не находится в хорошо охраняемых помещениях музеев. Кто знает, что может случиться в такой вот ситуации?
— Я понимаю, о чем вы говорите. Я действительно понимаю, что именно вы имеете в виду. — Глаза Теда расширились, и это сделало его похожим на сову. Затем он вдруг рассмеялся. — Но вы не беспокойтесь! Картину нашу уже сейчас стережет музейная охрана. А именно конкретный человек, которого зовут Барни Файф.
Риган усмехнулась.
— Ну ладно, а теперь скажите мне все-таки, зачем вы хотели меня видеть? — неожиданно спросил журналист.
Немного сбитая с толку, Риган откашлялась.
— Как вы знаете, я — частный детектив. Я встречалась когда-то с Ибеном Бином, с тем, который подозревается в совершении краж произведений искусства здесь, в Аспене. Теперь говорят к тому же, что он мог иметь отношение и к той краже, что произошла раньше, в Вейле. Но, видите ли, он совершенно не показался мне человеком, который был бы способен…
— Странно. Речь идет о совершенно разных преступлениях, — прервал ее Тед. — Мои источники говорят, что воровство в Вейле было организовано виртуозно, искусно. Там явно работал профессионал, который всю свою жизнь занимается кражей именно произведений искусства. Это было, так сказать, дело рук кого-то из узкого круга профессионалов. Конечно, теперь мы все знаем, что Ибен Бин был в свое время выдающимся вором ювелирных украшений. Так что, возможно, его личность была всего-навсего ловким прикрытием. Если под костюмом Санта Клауса в тот вечер действительно скрывался именно Ибен, то он явно знал, как воспользоваться моментом, когда люди находятся в самом расслабленном состоянии и не ждут для себя ничего плохого. Кто, например, может отказать Санта Клаусу, если он попросится у вас в доме в туалет? Да никто не откажет, Бог мой!
