Екатерина Гринева - Адвокат ангела, или Дважды не воскресают
Он давал мне эти пояснения с невозмутимым видом, а в это время его руки освобождали меня от одежды и гладили мою грудь. Я все еще была в том состоянии блаженной расслабленности и покоя, когда каждая ласка кажется бесконечно длинной и хочется, чтобы она не прерывалась, а отдавалась в теле нежным эхом, переходящим в тонкую звенящую струну.
Мы никуда не торопились. Отблески огня в камине играли бликами на наших обнаженных телах. И я вдруг подумала, что именно вот такие моменты и запоминаются в жизни ярче всего, как бы она потом ни сложилась и что бы в ней ни случилось…
Эти мгновения счастья – как вспышки озарения и просветления; в такие минуты весь мир предстает перед тобой удивительно цельным и незыблемым – как елочный шар на новогодней елке. И кажется, что скоро Новый год, хотя до него еще далеко. Просто в само€м воздухе разлито что-то таинственно-волшебное, и все словно пронизано ожиданием чуда.
Я закрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. Иногда любовный партнер – как камертон, который настраивает твое тело на нужный лад. Он важен, но еще важнее собственные чувства и эмоции. Это можно понять только в медленной любовной игре, похожей на ритмичный лунный блюз. Когда каждое прикосновение, каждый поцелуй многократно усиливают наслаждение. И только сейчас я поняла, что подлинное глубокое наслаждение можно получить только с любимым человеком, когда ты открыта для него, а он – для тебя, и нет никаких запретных тем и нарушенных ритуалов.
Приливы-отливы… Резкий удар во мне – и волна отхлынула обратно, мое тело затрепетало, готовое вобрать в себя еще большее наслаждение и дойти до того предела, где стирается грань между бытием и сном. Где-то в глубине сознания мелькала мысль, что это не взаправду и происходит не здесь и сейчас, а где-то в другом мире и в другом месте. Когда радость и удовольствие слишком сильны, всегда есть искушение списать это на случайно выпавшую карту, а не признать заслуженным подарком судьбы.
Я с удивлением прислушивалась к своему телу. Я даже не подозревала раньше, что мне так нравится, когда целуют мочки ушей и – нежно – шею, туда, где при напряжении обозначается ямочка. Я открывала себя и свое тело заново. Когда Феликс вбирал в рот мочки моих ушей, они представлялись мне маленькими нежными раковинами, которые трепетали и вздрагивали от прикосновений его губ и языка, посылая импульсы наслаждения в мозг.
Вот мы сидим лицом друг к другу, и я, касаясь тела Феликса, скольжу по нему руками; мне надо удостовериться, что он – рядом и что он – мой.
Феликс движется во мне, медленно, и это сводит меня с ума! А когда он замирает во мне, мне кажется, что сейчас мое тело взорвется, я не в силах вытерпеть эту утонченную муку. Я делаю движение бедрами, но он не откликается. Я двигаюсь сильнее, сжимая мышцы, и тогда Феликс устремляется мне навстречу, как охотник, который ловко подстерег дичь. Я не взрываюсь – я просто тону в океане наслаждения: эти волны, набегающие одна за другой, не давая мне опомниться, эта влага, которая источается из меня, бьет через край… я растворяюсь в бездне удовольствия, и только поцелуи его твердых губ постепенно возвращают меня к жизни.
– Согрелась?
И вот мы оба смеемся…
– Принести вина?
– Принеси…
Мы пьем вино, потом идем в комнату Феликса и забираемся под толстое одеяло. Я обожаю такие толстые одеяла, под которыми чувствуешь себя ужасно уютно – как в норке. В детстве у меня было такое любимое одеяло – нежно-оранжевое: я ныряла под него и сразу засыпала, согретая этими килограммами спокойствия и нежности.
Я, натянув одеяло чуть ли не до глаз, улыбаюсь Ф.Ф.
– Спокойной ночи!
Он сгребает меня в охапку и целует в лоб:
– Спок нок!
Я проснулась и пошарила рукой по кровати: Феликса не было. Я быстро натянула нижнее белье и майку и помчалась вниз.
– Феликс! – закричала я.
– Я здесь! – откликнулся он спокойным голосом.
– Ой, слава богу. Я подумала: ты ушел!
– Я собираюсь уходить, на работу. А ты почему вскочила? Можешь еще поспать.
– Ты завтракаешь? – спросила я, не ответив на его вопрос. – Можно, я с тобой позавтракаю?
– И что ты спрашиваешь? Садись.
На Феликсе был деловой костюм. Темно-серый, цвета мокрого асфальта, и ослепительно-белая рубашка, ее манжеты выглядывали из-под рукава пиджака.
– Ох, какой ты красивый!
Я села на табурет, натягивая майку на колени.
Феликс улыбнулся мне краешками губ:
– В самом деле?
– Точно! Ты и сам об этом знаешь.
– Что будешь? Есть яичница с беконом, бутерброды с колбасой и сыром.
– Я не хочу есть, – перебила его я.
– Но ты же сама хотела позавтракать.
– Это чтобы побыть с тобой, посидеть тут. Ладно, давай кофе и бутерброд с сыром.
Сыр лежал на бутербродах, аккуратно нарезанный, я откусила от бутерброда и выпила глоток кофе из большой чашки. Я специально попросила налить кофе в эту чашку, чтобы подольше посидеть рядом с ним.
– Опаздываю, – пояснил мне Ф.Ф., – поэтому завтракаю уже в костюме.
– Тебе он очень идет. Сам выбирал?
– Конечно, сам.
– У тебя хороший вкус.
– Надеюсь. Слушай, хватит меня хвалить, а то я чувствую себя, как на выставке мод или в школе на собрании отличников.
– Ну, не буду. – Я умолкла и отпила очередной глоток кофе.
Я не могла ему сказать, что мне в нем нравится абсолютно все и я дико рада самому тому факту, что я сижу здесь, в этой кухне, пью кофе и смотрю на него. Чтобы не выдать своей щенячьей радости, я уткнулась носом в чашку, продолжая пить обалденно вкусный кофе маленькими глотками.
Феликс ел молча, быстро, поминутно поглядывая на часы. А я боялась нарушить это молчание, показаться ему назойливой или слишком глупой. Меня сковала какая-то непривычная робость, я притихла.
– Вот и все. – Феликс встал, отодвинув стул, и подошел ко мне: – Ты почему молчишь? Настроение испортилось?
– Боялась тебе помешать. Скажешь: растрещалась тут с утра над ухом.
– Глупенькая… Ладно, хозяйничай тут. – Ф.Ф. нахмурился. – К окнам не подходи, на улицу тоже не выглядывай. Я приеду вечером. Днем постараюсь позвонить. Мой телефон у тебя есть, так что ты тоже звони.
Он наклонился и поцеловал меня в шею. Блаженство тихо заурчало внутри меня – и стихло. Я подняла голову.
– Береги себя, – вырвалось у меня.
Он спокойно кивнул головой.
– Спасибо за предупреждение. – И глаза его озорно блеснули. – Без вас я об этом и не подумал бы!
Оставшись одна, я побрела обратно в комнату. Но спать мне уже не хотелось. Я пробовала заснуть, но, ворочаясь с боку на бок, поняла, что сделать мне это не удастся. Я встала, оделась и вновь спустилась на первый этаж. В кухне я выпила еще одну чашку кофе и подумала, что могу позвонить Феликсу и спросить, как у него дела. Я несколько раз брала сотовый в руки, но так и не позвонила: мне не хотелось выглядеть в его глазах влюбленной идиоткой, которая без конца названивает своему любимому мужчине и отвлекает его от дел.
Я решила осмотреть дом. Дойдя до конца коридора, я обнаружила бассейн, наполненный водой. Я потрогала ее. Вода была прохладной, но выкупаться вполне можно.
Я разделась и сделала несколько кругов, плавая то на спине, то кролем. Зазвонил сотовый. Я подплыла к бортику и взяла телефон. Это был Феликс.
– Как ты?
– Отлично! Плаваю в бассейне.
– А… я тебе вчера забыл сказать о нем. Плавай на здоровье. Не забывай время от времени опустошать холодильник. Не стесняйся!
– И не подумаю, – пообещала я. – А ты как?
– Работы много. Твое дело… – И он замолчал.
– Что?
– Расскажу потом, когда приеду. Есть кое-какие соображения. Но это не по телефону.
– Ладно. Жду. Целую!
– Взаимно.
Я положила сотовый на бортик бассейна и поплыла по кругу.
Бассейн был небольшим, но очень красивым, выложенным синей и бирюзовой плиткой. У одного края плитка была синей, у другого – бирюзовой. На стене – мозаичное панно: синее море с корабликом и коричневыми скалами на заднем плане.
Я поплавала еще немного и вылезла из воды. Днем я смотрела телевизор, читала книги, которые брала в книжном шкафу. При этом я все время начинала какую-то одну книгу, но затем бросала ее и принималась за другую. Мысли мои крутились по одной и той же орбите, и я никак не могла выкинуть их из головы. Куда пропал Родька, кто взял компромат на Берна, кто взорвал машину Ф.Ф., справится ли Феликс с моим делом?
Иногда я подходила к окну и бросала взгляд на Викину дачу. Может, позвонить ей и спросить, где она, как ее дела, а заодно и рассказать ей о своих? А то получается как-то нехорошо: приехала и скрылась. Из газет она, наверное, знает, что меня освободили и я вернулась в Москву. Феликс сказал, что моя история просочилась в прессу. Но я принципиально ничего не хотела читать об этом. Ладно, решила я, позвоню Вике завтра, сегодня уж отсижусь в подполье.
Феликс позвонил с дороги.
