Рут Ренделл - Призрак для Евы
— Вы давали карту мистеру Личу?
— Нет. Да. Не знаю. Должно быть, он ее сам взял. Украл.
— Интересное умозаключение, особенно с учетом того, что карта выпущена в декабре, а в последний раз вы видели мистера Лича в октябре. Вы уверены, что с тех пор с ним не встречались?
В ответ Зилла пробормотала освященную веками фразу, часто звучащую из уст рецидивистов на заседаниях суда:
— Вполне возможно.
Полицейский кивнул. Заявив, что больше вопросов у него нет, он сказал, что с ней еще свяжутся. Когда должен вернуться мистер Мэлком-Смит? Зилла понятия не имела, но ответила, что в воскресенье вечером. В комнату вошла Евгения, держа за руку брата; дети были полностью одеты и выглядели чисто и опрятно.
— Привет. Как дела? — спросил полицейский ласковым, грубовато-добродушным, заискивающим и смущенным тоном, каким бездетные мужчины обычно разговаривают с незнакомыми детьми.
— Очень хорошо, спасибо. А что вы говорили моей маме?
— Ничего особенного, обычное расследование. — До полицейского вдруг дошло, что умерший Джеффри Лич, наверное, их отец. — Мне пора идти, — сказал он Зилле.
Известный итальянский писатель и профессор опубликовал новую книгу, пользовавшуюся огромным успехом, и Натали Рекмен отправилась в Рим, чтобы взять у него интервью. Самолет вылетал из Хитроу поздним утром. В книжном киоске в аэропорту она купила первую книгу писателя в мягкой обложке и три газеты, но в них сообщалось лишь об убийстве мужчины в кинотеатре, и эта новость ее не заинтересовала.
В самолете Натали читала книгу. На предложение стюардессы взять «Ивнинг стандард» она отрицательно покачала головой — на один день ей хватит газет. Натали подумала, что можно остаться в Риме до понедельника, взглянуть на строящийся театр и попытаться выяснить, что это за шум вокруг разорения могил на английском кладбище. Если повезет, она соберет материал для трех статей, а не одной.
В субботу, когда время приближалось к полудню, а Джефф все еще не вернулся, Фиона испугалась, что жених ее бросил. Она обшарила дом в поисках записки, заглянув даже под столы и за шкафы — на тот случай, если листок свалился на пол с того места, где Джефф его оставил. Ничего. Уйти, не сказав ни слова, — это оскорбительно, но Джефф именно так и поступил.
Мишель помогала искать записку. Она заметила, что если Джефф действительно ушел, то не взял с собой ничего. Вся одежда, за исключением той, что была на нем, висела шкафу. В том числе черная кожаная куртка, которую он очень любил. Четыре пары туфель, не считая тех, что на нем, стояли под вешалкой Фионы. Носки и белье лежали в ящике комода. Неужели он ушел без электробритвы? Без своей зубной щетки?
— Боюсь, Джефф стал жертвой какого-то несчастного случая, — сказала Мишель, обнимая соседку. — Фиона, дорогая, он носил с собой что-нибудь, что может удостоверить его личность?
Фиона пыталась вспомнить.
— Не знаю. Вы ведь не роетесь в карманах Мэтью, правда?
— Никогда.
— Я тоже. Я доверяю Джеффу. Думаете, теперь нужно? То есть посмотреть в карманах его кожаной куртки?
— Думаю, да.
Ничего существенного в куртке не обнаружилось: монетка достоинством в один фунт, чек из продуктового супермаркета и шариковая ручка. Фиона проверила карманы плаща. Билет на метро, пуговица, двадцать пенсов.
— А где его водительское удостоверение?
— Наверное, должно быть в машине.
Женщины вышли к темно-синему «БМВ» Фионы, который она была вынуждена оставлять на улице. Мишель, обнаружившая, что теперь влезать в машину ей гораздо легче, чем раньше, втиснулась назад и проверила кармашки на дверцах, а Фиона, севшая на сиденье водителя, заглянула в отделение для перчаток. Карта, солнцезащитные очки, гребешок — все принадлежало ей. Разумеется, никаких перчаток; там их никогда и не было. Мишель нашла еще одну карту, полупустой пакет с салфетками, обертку от шоколада и один леденец «Поло». Конфета могла бы стать важной зацепкой для полиции, если бы они знали о ней и смогли сделать правильные выводы. Фиона бросила леденец в водосток.
Мишель осталась с ней, приготовила ленч — салат, сыр и хрустящий хлебец. Есть им обеим не хотелось. Ближе к вечеру к ним присоединился Мэтью. Мишель оставила ему ленч на подносе, и, чтобы порадовать ее и отвлечь Фиону, он сообщил, что съел все: три дольки киви, дюжину соленых миндальных орешков, половину булочки и листик водяного кресса. К этому времени настроение Фионы изменилось. Поскольку водительские права найти не удалось, значит, документы у него с собой, и если действительно произошел несчастный случай, Джеффа должны опознать. Злость, притихшая после того, как Фиона обнаружила, что вся одежда на месте, и сменившаяся тревогой, похожей на вчерашнюю, вспыхнула с новой силой. Джефф ее бросил. Нет никаких сомнений, что когда-нибудь он вернется за своими вещами или даже наберется наглости и попросит прислать их.
«Ивнинг стандард» принесли поздно вечером. Мэтью услышал, как газета упала на коврик перед дверью, и вышел в холл, чтобы забрать ее. Фиона сидела на диване, поджав под себя ноги, Мишель на кухне заваривала чай. На первой странице газеты красовался заголовок: «УБИЙСТВО В КИНОТЕАТРЕ» — а чуть ниже: «Мужчину зарезали во время сеанса». На большой фотографии был изображен зал, где нашли мужчину, но не само тело; снимка убитого тоже не было. Его имя скрывалось. Мэтью принес газету в гостиную, но Фиона уже заснула. Он показал статью Мишель.
— Нет никаких причин, дорогой, считать, что это Джефф.
— Не уверен, — сказал Мэтью. — Он любит кино, а Фиона — нет. Должно быть, он не раз ходил в кино днем один.
— Что же нам делать?
— Думаю, мне нужно позвонить в полицию и попробовать узнать у них что-то.
— О, Мэтью, что мы будем делать, если это действительно Джефф? Бедняжка Фиона… И зачем кому-то понадобилось его убивать?
— Ты без труда найдешь несколько причин — и я тоже.
Леонардо вернулся от матери, когда Джимс собирался на ужин. Они вдвоем отправились в новомодный тунисский ресторан, вернулись домой в половине одиннадцатого, и Джимс провел ночь на Глиб-террас. Они были достаточно осторожны, и поэтому Леонардо не стал сопровождать друга в Дорсет; в десять утра Джимс уехал.
Когда-то по дороге в Западные графства можно было остановиться в маленьком городке, старинном и очень красивом, и насладиться обедом в «Белом олене», «Черном льве» или какой-нибудь другой древней гостинице. Но с появлением автострад, обходивших все населенные пункты, этот приятный обычай исчез — разве что вы согласитесь на двадцатимильный крюк, — и для отдыха путешественнику остались лишь придорожные кафе и гигантские комплексы, состоящие из ресторана, магазина и туалетов. Джимсу пришлось остановиться в одном из таких комплексов, припарковав машину рядом с сотней других, съесть увядший салат, две самосы[37] и банан. Одно радовало: он миновал «Мерри Кукхаус». К трем часам Джимс вернулся в Фредингтон-Крус, где принял ванну и облачился в наряд, предназначенный специально для мероприятий в сельской местности: хорошо сшитый твидовый костюм с жилетом, желто-коричневая рубашка и трикотажный галстук.
Толпа противников охоты уже собралась у деревенского клуба Фредингтон-Эпископи; люди держали плакаты с такими словами, как «варвары» и «мучители животных». Вдоль короткой подъездной аллеи были выставлены фотографии несчастных лис, корчившихся в смертельных муках, и оленей, которые, спасаясь от охотников, прыгали в Бристольский залив. Пока Джимс шел к двери, из толпы протестующих доносился устрашающий лай, похожий на лай гончих, преследующих дичь, но внутри его встретили аплодисментами. Зал был полон: люди сидели на приставных стульях в проходе и толпились у задней стены.
Председатель местного отделения представил Джимса и поздравил с недавней женитьбой. Публика разразилась приветственными криками. Джимс обратился к ним: «Леди и джентльмены, друзья, англичане и англичанки, кто сохраняет традиции Дорсета, соль этой земли, нашей родной земли, нашего мира, нашей Англии».
Снова раздались аплодисменты и одобрительные возгласы. Джимс долго рассказывал им о том, что они и так знали: какой замечательный спорт псовая охота, и что это неотъемлемая часть сельской жизни Англии с незапамятных времен, древняя традиция, способствующая сохранению природы и создающая тысячи рабочих мест. Несмотря на нелюбовь к верховой езде, он сказал, что для него огромное удовольствие после недели, проведенной в мрачном и суетливом Лондоне, ясным субботним утром выехать на охоту в Южном Уэссексе. Свежий воздух, великолепные пейзажи и лучшая из всех сельских картин: взявшие след гончие. Лисы, сказал он, почти не страдают во время преследования. Выслеживание животных по ночам при помощи фонарей и стрельба из ружей гораздо более жестоки. Хотя, поправил себя Джимс, охота вообще не может считаться жестоким занятием, потому что погибают только шесть процентов животных, на которых охотятся. Настоящие страдания испытают те, чья работа тем или иным образом связана с охотой — он привел тревожную статистику из заметок, за которыми возвращался в Лондон, — и кто может лишиться средств к существованию, если этот пагубный закон будет принят.