Виктор Доценко - Биография отца Бешеного
- Валера, и где это ты так вымазался? - с совершенно серьезной миной спросил он сам себя и тут же добавил: - Ну конечно, свинья всегда грязь найдет! - Потом со вздохом покачал головой, разделся, аккуратно сложил одежду на стул и лег спать.
Честно признаюсь, я с большим трудом удержался от смеха. Сначала я подумал, что просто Валера заметил, что я не сплю, а потому и "сработал на зрителя", но нечто подобно произошло и позднее, когда мы вернулись с картошки. Начались занятия, и однажды, когда у нас была физкультура, он опоздал, а мы раздевались в специальной комнате, где у каждого был отдельный шкафчик.
Я за чем-то вернулся в раздевалку, а мой шкафчик стоял в другом проходе, нежели шкафчик Валеры. Услышав, что кто-то пришел, я осторожно выглянул и увидел Валеру, который дергал заевшую дверку своего шкафчика и бубнил себе под нос:
- Валера, как тебе не стыдно! Не ломай дверку! Не ломай дверку! приговаривал он.
Тут я понял, что ему действительно присущи некие странности. Причем все буквально животы надрывали, наблюдая за его "примочками". Особенно когда педагоги вызывали его к доске. Например, есть слово "выпуклость", а его антоним - "вогнутость", а Валера вместо этого говорил "впуклутость"! Представляете? А на английском, вместо "Йес, оф корс!" - "Да, конечно!", он говорил: "Йес бикоз!" - "Да, потому что!" Но самым шикарным его перлом было слово "выбоина": вместо него он вдруг употреблял - "выибона"!
* * *
Услыхав философское замечание Валеры в столь драматический момент, ребята с трудом удержались от смеха, тем более что в этот момент вернулся Константин.
- Ну? - едва ли не хором воскликнули мы.
- Честно?
- Конечно, честно! - кивнул Валентин.
- Светлана в соплях, но настроена очень решительно: думаю, тебе нужно самому с ней поговорить... - И добавил: - Но мой совет: если не хочешь вылететь за "аморалку", то уладь с ней все мирным путем...
Никто не знает, о чем говорил с ней Валентин, как и чем сумел уговорить, но всю уборочную они были вместе, а через пару месяцев Света стала носить его фамилию. Правда, после скромного бракосочетания, на котором никто из группы не присутствовал, их более никто вместе не видел. Но из общежития Светлана выписалась и поселилась где-то на квартире. Был слух, что Валентин откупился от нее тем, что дал ей на время свою фамилию, а его родители сняли ей комнату, которую обязались оплачивать до окончания ее учебы. Однако это были только слухи: правду знали лишь Валентин и Света...
К уборке картофеля я относился довольно скептически и был уверен, что этот труд не придется мне по душе. Так оно и вышло: когда мы очутились на поле "битвы за урожай", не знаю, как остальные, но я понял, что долго я этого не выдержу. К счастью, меня выручил случай: дело уже близилось к обеду, а у меня было всего лишь шесть корзин из пятнадцати, и тут к нам приехал бригадир.
- Нужен кто-нибудь поздоровее! - сказал он, и все ребята почему-то посмотрели на меня.
- А что делать-то? - не проявляя особого интереса, спросил я на всякий случай, хотя был готов броситься к нему со всех ног.
- По дороге расскажу, - уклонился тот, окидывая взглядом наполненные картошкой корзины.
Дело в том, что у каждого из нас была собственная грядка, которую требовалось очистить от картофеля. Многие ушли далеко вперед, а я был едва ли не самым отстающим, если не считать Валерия, который дежурил по кухне и явился на поле на два часа позднее, чем остальные.
- Садись, - сказал мне бригадир, указывая на место в бричке. - Надеюсь, у тебя лучше получится возить картошку, чем собирать. Лошадей любишь?
- Конечно! - уверенно заявил я и улыбнулся.
Мне совсем не хотелось признаваться, что последняя встреча с этими благородными животными произошла в далеком детстве, когда я жил в семье старшей маминой сестры. Ее муж был начальником райотдела милиции, и у него была бричка, на которой он объезжал свой район.
- Запрягал когда-нибудь? - спросил бригадир.
- Очень давно, в детстве! - почему-то соврал я.
- Ничего, конюх поможет! - подбодрил бригадир.
У меня отлегло от души: спасательный круг, в виде конюха, я получил, а значит, не утону.
- Видишь то строение? - кивнул бригадир в правую сторону от дороги.
- Ну, - кивнул я.
- Сюда будешь возить картошку и разгружать ее. Сам нагрузил двадцать корзин - сам разгрузил, затем собрал пустые корзины и вернул их в поле. Понял?
- Вполне...
Когда мы подъехали к конюшне, нас встретил пожилой усатый конюх, который, получив от бригадира приказ выделить студенту телегу и помочь запрячь ее, вывел из конюшни настоящего тяжеловоза с таким огромным крупом, что на нем спокойно можно было играть в настольный теннис. Лошадь была коричневой масти, а на лбу у нее, как звездочка, белело пятнышко.
- Запрягал коды? - спросил конюх.
- Да как вам сказать...
- Значится, нет! - рассудительно вздохнул тот. - Так вот, гляди сюды... Ни слова не говоря, он принялся запрягать кобылу в телегу.
Когда он закончил, мне показалось, что я действительно освоил азы "водителя кобылы" и готов отправиться за картошкой.
- Погодь-ка, студэнт, шибко быстрый ты, однако! - усмехнулся он в свои прокуренные рыжие усы. - Когда закончите работать: это часов в шесть-семь будет, доставишь Невидимку сюды...
- Какую невидимку? - не понял я: мне и в голову не могло прийти, что такое огромное существо можно назвать невидимкою.
Видно, ее "крестный" был большим шутником...
- Каку, каку? Вот бестолочь-то навязали на мою головушку, - пробурчал тот. - Невидимка - вот она, - указала он на лошадь. - А завтрева, часам к десяти, приходь за ней...
- К десяти? - удивился я.
- А зачем раньше-то? Ты картошку будешь возить, а не землю: ее собрать сначала нужно-ть... И не забудь распрягать ее в обед: ей тоже поесть-попастись не мешат... - Он вздохнул, махнул безнадежно рукой и пошел по своим делам.
В этот день обедать ни мне, ни моей новой "подружке", не пришлось: с большим трудом я справился с корзинами, собранными и наполненными нашей группой. Эта работа оказалась для меня более интересной, нежели собирать картошку, выкапывая ее из земли, тем не менее к вечеру я буквально валился от усталости. Жадно проглотив ужин, я доплелся до кровати и мгновенно заснул. За ночь я полностью восстановил силы и был готов к новым подвигам на трудовом фронте.
К моему удивлению, работать на следующий день мне было гораздо легче: постепенно приобретались нужные навыки...
Пришло время обеда, и я уверенно распряг Невидимку, чтобы та попаслась на полянке, но потом что-то стукнуло в мою неугомонную головушку, и я решил прокатиться на ней верхом. О ее крупе я уже упоминал. А с Невидимкой, по всей вероятности, так никто до меня не поступал, и не успел я толком на нее взобраться, как та пустилась в такой бешеный галоп, что я намертво вцепился в ее гриву...
Не знаю, сколько времени Невидимка носила меня по полям и лугам, но, когда она остановилась у своей кормушки в конюшне, уже достаточно стемнело. По всей вероятности, животное проголодалось, оно знало, что голод не тетка, а со мной еще будет шанс расправиться.
За этот день мне, естественно, не было начислено ни одной нормы, а ребята, услышав мой рассказ, веселились до самой ночи. Несколько дней подряд я ходил, широко расставляя ноги, и, наверное, со стороны действительно напоминал кавалериста, как меня еще долго обзывали в группе...
Через несколько дней пришла телеграмма, срочно вызывавшая меня в деканат: мой слезный звонок тренеру дошел до его сердца, и он доказал руководству, что Доценко полезнее тренироваться, чем "крутить хвосты кобылам"...
Так позорно я сбежал с моей первой и последней уборочной: с той поры я всеми правдами и неправдами избегал этих принудительных сельскохозяйственных работ...
Учеба на первом курсе давалась мне относительно легко: особенно после того, как меня перевели в главное общежитие МВТУ. К первой сессии я пришел без единого хвоста. Да и экзамены я сдал без единой тройки, если не считать дифференцированного зачета по английскому, где мне выставили "хлипкую троечку". Вот что значит пропускать занятия.
Дело в том, что наша группа, как я уже говорил, была "рабочей" и ее формировали, невзирая на то, какой язык каждый учил в школе: немецкий, французский... И занятия у нас начались с изучения алфавита. Задав мне пару вопросов, преподавательница английского выставила мне досрочный зачет и освободила от занятий до экзаменационной сессии. Тогда я очень гордился собой, а когда пришло время сдавать сессию, я, не имея практики, с большим трудом сдал, едва не завалив, английский...
Из всех педагогов первого курса мне особенно запомнились несколько.
Наибольшее впечатление произвел профессор Фролов, читавший курс химии. В день сдачи экзамена он вошел в аудиторию, где находился весь поток первокурсников в ожидании экзамена. Профессор внимательно оглядел заполненные ряды, сверкая толстенными линзами очков, потом громко спросил:
