Людмила Ситникова - В гости по утрам
Валентина сделала небольшой перерыв в повествовании, дабы смочить горло остывшим чаем.
– Нижегородскую Виктория знала – она видела ее на казенной даче, когда та в компании своего супруга приезжала к Константину. И вот я слышу, что тетя Варя снова приехала на дачу, зашла в гостиную и застрелила няню Марину. Потом она отправилась в кабинет Марыгина, а после бросилась в сторону кухни. В голове не укладывалось, что Вика говорит правду. Мой муж хотел забить тревогу, но я его остановила. – Огнева посмотрела на Катку. – А знаете почему?
– Нет.
– В тот момент я и сама не знала. Меня переклинило. Злоба и ненависть мешали дышать. Понурая Вика сидела на диване, муж носился по комнате, а я стояла у окна и твердила: «Никуда заявлять не надо. Ничего не произошло».
– А потом?
– Потом начался кошмар. Газеты, телевидение… В каждом переулке я слышала от прохожих о дерзком преступлении, совершенном неизвестными.
– Где все это время находились дети?
– У нас дома, разумеется. Знала бы ты, Катарина, каких усилий нам с мужем стоило вывезти Вику и Руслана в Ригу. Если бы не должность супруга, наш план неминуемо провалился бы. Но, слава богу, удача нам сопутствовала, и вскоре мы вчетвером оказались далеко от Москвы. При оформлении новых документов Руслану, который впоследствии стал Андрисом Райнисом, пришлось убавить один год, а Вике, превратившейся в Гунту, наоборот, прибавили лишний годик.
Огнева смахнула со щеки слезу.
– Рассказывать о том, как Вика на протяжении двух лет вскакивала по ночам, а Руслан в течение полугода не проронил ни слова, я не стану. Да и незачем об этом вспоминать. Скажу только, что со временем мы превратились в настоящую семью. Мы прошли трудный путь. Трудный и опасный. Пока Андрису не исполнилось восемнадцать, мне постоянно мерещилось, что к нам в квартиру с минуты на минуту придут люди, уличат нас во лжи, и последует неминуемое наказание. Как ни крути, а мы с супругом совершили противозаконное действие. Считай, мы похитили детей Константина Марыгина. Если бы правда всплыла наружу, думаю, я не сидела бы сейчас с тобой в этом магазинчике.
– И как складывалась ваша жизнь в дальнейшем?
– Протекала своим чередом. Дети росли, учились, влюблялись, мы с мужем не могли на них нарадоваться.
– А они… они вспоминали о…
– Нет! – прохрипела Огнева. – Эта тема была запретной. И в нашей семье она ни разу не обсуждалась. Гунта вышла замуж в двадцать три года, Андрис нашел свою половинку в двадцать один год. Создав свои семьи, дети покинули родительское гнездо. Мы с супругом остались вдвоем. А когда он скоропостижно скончался, я решила вернуться в Москву.
– Чтобы отомстить? Неужели все эти годы вы жили мыслью о мести?
– Не все. О мести я задумалась после похорон мужа. – Валентина Олеговна постучала себя указательным пальцем по лбу. – Вот здесь, Катарина, находится главный человеческий орган – мозг. И порой в черепной коробке начинают происходить процессы, которые меняют человека до неузнаваемости. Что-то щелкнет, заклинит, нажмется некая кнопочка, и ты уже на все смотришь под другим углом. Так случилось и со мной. Овдовев, я задалась целью – отомстить.
Приехала в Москву, поселилась в двухкомнатной квартире на окраине и приступила к осуществлению плана. Для начала разыскала Нижегородскую. Втерлась к ней в доверие и сделалась лучшей подругой. Два года спустя первая предложила открыть магазин сувениров. Варвара приняла предложение на «ура». А иначе и быть не могло – львиную долю капитала в бизнес вложила именно я.
– И на протяжении десяти лет вы ждали подходящего момента?
– Поверь мне на слово, Ката, за эти годы я могла сто раз отправить Варьку к праотцам. Но… – Огнева вновь дотронулась до головы. – В мозгу ничего не щелкало, так сказать, сигнала, способного сподвигнуть меня к решительным действиям, не поступало. И я ждала.
– Если я вас правильно понимаю, первый сигнал поступил в день рождения Нижегородской, да?
– Не совсем так, – Валентина Олеговна закурила. – В ту ночь я не могла заснуть. Вышла из спальни и спустилась вниз. Сидела в гостиной, не включая свет, и вглядывалась в темноту. Чуть позже со второго этажа спустился Павел и прошествовал в кухню. Ноги сами понесли меня в кабинет Варвары. Я взяла блокнотный листок, ручку и написала записку следующего содержания: «В моей смерти прошу никого не винить. Павел». Идея закрыть Павла в морозильной камере посетила меня мгновенно. Я поняла: начать надо именно с него. Пусть Варька, узнав о смерти племянника, начнет страдать. Пусть страдает так же сильно, как страдала я и Вика с Русланом.
Катарина встрепенулась.
– Подождите, о какой записке вы говорите? Где вы ее оставили, и почему я ничего о ней не слышала?
– А ты и не могла о ней слышать. Я спустилась вниз, открыла морозилку и положила листок на пол, а затем немного пошумела. Я не сомневалась, что Павел непременно спустится на цокольный этаж. Что и произошло впоследствии. Он постоял перед распахнутой настежь дверью, а когда увидел листок, прошествовал внутрь. А я…
– Вы захлопнули дверь, – закончила Копейкина.
– Да. Стрелка реле была переведена на минус двадцать градусов. А днем следующего дня я, улучив момент, спустилась к морозильной камере и вновь вернула стрелку на ее прежнюю отметку. Наверняка Павел к тому моменту был мертв.
– Вернемся к записке.
– Записку я забрала.
– Как?
– Мне вдруг в голову пришла мысль, что в случае обнаружения рядом с телом Павла записки органы заподозрят неладное. Во-первых, если Пашка захотел покончить жизнь самоубийством, он не стал бы выбирать столь ужасный способ, а во-вторых, могли провести почерковедческую экспертизу. Как ты сама понимаешь, мне это было ни к чему. За час до того, как Анюта отправилась к морозилке и заметила там Павла, я решила взять записку из камеры. Сказать честно, я нисколько не боялась. Даже если Павел оказался бы жив, то я в любом случае белая и пушистая. Например, я могла спуститься в камеру, дабы выбрать рыбку, которую мне до жути захотелось съесть на ужин. Подобное случалось уже не раз. Я частенько брала из морозилки Варвары рыбу и просила Анюту сварганить вкусный ужин. Опять же Павел не мог видеть человека, который захлопнул дверь, так как стоял спиной ко входу. Но на деле все эти предположения оказались пустыми домыслами. Павел давно окоченел от холода. Моя записка лежала рядом с телом, мне оставалось лишь нагнуться, поднять скомканный клочок бумаги и подняться наверх. Дальнейшее тебе известно.
– А газета? В новогоднюю ночь Варвара Тарасовна увидела у себя в кабинете газету. Это тоже ваших рук дело?
– Разумеется. Та газетенка вышла в свет через неделю после убийства Марыгина. Я ее сохранила. Все эти годы она лежала у меня в столе.
– Зачем вы подложили ее Нижегородской?
– Хотела напугать. Сначала планировала подбросить газетенку под дверь спальни Варьки, чтобы утром она ее заметила, но потом… Очень вовремя в доме отключили свет. Я прошмыгнула в кабинет, положила газету на стол и вновь присоединилась к гостям. Ох, какой был эффект – Нижегородская чуть не скончалась от страха. Это того стоило.
– Но газета потом исчезла.
– Когда Анюта, спутав котенка с крысой, завопила и все, включая Варвару, бросились выяснять, в чем дело, я забежала в кабинет и, спрятав газету под блузкой, подкинула Нижегородской еще один повод для беспокойства. После исчезновения пожелтевшего издания у нее началась истерика. А в ночь, когда я пробралась в особняк с намерением расправиться с Варварой – у меня имелся дубликат ключей, – я тоже устроила маленький спектакль. Нижегородская перетрусила до безумия. И знаешь, стоило мне открыть окно, как она моментально поняла, что произойдет в следующую секунду. По-моему, когда я ее выталкивала, Варька даже не пыталась сопротивляться.
Катарина поежилась.
– Зачем вы заставили ее написать чистосердечное признание? Что собираетесь делать с письмом?
– Не знаю. А как бы ты поступила, окажись на моем месте?
Ката молчала.
Огнева откашлялась.
– Почему ты молчишь, Катарина?
– Анна говорила, что вечером в особняк приезжала милиция. Это имеет к вам какое-нибудь отношение?
– Ты снова попала в самую точку. Моя идея.
– А смысл?
– Мне показалось, это будет забавно. Поступил сигнал об убийстве Нижегородской, милиция на всех парусах несется в поселок, а хозяйка жива-здорова. Но самое забавное, что спустя несколько часов она действительно умирает. Так сказать, лжевызов явился неким сигналом из самого ближайшего будущего.
Катка собрала всю волю в кулак и прошелестела:
– Валентина Олеговна, вы должны во всем признаться. Вы вершили самосуд, а это неправильно. Вы… вы убийца.
– И мое место за решеткой. Ты это хотела сказать?
– Именно. Никто не имеет права лишать человека жизни.
– Она заслужила смерть.
– А Павел? Он в чем виноват?
