Наталья Андреева - Куда уходят грешницы, или Гробница Наполеона
Полиция тоже этим займется. А лишние проблемы ей не нужны. Все будет утверждено согласно придуманной схеме. Завязано на Борисюка. Остается убийство Киры. А это было самоубийство! Типичное самоубийство! Кира была наркоманкой, и то, что она покончила с собой, неудивительно! С наркоманами случаются такие истории. А две борозды на шее? «В конце концов, – подумал Реутов, – можно признаться, что это был я. Вынул Киру из петли, хотел откачать несчастную, но не удалось. Испугался, что меня будут подозревать в убийстве, и повесил труп на прежнее место».
А на самом деле? Что произошло? Он всерьез задумался. Инга и Кира были подругами. Кира почти не вылезала из дома. Сидела на игле, да. Но кто сказал, что она была глупа? У писателей богатая фантазия. Кире требовались деньги на наркотики. Неужели Грушин снабжал ее зельем бесплатно? Но зачем это ему? Итак, Инга и Кира. Они друг с другом секретничали. Кира узнала от Инги много интересного. Слишком много…
Артем окончательно запутался. Уверен был только в одном, что Борисюк – шантажист. А Инга невиновна в шантаже. Зато виновна в связи с Грушиным. Ах, Даня, Даня! Все-таки успел!
Что же делать? Порвать отношения? В понедельник утром вместе с Валентином Борисюком уйдет из его жизни и Инга. Навсегда. Нет, ею не будет заниматься служба безопасности. Она – свободная женщина. Может спать с кем хочет. Встречаться хоть с двумя мужчинами одновременно, хоть с тремя. Законом это не запрещается. Уставом фирмы не запрещается.
И тут он почувствовал, как заныло сердце. Нет, не безразлична ему Инга! В том-то и дело! Все-таки зацепила! Простить? Невозможно! Расстаться? Немыслимо! Оставить все как есть? И думать о ней и Грушине? Думать постоянно! Это больно.
Так что же делать?!
Он прошел на кухню и, уже не раздумывая, выдвинул ближайший ящик, тот, где лежали столовые приборы, и сунул туда пистолет. Если бы Грушин не затеял эту вечеринку, ничего бы не случилось. Во всем виноват он. Артем с грохотом задвинул ящик на место. Какая теперь разница, где пистолет?
Проходя мимо холодильника, он машинально открыл дверцу. Взгляд скользнул по полкам с продуктами. Потом упал на стоящие в ряд бутылки. Уксус, масло. Бутылка водки. Все так же машинально Реутов достал ее из холодильника и взглядом зашарил по шкафам.
Подошел, открыл один, другой… Взял с полки чайную чашку и плеснул в нее из бутылки ледяной водки. Мелькнула мысль: «Тебе нельзя много пить. Ты делаешься дурной…»
Но он все равно выпил. В груди разливалась такая тоска, что возникло ощущение, будто оттуда вынули душу. Хотя раньше Реутов посмеялся бы над человеком, который сказал бы, что у него есть душа. Оказывается, есть! Хотелось чем-то заполнить образовавшуюся пустоту, уж очень болело. Потом Артем убрал бутылку в холодильник и, закрывая дверцу, машинально взял с тарелки кусок ветчины. Жуя, направился к двери. «А до горячего так и не дошло…» – мелькнула в голове мысль.
Хотя… Почему не дошло? Куда уж горячее! Поднимаясь по лестнице, Артем услышал мужские голоса. Грушин и Сид разговаривали на крохотном пятачке перед лестницей. На третьем этаже. Разговор шел на повышенных тонах. Артем невольно прислушался.
– А я скажу, кто убил Киру. И почему.
Он вздрогнул. Нет, самое разумное, это сесть сейчас всем за стол переговоров и совместными усилиями выработать версию сегодняшних событий. Договориться. Допустим, против Борисюка. Лучшей кандидатуры не найти. А если кто-то за счет Валентина решит свою проблему, так что ж? Везет сильнейшим. Сегодня кому-то повезло.
И Артем решительно зашагал вверх по лестнице. Кто-то шел ему навстречу. Они столкнулись аккурат на площадке второго этажа. Грушин пристально взглянул на родственника. И почувствовал запах водки. Тут же подумал: Артем выпил еще. Это хорошо! Перебрав, он теряет над собой контроль. А пистолет, скорее всего, на кухне. Потому что водку Артем мог взять только в холодильнике. Ну что ж…
– Грушин, ты готов? – спросил Реутов.
– Готов к чему?
– Раскрыть карты?
– Готов, готов, – ответил Сид, шедший следом за хозяином дома, и легонько подтолкнул того в спину. Потом вполголоса, обращаясь к Артему: – Думаю, надо договориться.
– Договориться, – эхом откликнулся Реутов. Фразу оба произнесли почти одновременно.
– А этот? – Сид кивнул на Грушина.
– Этот сейчас расскажет все.
Артем подошел к двери каминного зала, распахнув ее одним рывком. Нависшая над Ингой Прасковья Федоровна невольно вскрикнула. И распрямилась.
– Что здесь происходит? – удивленно спросил Артем.
– Ничего. Я просто хотела сказать на ушко этой девушке нечто, что мне поведал наш убийца, – весело объяснила Прасковья Федоровна, отходя от Инги.
– Но ведь, кроме вас двоих, здесь никого нет! – воскликнул Артем.
– Это вы так думаете. А привидения?
– Вы ненормальная или прикидываетесь?
– Я просто романтическая особа с богатым воображением!
– Да уж! – покачал головой Грушин. – Да еще с каким богатым!
– Итак, – начал Артем, подходя к столу. – Сейчас мы выслушаем Даниила Эдуардовича и примем совместное решение. О том, что следует говорить и чего не следует. Потом мы вызовем полицию. Грушин, начинай. Я весь – внимание. Остальные тоже.
Сид кивнул и направился к своему месту рядом с женой. Прасковья Федоровна отчего-то разволновалась. И жалобно сказала, обращаясь к хозяину дома:
– Неужели вы откроете все наши тайны?
Инга сидела в оцепенении. Скользнув по ней взглядом, Даниил Грушин ответил:
– О нет! Не сразу! Сначала я поведаю вам печальную историю Валентина Борисюка. И шофера Вани Смирнова. Надо завершить это расклад. Итак…Пики: последняя карта
одиннадцать вечера
Итак. Валентин Борисюк, которого заперли в ванной комнате, не стал играть в графа Монте-Кристо. То есть не кинулся к бритвенным приборам, чтобы перерезать брючный ремень и освободить руки. Разум подсказывал ему, что это бессмысленно.
Бежать? Куда? От себя не убежишь. До Валентина наконец-то дошел смысл фразы: «за все надо платить». Однажды в разговоре с симпатичной девушкой Валентин, бахвалясь, сказал, что с такими талантами, как у него, с такими знаниями, дипломами и предприимчивостью он застрахован от всех неприятностей в жизни. Мол, всегда заработает на то, чтобы черную работу за него выполняли другие. И не обязательно уметь клеить обои, забивать гвозди и менять свечи в карбюраторе личного автомобиля. Надо только иметь деньги, чтобы за все это платить.
В самом деле Валентин не знал, что такое трудности. Все в его жизни шло гладко. Нет, пришлось, конечно, потрудиться на ниве образования. Но Валентин точно так же, как и его родители, верил, что диплом – панацея от всех бед.
Его мама работала бухгалтером на крупном предприятии. Тихо, скромно. Не высовывалась, о должности главбуха не мечтала, без пяти шесть выбиралась из-за стола, забирала из холодильника сумки с продуктами и шла на проходную.
Отец всю жизнь шоферил. Не в таксопарке, потому что тоже не любил высовываться и не гнался за длинным рублем, а за баранкой рейсового автобуса. Голосующих не подбирал, опасался, вечерами не калымил, в авантюры не пускался. Оба родителя зарабатывали нормально, но тем не менее всю жизнь ругались из-за денег. Зарплата бухгалтера была меньше зарплаты шофера, и отец постоянно упрекал в этом мать. И вел скрупулезный подсчет: сколько жена осталась ему должна за годы совместного ведения хозяйства.
Говорят, что супруги, долгое время прожившие вместе, становятся похожими друг на друга. Глядя на своих родителей, Валентин не уставал удивляться их сходству. Хотя у мамы были темные волосы, а у отца светлые. И глаза разные: у матери карие, у отца голубые, у нее большие, у него, напротив, маленькие. И ростом мама была по плечо отцу. Но они говорили одинаковые фразы, одинаково наклоняли голову к правому плечу, прежде чем сказать что-то значительное, одинаково улыбались, и вообще возникало ощущение, что они брат и сестра, а не муж и жена. Тем более что родители спали на разных кроватях, и Валентин не помнил, чтобы отец обнял мать, поцеловал ее нежно или каким-то образом проявил свои чувства к ней.
Официально они были в разводе. Но жили вместе. При сносе старой пятиэтажки расчетливая мать Валентина предложила мужу развестись, чтобы взамен одной квартиры дали две. Отец с радостью согласился. Выгодная сделка! Так и вышло. Борисюки получили две новые большие квартиры, но в Зеленограде. Времена менялись, и хорошо, что Борисюки успели вскочить на подножку уходящего поезда: провернуть дело с фиктивным разводом. В одну квартиру переехал двадцатилетний сын, в другую бывшие супруги. Расписываться вновь они не стали. Ни к чему. Официально оба были совершенно свободны, но словно невидимые цепи приковывали их друг к другу. Они и ругались как-то скучно, будто по необходимости. И так же, как друг без друга, не могли прожить без этой ругани ни дня.
